«Ай, Сухорукий, молодца, — мысленно аплодировал Лазарь. — Горазд! А я его ругал… Ах, иосифушка ты наш, Паханхамон, и в имени твоем, если справа налево, — Нил… Атас, фараоны! Саталин. Отпустил скупленные души. И сказали Сапоги — мы пархастым не враги. Теперь Изход на мази — считай поехали! Прощай, горадзе Джугаградзе! Избавились, слава Яхве! А где-то через полгодика, где-нибудь так в марте, примерно на Пурим, можно устроить, чтобы помер тиран. Как бы — мы в дверь, а Хотеп усоп. Амен, Аман! Пошел на Стикс поссать — и концы в Кунцево! Спохватятся, конечно, забегают — вот тебе и на, мартиролог оборван, до объявленных цедельбаумских ид не дотянул, мартышка-коротышка, пятилетка шестипалая… А видать, вовремя не заливали холуи-начкары хванчкару в бак, никакой власик не заводил органчик, никто не разжигал огня в трубке, механизм и проржавел. Не знали дела. Знай себе ставили ему пузырь со льдом на голову и пиявки (8 шт.) за уши — и в бюллетень вносили. Да уж сразу в мавзолей бы! Во прикольное леченье — средневековье! Дуремарры! Медврачи порошковые! Естественно, сдох тов Ста, Отец Всех Святынь — приходи на ходынь! На лафете увезут к Стене — и настанет лафа! Раздавили Усача — и грянул гром!»

Лазарь радостно потер руки. Да-с, запланируем эту штуку на будущий год, чтоб мне отсохнуть. Символ шибко хорош — 1, 9, 5, 3 — на кассе восемнадцать, гематрия слова «хай» — жить. Ну, кому тлеть, а нам — в путь, ужом. Суровый указ о высылке я уже перепечатал, завтра выйдет ужо. Понапутают, конечно, половину, как водится — вдоль и в юдоль… Эх, авось щас начнется!

И началось. Известно, что человек сам не мыслит. Мыслит, Колымосква, а человек лишь репродуцирует дошедшее до него, кумекает — как если бы множественное упрямое перестукиванье из палаты в палату тугоухих пациентов скорбдома давало на выходе связный текст — маркизм-досадизм. Узрев указ, заснеженный многолапый зверь с хвостовым мозгом воскрёб в затылке, зашевелился, зацарапал когтями, завыл… Лягай, страна огромная! Это же ужас что было! Крики, вопли. Обзывались. Плакаты на стенах, постановления на станах, лозунги на домнах, митинги на блюмингах. Поклепы, напраслина. Утром в газете, вечером — в навете! Сонет шестьсот шестьдесят шестой! Выходили глашатаи в тулупах, пердели в длинные трубы — слу-у-шайте! В бубны били, через костры прыгали, в вывороченных шкурах скакали, выкликая: «Сгинь-изыдь ЕАК в ЕАО! Даешь Вайншток — на Дальний Восток!» Тут не доешь дальнейший кусок — в горле застревает, когда орут такое из «тарелки» в форточку… Второе, бывало, даже отодвинешь… Тфилин намотаешь…

А дальше — краше. Разговоры о здоровье. Врачи — палачи (залечили, патологи, залечили, анатомы!), хирурги — хитрюги (отчекрыжат фрунзю — и под пиво), дантисты — садисты, зубы клещами рвут и на клеща выменивают… Доктор Жи! Зайчики в трамвайчике! Так и норовят крещеный люд выпихнуть на площадку! Мы за кол, а они — укол! Вспыхнули, как маков цвет соломки! Учеными-коренниками была обнаружена невидимая, широко разветвленная тайная организация пархов, общающаяся в незвуковом диапазоне (вроде нетопырей), что позволяло им держать связь на значительном расстоянии без применения технических средств и свободно осуществлять свою чудовищную деятельность. У них есть свое ядро (да не одно!) — пульсирующее, изжелтое, выпускающее в мир пархочастицы, юд-лучи. Конечно, их всех, абрамосар, можно было отправить путешествовать из Колымосквы в СПБ (спецпсихбольничка, где всадят кубики и играй), но — коек не напасешься, самим надобны.

Ну, народная расправа гряла и грела сердца, погромцы-громадяне готовили — «жидотрепания», как выражался древний историк. «Ибо пархи зазнамо признаются нами в массе как элемент, весьма мало желательный для Отчизны Отечества». Урожай-борьба шла, но хромала, с насаждавшейся початками ересью жидовствующих — Новгород с посадами примкнул, а Миргород отбрехался, спасовал, сел калошей в калюжу. Запреты множились — так, в дождь пархам воспрещалось выходить на улицу — «дабы не осквернять воду, коя, стекая с них, могла попасть в канавы, из которых пьют москвалымцы». Сочинения писались в косую линейку: «Аще человек будет добр всеми добродетелями и примесит к ним мало нечто жидяхвского семени, ино то все его житье не потребно перед Богом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его…» (инок Савва, 4-й «б» класс). Хотели уже, плюнув на занятость, оказнить их на Злобном месте на Болотной площади — виселицы-веселюшки бабы в ватниках улыбчато ладили для врачебников-оборотней — болтаться им в метель по адам на Ев рее! — да призадумались… О, равновеликий смирнонравный колымосковский народ! Терпеньем спеленут и, можно сказать, повит. Повылезли чумазые из землебитных жилищ, сошлись, несмотря на мороз, на Коровье поле, речи-орацыи повели:

— О, Господи! — гыгыкают, гоголят. — И так всякой дряни много на свете, а ты наплодил еще и Жи! Гони их! Ого-го! В огонь и воду! С интервалом!

— Иконь нашу — нет, чтоб горшки покрывать! — на стишки в тетрадку расхитят, клюквенники, и распишутся: «Окончено письмом в году сяком от Расп. Хр.».

— По клуням хедеры устроят, низкопоклонь… Деток-васяток не грамоте учат, а ихним азбучным истинам — «А-бы-вы-го-де!»

— Нация с клеем — хлопотливая-с! Пальцы липкие, приникают промокашечно ко всему чистому, снежному, неисписанному…

— Ишь, успешливые! Ну-тк, сочтемся. Отмстим. Зуб за рубь, коронка за терновку!

— А узнать их легко — у всякого парха на груди кровавое пятнышко. «Отец, слушай, режет, а я отвожу», как говаривал Моисей. Алзо шпрах парх!

— Недаром они Моисеюшку загубили, юшку пролили. Бей канегиссеров-велосипедистов! Загоняй жи — за Можай, а абрамосар — за Изар!

— Десять сатанинских ударов! Побегут, как ландау от ладана! Адская помесь рыси, львицы, волчицы, свиньи и лисицы! Цы-цы-цылии!

— Самцы питаются нектаром, а самки — кровью християн. Инь и ян, гля!

— Всех пархов поверстать в губителей и отправить в сибиря на Биру — пущай там в пробирках амуры разводят, жидостан биджанят!

— Мы рубили лес, мы копали рвы, вечерами к нам подходили львы… Львы от колена Иудина, из копыта Давидова! Кодла подла — голда да гондла!

— Знаем мы этих орлов, верных товарищей с кровавой пищей…

— В барак попить не войдешь — чесноком несет… Там тебя за гоэлро брали — тянулись к свету!

— Нас и собрали тут нарочно, чтобы там поджечь. Воззванье б надо: «Купно за едино! Отечеству, человечеству и скубентам! Свинагоги — под зерно!»

— Протоколы, кстати, ведутся? Записывают старательно? Это я к тому, что близится их царство, полное ицхакство галахическое. Всех прижмут. Мужиков обяжут в ермолах ходить, а баб оброют и в парики обрядят. На хануку докука — свечки по православью ставить и поплевывать…

— От черти! Хапуны! Вирусалим — это город али напасть?

— Где же, о где же в пихтовом Оснежье грандиозные оратории варяжского «Кольца Мурлыки»: «Пощады пихто не желает!» Крещендо! Крещенье! Как пархи Паро хоронили!.. Голоса, полные народной боли и возмущения, требующие положить, обтереть, отдать концы этому бесконечному паросотлетнему истязанию…

— Из миквы их, квакушек, да в купель по макушку, а опосля в теплушки и напрямую в трюмы, по трапу на борт, с паровоза-кукушки на пароход «Святитель»! А там как раз и море расступится…

— Известное дело. Это хитрое семя, и в пустыню упав, пробьется, если известью не засыпать.

— Торики и талмудисты, повенчанные с субботой, рабочие Сивона, губители оруса как этноса, исполнители заклятого приказа: «Изведи ты мне весь православный народ, а я тебя за это в серебряном гробу похороню». Трудяги!

— Помните первое присвоение генеральских званий Системы, в известиях сообщалось — тридцать шесть фамилий, и все пархи!

— Избрансоны! Заветникеры! Тут не фарт, а блат!

— Это когда было-то? Это уже после IV Митинга?

— Вот она, группа «Освобождение Туда», по буквам шмонай, мнемонически: Плинер, Ицкович, Заковский, Дерибас, Агранов.

— Эх, Тит твою, матлингвистика! Ни много ни мало… Типитит и тахитит!