— Какой наглый Человек, — сказал Джестрин и засмеялся, как это делал Пиверн, человеческим гортанным смехом. — Ты мне не друг, ни до, ни после того, как я стал человеком; и Бог знает, что никогда не был и другом Гаулта…

Джестрин говорил как люди: манерно, неестественно, клялся и даже ругался человеческими проклятиями. От Пиверна остались только искорки в его глазах — над шрамом от меча, который уродовал когда-то прекрасную щеку. Но и шрам не портил его внешности. Рядом с ним Арунден казался грубым нескладным животным; а ум бывшего лорда вполне соответствовал его внешности.

— За каждое препятствие на пути, — сказал тогда Джестрин, — ты потеряешь палец; и я советую тебе, расскажи мне о том, где находятся твои стражники, вспомни все пароли и условные знаки, иначе, милорд Арунден, ты узнаешь, что такое настоящая боль.

На пути было три засады. Арунден засопел, заныл и принялся громко кричать, что они презирают его, не доверяют ему и не дают ему помочь им.

Но блеск ножа Джестрина остановил этот словесный понос.

— Или ты служишь нам, — сказал Гаулт, — или нет. Решай сейчас. Мы можем обойтись без тебя.

— Милорд, — сказал Арунден.

Поэтому и сейчас они ехали медленно, с натянутыми луками и стрелами наготове.

Джестрин негромко свистнул, со склона послышался ответный свист.

Лошади спускались вниз маленькими ровными шагами, и скоро добрались до места, где тропа расширилась. Там их ждал человек, чьи глаза расширились от изумления за мгновение до того, как стрела Гаулта вонзилась в него. Возможно он поразился увидев Джестрина, вернувшего к жизни из мертвых. А возможно увидев самого Арундена, своего лорда, скачущего рядом с Гаултом, который правил всем югом еще шесть лет назад: по внешности Человек, и вооружен как Человек, он и Джестрин, Киверин и Пиверн — два лучника, два смертельно опасных лучника из Мантского Союза Воинов.

Джестрин улыбнулся, легкой приятной улыбкой, какой даже Джестрин-Человек мог улыбаться, улыбнулся Арундену, который сидел на лошади, потрясенный до глубины души.

— Вперед, — сказал Гаулт и махнул рукой ехавшим за ним воинам.

И они поехали вперед, приближаясь к лагерю людей, помойки которого воняли на лиги вокруг. Именно гарнизон этого лагеря охранял дорогу; предстояло опасное дело. — Мы должны напасть на них, — сказал Джестрин, — и здесь выйти на Дорогу: это самый быстрый путь.

Если, подумал Гаулт, они не увязнут в осаде; но Джестрин обещал что нет: Арунден отзовет с позиций всех лучников.

Гаулт, за спиной Джестрина, выбрал три стрелы: он не поехал на чалом, которого все слишком хорошо знали, но пересел на гнедого. Остальная колонна догнала их на этой более ровной местности и рассыпалась по сторонам, как только среди сосен появились очертания жалких хижин. В небо с поляны легким туманом поднимался серый дым, люди занимались своими домашними делами, ткали одежду и мололи зерно, выменянное или украденное со складов самого Гаулта.

И вообще почему люди должны поднимать тревогу при виде трех людей, скачущих через их лагерь, хотя бы даже с луками наготове, ведь эти всадники проскакали мимо постовых.

Если их что-то и встревожило, то только вид лорда Арундена, скакавшего впереди и громко приказавшего всем собраться в центре деревни.

Но когда остальные двое подняли луки, натянули их и стрелы полетели в тех, кто подчинился, вот тут раздались громкие крики и люди бросились на двух одиноких всадников.

И тогда из кустов вокруг лагеря появились остальные воины Гаулта, стрелы полетели во всех направлениях, не щадя ни кого.

Арунден, к сожалению, замешкался, и случайная стрела сшибла его с лошади.

Сопротивления почти не было. Люди разбежались по кустам, спасая свою жизнь. — Не преследовать! — приказал Гаулт своим воинам. — У нас нет времени.

Когда на поляне все стихло, Гаулт опять поменял лошадь и поскакал туда, куда звал его Джестрин; там небольшая долина, в которой располагалась деревня, резко обрывалась вниз, и стала видна Дорога, цепочка белых камней, бегущая в бесконечность между покрытыми травой верхушками сглаженных холмов.

Джестрин повел их вниз с вершины холма по тропинке, хранившей следы человеческих ног, выступавшие голые корни сосен образовывали что-то вроде ступенек на грязном обрыве, обеспечивая лошадям более надежный спуск на пути вниз, на равнину.

Теперь бояться надо не стрел. А только тех, кого они преследуют.

И все-таки он не мог понять, почему они зажгли его лес и защищают людей. Почему, если они враги, не напали на Морунд? Почему, если друзья, не приехали к нему в гости? Женщина, которую покойный Арунден так многословно описал, конечно не была никакой полукровкой, а в высоком Человеке, ехавшем вместе с ней, безусловно скрывалось сознание какого-нибудь кел-лорда; а если они к тому же враги Манта, вышедшие из ворот во время экспериментов Скаррина, то их с почетом приняли бы в Морунде.

Вместо этого они взяли одного, а потом и второго из бывших людей Ичандрена, которые стали их советниками: Арунден успел рассказать и об этом, помимо всего прочего. Но самым удивительным было то, что один из них Чи ап Кантори: бледноволосый волчонок обманул даже волков Врат Морунда и прожил намного дольше, чем ему полагалось; потомки Кантори были дерзки и отважны, как и их отец, отважны насколько, насколько может быть отважным человек — и, вполне возможно, незнакомцы принесли его в жертву у ворот Морунда.

Но то, что вторым стал Брон ап Кантори, причиняло Гаулту-Киверину настоящую боль: за последние два года Брон не раз похищал слуг Гаулта и трижды руководил налетами на его склады. Он-то думал, что о нем позаботились на ручье Гиллина, как и о других мятежниках Ичандрена.

Брон никак не мог быть кел, потому никогда не был рядом ни с какими воротами; и поэтому Чи, скорее всего, тоже не был. Люди могут сколько угодно подозревать Брона или Чи — но он, Киверин, всегда видит правду. Нет, они оба люди.

И что же это такое, когда кел якшаются с людьми, непонятно с какой целью, не обращая внимания на законную власть?

Вот почему он, Гаулт-Киверин, отправился в этот длительный рейд; вот почему мысли, одна другой хуже, мелькали в его сознании, внушая все большую и большую неопределенность: должен ли он попытаться найти общую почву с этими чужаками, скорее всего врагами Манта, или надо напасть, ударить и убить, а потом надеяться на награду за спасение Скаррина.

А это, подумал он, не должно занять слишком много времени, ровно столько, сколько нужно, чтобы подготовить его убийство. Скаррин мог пренебрегать ссыльным Кивериным. Гаултом героем юга — нет.

Вслед за Джестриным он достиг широкой пустой Дороги, чалый легко догнал гнедого Джестрина, хотя обе лошади устали.

— Мы схватим их, — сказал Джестрин. — Время еще есть.

Теджос, вот о чем, без сомнения, думал Джестрин; там и только там. Туда идут враги, и там мы найдем их, а они — нас.

Тропинка, освещенная последними лучами солнца ныряла вниз, в полумрак, который был еще глубже под огромными деревьями, нависавшими над ней. — Уже близко, — заверил Брон, когда Моргейн спросила его. В полусвете лицо Брона казалось очень бледным, на нем блестели капли пота. Чи время от времени озабоченно глядел на него, но Брон не просил леди сделать передышку; и сам Чи тоже, хотя, судя по сгорбленной спине Брона, боль не отпускала, его руки вцепились в луку седла, при каждом толчке при спуске он болезненно содрогался: наверно рана на ноге открылась и Вейни мог только сочувствовать адским мукам, которые терпел Брон при езде по такой ужасной дороге.

Но, внезапно, они выехали на ровное место, проехали еще немного и лес начал редеть, вот и опушка: перед ними лежала бескрайняя равнина, покрытая травой, по которой были разбросаны зеленые холмы, как две капли воды похожие на своих южных соседей.

Под ясным угасающим небом по покрытой лужами земле отчетливо виднелась цепочка белых камней — след Дороги; и, если посмотреть вперед, даже в сумерках была видна прямая линия, бегущая к горизонту: древние строители срезали холмы, чтобы не допустить ни единого поворота.