— Кисс, объясни, в чем дело! Я ничего не понимаю!
— Зато я многое понимаю… Ты когда-нибудь слышала такое слово — стъеппойъя?
— Нет. К тому же такое слово с первого раза я и выговорить не сумею…
— Да, о некоторых вещах лучше не знать… Кое в чем я тебе даже завидую, вернее, не тебе лично, а твоему неведению… Стъеппойъя — это одно из тех наказаний, которые так любят колдуны Нерга.
— О, Высокие Небеса!
— Небеса тут ни при чем. То, что ты видишь — дело рук человеческих. Если, конечно, их, этих черных магов, можно назвать людьми… Знаешь, когда колдуны Нерга желают наказать кого-то из людей, то у них для этого имеется немало самых разных способов, часто абсолютно бесчеловечных. Одно из тех жестоких наказаний мы видим сейчас. Стъеппойъя… Человека полностью обездвиживают; но не лишают сознания, и в таком состоянии оставляют стоять неподвижно. Заколдованный таким образом человек все понимает, все чувствует — и боль, и усталость, голод и жажду, но не в состоянии пошевелить даже пальцем. И так неподвижно стоять на одном месте он может долго, днями и неделями, пока не умрет от голода и жажды, причем все так же неподвижно он будет стоять даже после своей смерти. Тело умершего падает на землю только от прикосновения к нему кого-то живого, и неважно, кто это будет — птица, зверь или человек. Падение мертвого тела может вызвать даже ползущий по умершему крупный жук, или случайно севшая бабочка.
— У меня в голове не укладывается…
— В Нерге есть некое развлечение: в праздники на аренах выставляют такие вот обездвиженные тела на аренах, и специально привезенные для этого хищные звери терзают этих людей заживо на глазах как у зрителей, так и у тех бедолаг, кто обречен быть выставленным на эту же арену чуть позже, на замену уже растерзанным…Ужас! Только представь себе состояние, страх и боль человека, которого заживо едят звери, а он ничего не может сделать!.. Я много раз пытался представить себе, что должны чувствовать те обездвиженные бедняги, которые видят, как звери терзают их товарищей по несчастью, и при всем том они знают, что через короткое время такая — же судьба ждет и их… Поверь: лучше погибнуть до того, и неважно, каким образом ты это сделаешь! Обычно теми несчастными, кого подвергают стъеппойъе, бывают или осужденные, или же те, кого их хозяева приговорили к мучительной смерти за некие прегрешения. Если даже растерзанный, потерявший часть своей плоти и внутренностей, залитый кровью человек все еще стоит на ногах — значит, несмотря ни на что, он все еще жив, над ним можно издеваться дальше, а как только падает — все, умер, не сомневайся. Можно смело ставить рядом другого несчастного… Так и этот человек, будучи уже мертвым, стоял до тех пор, пока я к нему не прикоснулся…
— Значит, это было совсем недавно?
— Не исключено.
— А почему он такой…
— Неестественно — белый? Сама могла бы догадаться. Посмотри, он же почти без одежды. Внимательней всмотрись в его кожу. Видишь?
— Ой…
— Да. Думаю, мы не ошибаемся. Этот парень был жив до того времени, пока из него комары не выпили всю кровь, всю, до последней капли. С той поры он так и стоял здесь.
— Отдать живого человека на съедение комарам… У меня в голове такое не укладывается!.. Погоди… Откуда здесь, в этой глуши, могут взяться колдуны Нерга?
— Хороший вопрос. Кто бы мне на него ответил… Может быть и такое, что здесь находятся не сами колдуны, а кто-то из тех, кто владеет этой темной наукой.
— Но это же опасно и просто неразумно — оставлять в лесу человека, убитого таким образом. А если на него наткнутся случайно забредшие сюда люди?
— Ну, кроме нас с тобой здесь людей не видно. Во всяком случае, пока… Да и не каждый из увидевших этого парня поймет, в чем тут дело… Кроме того, рано или поздно, но на умершего набрел бы зверь, или задела случайная птица. Одно прикосновение живого — и давно погибший человек падает на землю, а мертвое тело в лесу долго не пролежит… Если даже случится такое, что на его кости наткнутся другие люди, то решат, что это один из тех несчастных, что гибнут в лесу по собственной неосторожности или по трагической случайности.
— И все же это очень опрометчиво с их стороны. Мало ли кто может забрести в эти забытые места…
— Согласен. И подобная беспечность того, кто это сделал, мне очень не нравится. Слишком попахивает презрительным высокомерием колдунов Нерга… Очевидно одно: мы с тобой забрели в опасное место.
— Согласна… Бедный парень! За что его так страшно наказали?
— А ты не поняла? — нехорошо усмехнулся Кисс, и перевернул погибшего лицом вверх. — Посмотри на него повнимательней. Узнаешь? Вижу, что нет… Лиа, это никуда не годится — в твои годы иметь такую плохую зрительную память! А ну, вспоминай!
Почему это у меня плохая память? Да я любой рисунок запоминаю с первого взгляда, а сложные узоры, или там необычные плетения в память просто врезаются! Могу вспомнить любую вышивку пятнадцатилетней давности, и при том неважно, сама я над ней работала, или видела у кого! А вот лица людей — с этим, и верно, дела у меня обстоят много хуже… Обычно мне нужно несколько раз встретить человека, чтоб запомнить его лицо. А чего там вспоминать? Все люди похожи друг на друга… И этого парня я не знаю. Кажется… Обычное молодое лицо, спокойное и застывшее, очень темные волосы… Хм, волосы… Очень темные волосы…
— Это же он забрал нас на свой корабль! Ну там, в Стольграде!
— Совершенно верно. Именно этот парень выдернул нас с этапа. Помнится, он еще не хотел отдавать какие-то бумаги лейтенанту, отвечающему за доставку и погрузку заключенных. Они из-за этого чуть не поссорились… Интересно: за что его так наказали?
— Кисс, меня уже давно мучает один вопрос. На том корабле, откуда мы сбежали, был герцог Стиньеде…
— Ну, не только он один. Помнишь, на погрузке заключенных был спор между этим погибшим парнем, и лейтенантом, отвечающим за этап… Так вот, течь шла о каком-то списке из восьми человек…
— Мы тоже входили в это число…
— Правильно. Мы с тобой тоже имеем отношение к… Ну, в общем, к тому, что едва не произошло среди великих мира сего. Заговор там у них намечался, или же нечто похожее на то… Спорить готов на что угодно, что эти восемь, нет, без нас шесть человек из того самого списка имеют то или иное отношение ко всей этой запутанной истории с попыткой подмены настоящего принца Харнлонгра на самозванца. А кто-то, в свою очередь, сумел освободить арестованных из застенка, и вывезти их на том корабле, где находились и мы… Дерзко, ничего не скажешь! Риск, конечно, был немалый… Но у них получилось.
— У кого это? Ты сказал "у них получилось…".
— Понятно, что оставшиеся в столице заговорщики сейчас лихорадочно прячут концы в воду. Видно, Вояр выкорчевал не все корни. Что-то он пропустил или недосмотрел… Надо же! Не ожидал, что Вояра сумеют обвести вокруг пальца… Такие матерые волки, как он, ошибок обычно не допускают. Впрочем, никто из нас не совершенен. Может, вовремя нужные сведения до него не успели дойти, или он попросту что-то проглядел… В общем, для нас с тобой это уже не имеет никакого значения.
— Кисс, ты знаешь Вояра?
— Да кто же его не знает?
— Ты как думаешь: он не приложил руку к этой истории? Я имею в виду освобождение герцога Стиньеде и прочих…
— Однозначно — нет! — Кисс говорил твердо и обдуманно. Видно, уже не раз прокручивал эту мысль в голове. Как, впрочем, и я… — Даже если учесть, что ему вдруг пришла в голову очень сложная многоходовая комбинация, на которые он великий мастак… Все равно — нет. Из его рук ушла слишком крупная рыба, которую в будущем надо долго и с великим трудом вылавливать снова, и нет никакой гарантии, что это получится. К тому же там слишком высокие ставки и слишком большой риск… Так что выкинь эту мысль из головы. Скорее всего, Вояр, говоря проще, попросту где-то лопухнулся или что-то проглядел… Конечно, мужик он на редкость умный, и голова у него работает на зависть очень и очень многим, но все же при всем том он обычный человек, и может ошибаться, как и любой из нас. Или же в его ведомстве произошла утечка… Кстати, это вероятнее всего. Ох, не хотел бы я оказаться рядом с Вояром, когда он узнает, что восемь арестованных пропали невесть куда! Да еще из числа тех, кого подозревают в заговоре!..