Старуха пустила мальчика, а Авдѣичъ взялъ его за руку и сказалъ:

— Проси у бабушки прощенья. И впередъ не дѣлай такъ. А яблоко вотъ тебѣ. И Авдѣичъ купилъ яблоко и далъ мальчику.

— Набалуешь ты ихъ такъ мерзавцевъ, сказала старуха. Его высѣчь надо, а не наградить.

— По нашему такъ, а по Божьему не такъ. Коли его за яблоко высѣчь надо, такъ что съ нами за наши грѣхи сдѣлать надо?²⁰⁷

И paзсказалъ Авдѣичъ старухѣ притчу о томъ, какъ хозяинъ простилъ оброчнику весь большой долгъ его, а оброчникъ пошелъ и сталъ душить своего должника.

— Богъ велѣлъ прощать, сказалъ Ав[дѣичъ], а то и намъ не простится.

И вздохнула старуха и стала разсказывать про свою нужду и какъ она живетъ у дочери, и какъ внучата ее любятъ и какъ для нихъ работаетъ и для нихъ набрала щепокъ протопиться, и какъ Аксюша внучка всегда рада когда вернется бабушка и какъ лѣзетъ къ ней на руки. И совсѣмъ размякла старуха и сказала.²⁰⁸

Ну Богъ съ нимъ, пусти его, и хотѣла старуха поднимать мѣшокъ на плечи, но мальчикъ подошелъ и сказалъ:

— Дай я снесу, бабушка.

Старуха покачала головой и взвалила мѣшокъ на мальчика, а сама выбрала еще яблочко похуже и дала ему въ руку.

— Спасибо, бабушка, не надо, у меня есть, сказалъ мальчикъ.

И они пошли рядомъ по улицѣ.

Авдѣичъ стоялъ и все смотрѣлъ на нихъ и слушалъ, какъ они шли и что то все говорили. Вернулся Авдѣичъ къ себѣ и сѣлъ на свое мѣсто. Стало темнѣть, глаза старика устали²⁰⁹ и сердце²¹⁰ стало тосковать. Вотъ ужъ и фонари стали зажигать, и въ большомъ домѣ напротивъ²¹¹ заблистали огни.²¹²

А Господь все не являлся!

Наступила ночь, на дворѣ опять пошелъ снѣгъ, мало стало прохожихъ, да и разглядѣть ихъ было трудно; но дядя Мартынъ не отходилъ отъ окна и ждалъ.

А Господь все не являлся!

Наконецъ, старикъ, съ грустью, зажегъ лампочку и, доставь изъ печки свой ужинъ, сѣлъ за столъ. Принялся было ѣсть, но охоты не было, и голова²¹³ опустилась. «Это былъ сонъ, только сонъ», шепталъ онъ, «а я думалъ и въ самомъ дѣлѣ»...

Онъ убралъ ужинъ²¹⁴ и раскрылъ на столѣ свою любимую книгу. Но²¹⁵ и читать въ эту ночь охоты не было.

«Не пришелъ!» повторялъ онъ, и наконецъ задремалъ.²¹⁶ Вдругъ ему послышался шорохъ, комната какъ будто наполнилась людьми: впереди стоялъ²¹⁷ Степанычъ, около него женщина съ ребенкомъ и сзади старуха съ мальчикомъ. И они спрашивали:

«Развѣ ты не видалъ Меня?»²¹⁸

«Да кто же вы такіе?» вскричалъ башмачникъ, глядя на нихъ съ изумленіемъ.

Тогда ребенокъ, на рукахъ женщины, потянулся къ старику, наклонился надъ раскрытымъ Евангеліемъ²¹⁹ и пальчикомъ указалъ на²²⁰ стихи.

Авдѣичъ прочелъ:

«Алкалъ Я, и вы дали Мнѣ ѣсть, жаждалъ и вы напоили Меня, былъ странникомъ и вы приняли Меня... Такъ какъ вы сдѣлали это одному изъ сихъ братій Моихъ меньшихъ, то сдѣлали Мнѣ. (Матфея 25).

[ВАРИАНТЫ РАССКАЗА «МНОГО ЛИ ЧЕЛОВЕКУ ЗЕМЛИ НУЖНО».]

* № 1.

Жена слушала, слушала, заснула. Въ середи ночи закричала жена во снѣ и проснулась.

— Чего ты? говоритъ мужъ.

— Да что, Пахомушка, говоритъ: нехорошій я сонъ видѣла. Не ходи ты завтра землю обходить.

Засмѣялся Пахомъ.

Вона! говоритъ. Что же тебѣ привидѣлось?

— Охъ, не ходи, Пахомушка. Жутко мнѣ.

— Да что ты видѣла то?

И видѣлось мнѣ, что лежимъ мы съ тобой въ этой самой кибиткѣ и что слышу я, хохочетъ кто то у хозяина и что захотѣлось мнѣ посмотрѣть. И встала я, будто и пошла потихоньку къ той кибиткѣ. Подошла, подняла войлокъ и заглянула въ щелку. И вижу я, сидитъ этотъ самый старшина башкирскій, вотъ такъ за животъ ухватился обѣими руками, закатывается, хохочетъ. И гляжу я на него и это не онъ, а купецъ намеднишній, что къ намъ заѣзжалъ, и гляну я на купца, и опять не купецъ, а тотъ мужикъ, что къ намъ на старинѣ съ низу заходилъ. И гляжу я на мужика, и опять не онъ, а самъ дьяволъ съ рогами и съ копытами сидитъ, хохочетъ и на что-то глядитъ. Поглядѣла я, куда онъ глядитъ, а это ты лежишь кверху носомъ и бѣлый, какъ ручникъ. Испугалась я, закричала и проснулась. Не ходи ты завтра, Пахомушка, землю обходить. Не къ добру я сонъ видѣла и не къ добру на одно лицо три человѣка эти: и мужикъ съ низу, и купецъ, и старшина башкирскій. — Не ходи, батюшка.

— Посмѣялся Пахомъ. — Будетъ, будетъ толковать то. Вашихъ бабьихъ словъ не переслушаешь. Спи, еще рано. Прилегъ и Пахомъ. Да такъ и не заснулъ до разсвѣта.

* № 2.

Подбѣжала Пахомова хозяйка съ работникомъ, хотѣла поднять его, глядь, а у него изо рта кровь течетъ и онъ мертвый лежитъ. Ахнула жена, оглянулась на старшину, а онъ сидитъ такъ точно, какъ она во снѣ его видѣла, сидитъ на корточкахъ, гогочетъ. И видитъ она явственно рога изъ за скуфейки торчать и на ногахъ копыта.

Всталъ старшина, поднялъ съ земли заступъ, кинулъ бабѣ. — На, закопай! Да сестрѣ похвались, какъ мужику земля на пользу пошла.

Поднялись всѣ башкирцы и уѣхали.

Осталась вдова Пахомова въ степи съ своимъ работникомъ.

* [ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ РАССКАЗА «КАЮЩИЙСЯ ГРЕШНИК».]

Жилъ <богатый и знатный> человѣкъ 70 лѣтъ. И прожилъ онъ всю свою жизнь въ грѣхахъ. Въ молодости пилъ и пьянствовалъ, въ карты игралъ и развратничалъ. Въ молодости женился, отъ жены распутничалъ. Жену въ гробъ загналъ. Дѣтей разогналъ и подъ старость жилъ съ любовницами. Никого не любилъ кромѣ своего тѣла и денегъ. Копилъ деньги и деньги въ ростъ давалъ, никого не жалѣлъ и съ бѣдной, съ сироты, съ вдовы послѣднюю рубашку и крестъ съ шеи тянулъ. И заболѣлъ этотъ человѣкъ и на смертномъ одрѣ не простилъ никому ни одной копѣйки и никого не пожалѣлъ. Пришла смерть, и только когда послѣдній часъ пришелъ, ужаснулся передъ своей жизнью человѣкъ. И только успѣлъ сказать: Господи, какъ разбойнику на крестѣ, прости мнѣ. И только успѣлъ сказать и вышла душа.

И пришла душа человѣка къ дверямъ царства небеснаго. Только стала подходить, видитъ, сидитъ у воротъ на скамьѣ свѣтлый мужъ, волоса по плечамъ, на головѣ вѣнецъ царскій. А въ рукахъ держитъ мужъ гусли, играетъ и поетъ псалмы, хвалитъ Бога. И узналъ человѣкъ царя Давида и подошелъ къ нему, поклонился. Царь Давидъ посмотрѣлъ на человѣка и спросилъ: Чего тебѣ, человѣче, надо? Разсказалъ [человѣкъ] свои дѣла и подалъ запись всѣхъ дѣлъ своихъ. Посмотрѣлъ царь Давидъ и сказалъ: нельзя тебѣ; жаль мнѣ тебя, человѣче, нельзя тебѣ вступить въ царство небесное — велики грѣхи твои. И показалъ ему царь Давидъ по записи всѣ грѣхи его — и пьянство, и блудъ, и жестокость, убійства, и лихоимства и сказалъ: нельзя такому великому грѣшнику войти въ царство небесное. Заплакалъ человѣкъ и сказалъ: Знаю я, что грѣхи мои велики, да велика милость Божія. Былъ ты и царемъ и пророкомъ и согрѣшилъ же ты съ Уріею и женою его и простилъ же тебя Богъ. Воздохнулъ Давидъ, всталъ съ скамьи и ушелъ, скрылся отъ грѣшника.