К тому же его потомство было многочисленным, у него уже были внуки, которых он тоже не очень‑то жаловал своим вниманием. Он был прирожденным вожаком, для него интересы племени всегда были превыше всего, превыше даже своей семьи. Мне не было жаль его.

– Я сказал гонцу, который отправился к моему племени, чтобы Алг, мой преемник, взял на себя обязанности вожака.

– Ты сошел с ума, Белый? – спросил Велор. – В такую трудную минуту ты бросаешь свое племя на произвол судьбы?

– Моего племени уже давно нет, Велор. Я остался один. Все мои сородичи погибли от рук людей. Даже от тех, кто покинул ваши племена, чтобы присоединиться ко мне, осталось всего шестеро и Алг – один из них. К тому же, его способности, как вожака, намного превышают мои. Он будет хорошим вожаком, гораздо лучшим, чем был я.

– Хорошо, – проворчал Велор, – это в твоей власти – самому оставаться у власти или передать ее другому. Но что ты скажешь по поводу наших намерений напасть на поселение людей в лесу?

– Я скажу то же, что и прежде: я считаю, что мы не должны воевать с людьми.

Даже Сайди пробудился от своей боли, даже он с недоумением и какой‑то неясной ненавистью посмотрел на меня, не говоря уже о Каспе и Велоре. Глаза же Лоро зажглись старой, хорошо знакомой мне ненавистью.

– Ты предлагаешь нам забыть смерть наших близких, Белый? – голос Лоро был вкрадчив и напоминал предостерегающее шипение змеи. – Ты хочешь, чтобы мы простили людям их поступки? Чтобы мы отказались от мести и чтобы надругались над памятью сейров, погибших по воле людей?

– Этой весной ты говорил мне то же, Велор, – я не смотрел на Лоро, – ты говорил мне: «Белый, откажись от мести. Представь, что твои близкие погибли, как будто бы сраженные молнией». Ты ведь говорил мне это, не так ли?

Я хотел, чтобы они оказались в моей шкуре, чтобы выпили всю ту горечь и разочарование, боль и растерянность, ненависть и опустошение, которые пил я всё это время. Я хотел, чтобы они выпили всё до самой последней капли, чтобы нахлебались досыта, чтобы часть того сумасшествия, которое чуть было не погубило мой разум, вошла в их сознание огненной молнией. Я хотел, чтобы они в полной мере ощутили ту непереносимую боль, которую ощутил я, когда они казнили Илая.

– Да, я не отказываюсь от своих слов! – вскричал Велор и я с удовольствием подметил дрожащие тона в его голосе. – Но теперь всё иначе, всё по‑другому…

– Что же «по‑другому», Велор? Как и тогда, погибли сейры. Как и тогда, погибли, как ты говорил и знаешь, по нелепой случайности. Люди не знали, что один из них, этот молодой человек, Илай, пытался спасти наши народы от взаимного истребления. Так что же это, как не случайность, слепой поворот судьбы, рок?

– Что ты хочешь сказать, Белый? – голос Сайди был глух, как будто надломлен. – Что мои дети и моя Тира…

– Я сочувствую твоему горю так же, как ты сочувствовал моему горю этой весной, брат, – сказал я. – Я понимаю тебя, как никто другой, я испытывал ту же боль, ту же горечь, что и ты. Но тогда вы, – я посмотрел на остальных, – предоставили меня самому себе, а теперь говорите то же, что говорил я – «убьем людей, убьем людей».

Я встал перед ними.

– Вот я перед вами – сейр, который уже прошел по этому пути. Я чуть было не потерял рассудок, когда выбрал этот путь, я потерял гораздо больше, чем вы – я потерял своих близких, братьев и сестер не один и не два раза, а три! Первый – во время первого столкновения с людьми я потерял свою семью. Второй – во время стычек в лесу я потерял почти всех своих братьев. И третий – я потерял их всех в тот момент, когда Илай предложил нам мир. Я отказался о своей мести, потому что понял – если я не приму его слова, если позволю себе продолжать мстить – я превращусь в зверя. Перед лицом погибших и тех, кто остался жить в ваших племенах, я сделал свой выбор в пользу всех сейров, всех, без исключения. Я смог простить столько смертей! Неужели теперь вы не сможете простить людям?! Они ведь ничего не знали об Илае!

– Ты потерял рассудок, Белый, и из‑за кого? Из‑за этого человеческого последыша? – прорычал Лоро.

– Этот последыш, как ты его называешь, был таким же, как и мы, – сказал я. – Он так же ненавидел, так же заблуждался, как и мы, но так же, как и мы, он был способен на раскаяние и прощение. Он признал ошибки своего народа! Почему же вы не можете понять, что сейчас все мы совершаем ошибку, самую страшную ошибку, которая будет стоить жизни нашему народу?!

Они молчали.

– Я не говорю, что смерть наших братьев и сестер бесполезна. Я знаю – то, что произошло с нами, без сомнения, самое чудовищное зло, которое могло случиться. Я не ищу оправдания поступку людей, я знаю, почему они это сделали, я пытаюсь найти объяснение тому злу, что они натворили. Но даже это не главное. Если мы ответим злом на зло – мы упадем в пропасть, откуда уже никому и никогда не будет возврата.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Белый, – глаза Велора были похожи на два черных камня, – ты предлагаешь нам простить людей, забыть нашу смерть…

– Простить – да, но не забыть.

– Ты предлагаешь нам предать свой народ, – продолжал Велор, как будто не слыша моих слов, – покорно уйти подальше в леса, прятаться, подобно червям, и каким‑то образом дать понять людям, что мы не желаем им зла.

– Я сам могу отправиться к ним, – сказал я и мои слова повисли в воздухе.

– А я говорю, что этого не будет никогда, – глаза Велора полыхнули яростным огнем, – я говорю, что теперь перед нами стоит очень простой выбор – либо мы, либо люди. Третьего не дано никому – ни нам, ни людям. Пока хоть один человек оскверняет своим присутствием наши земли, я не успокоюсь – клянусь своей душой.

– Клянусь, – прорычал Касп, с ненавистью глядя на меня.

– Клянусь, – повторил Лоро.

Сайди молча склонил голову, не глядя ни на кого.

– Завтра мы выступаем к поселению людей в лесу. Я спрашиваю тебя, Белый, пойдешь ли ты с нами? Мне безразлично – отправишься ли ты на битву в качестве вождя или нет, но я должен знать – ты с нами или нет?

– Я выйду на битву как обыкновенный воин, Велор, – ответил я.

– Хорошо, – он равнодушно, как на пустое место, посмотрел на меня, – тогда ты должен покинуть совет, твое место займет твой преемник.

– Пусть будет так.

– Наверное, ты испугался, Белый? Испугался, что мы убьем тебя так же, как убили твоего дружка, больше похожего на бледную жабу, если ты пойдешь с нами?

– Ты всегда был глуп, Лоро, – как можно презрительнее ответил я.

Над моей головой взметнулась его лапа, занесенная для удара.

– Я не потерплю, чтобы сейчас сейры убивали сейров, – взревел Велор и Лоро отступил, – у нас есть дела поважнее!

Лоро посмотрел в мои глаза и я понял его мысли: «Когда‑нибудь, в другом месте и в другое время, Белый».

И я кивнул ему в ответ – «Когда‑нибудь»…

* * *

Знакомо ли вам ощущение надвигающейся беды? Предчувствовали ли вы когда‑нибудь нечто страшное, что происходило потом? Отмахивались ли вы от своих предчувствий?

Это давящее на грудь чувство, как духота перед грозой. Ветер стихает, деревья замирают, как будто молятся небесам. Небо заволакивают серые плотные тучи. Земля кажется укрытой плотным стеганым одеялом, горячая прослойка воздушных масс давит, как прессом. Вы смотрите на небо и вас охватывает внутренняя дрожь – вы знаете, что должно произойти. Задыхаясь и обливаясь потом, вы знаете, что будет потом.

Налетит ветер, его порывы будут ломать деревья, опрокидывать вывески, швырять пыль прямо вам в лицо. Потом небо расколется на части от раскатов оглушительного грома. Потом яркие цепные ленты молний ударятся о землю. Из расколотого неба на землю хлынут потоки воды. Душная неподвижность сменится пронизывающей до костей влажностью. И вы будете говорить – «Так должно было случиться, я чувствовал».

На Лимбе тоже ждут бури. Гораздо более страшной, чем проливной дождь или ураган. Эта буря принесет с собой смерть.

Это, так или иначе, чувствуют все. Сейры, неумолимо приближающиеся к холму, на котором солдаты построили свой Форт. Это чувствуют солдаты, бесполезно пытающиеся заснуть в преддверии грядущих событий. Это чувствуют «беспилотчики», которые ведут дирижабли далеко в лес.