— Мой шеф позаботился, чтобы ничто не отвлекало меня от выполнения поставленной им задачи, — подытожил я без особого восторга в голосе.

Доктор Еникнани тяжело вздохнул:

— Да, верно. Подумал о каждой детали.

— Что-нибудь еще?

Он задумчиво пожевал губу:

— Да, но об остальном подробно расскажет терапевт; кроме того, вам выдадут стандартный набор брошюр. Пожалуй, нужно упомянуть вот о чем: вы сумеете контролировать свою лимбическую систему, которая непосредственно влияет на эмоции. Одна из новых разработок доктора Лисана.

— Значит, буду выбирать настроение? Как, скажем, одежду?

— В некоторой степени, да. Кроме того, при работе с определенными областями мозга, нам иногда удавалось затронуть сразу несколько функций. Например, ваш организм теперь гораздо быстрее избавляется от алкоголя. Если, конечно, вам вообще потребуется выпить. — Он укоризненно посмотрел на меня: хороший мусульманин не вправе употреблять спиртное. Доктору, наверное, известно, что я, мягко говоря, не самый примерный последователь заветов ислама в нашем городе. Однако предмет довольно деликатный, тем более для его обсуждения с незнакомым человеком.

— Не сомневаюсь, ваш заказчик по достоинству оценит такое достижение. Отлично. С нетерпением жду выписки. Я стану рукой Аллаха, сеятелем добра среди неправедных и погрязших в разврате.

— Иншалла, — серьезно сказал доктор.

— Хвала Аллаху, — отозвался я, пристыженный искренней верой, прозвучавшей в его голосе.

— Остался еще один момент, а потом мне хотелось бы поделиться с вами соображениями, касающимися философии, которой придерживаюсь я. Во-первых, как вы наверняка знаете, в мозгу — точнее, в гипоталамусе, — расположен так называемый «центр удовольствия», который можно стимулировать искусственным образом.

Я сделал глубокий вдох. — Да, кое-что слышал. Говорят, ощущение потрясающее…

— Подопытные животные и люди, которым разрешают самим на него воздействовать, часто забывают обо всем на свете — о еде, питье, других потребностях организма, — и продолжают возбуждать себя, пока не погибнут. — Его глаза сузились. — О нет, господин Одран, его мы не трогали. Ваш… покровитель решил, что искушение будет слишком сильным, а у вас имеется масса более важных дел, чем погружаться в какой-то псевдорай.

Не знаю, что правильней — радоваться или сожалеть об упущенном шансе. Я, конечно, вовсе не хочу тихо зачахнуть, истощив организм нескончаемым подобием оргазма. Но с другой стороны, если иная перспектива — свидание с парочкой озверевших психопатов, вполне вероятно, в момент слабости я предпочел бы первый способ самоубийства. Представляете: невероятное наслаждение, которое никогда не уходит, не теряет первоначальной остроты…

С непривычки, конечно, нелегко, но — кто знает? — вдруг со временем как-нибудь сумел бы приноровиться…

— Рядом, — продолжал доктор Еникнани, — есть участок, вызывающий необузданную ярость и агрессивность. Это также «центр наказания». При его стимуляции человек испытывает страдание, по силе не уступающее экстазу во время воздействия на «центр удовольствия». Так вот, данную область мы обработали. Ваш патрон посчитал, что доступ к ней окажется полезным при определенных обстоятельствах; кроме прочего, он получает возможность вас как-то контролировать. — Доктор говорил подчеркнуто неодобрительным тоном. Я, естественно, тоже не испытывал особой радости. — Если вы сами решите его «включить», очевидно, превратитесь в ужасное существо, настоящего ангела-мстителя, которого нельзя остановить. — Он замолчал; доктор явно считал профанацией высокого искусства нейрохирургии то, что приказал сделать Фридландер-Бей.

— Мой… шеф обдумал все до мелочей, верно? — сказал я с горькой насмешкой в голосе.

— Да, действительно. То же следует сделать и вам. — Доктор неожиданно наклонился и положил мне руку на плечо. Подобный жест сразу изменил тон разговора. — Господин Одран, — произнес он очень серьезно, глядя мне прямо в глаза, — я знаю, почему вы решились на операцию.

— Ага, — промычал я, с любопытством ожидая продолжения.

— Во имя Пророка, да будет с ним мир и благословение Божие, вы не должны страшиться смерти.

Этого я не ожидал.

— Ну, вообще-то я редко размышляю на подобные темы… Неужели электронные штуки, которыми вы напичкали мой мозг, настолько опасны?

Если честно, я действительно боялся, что, случись что-то не так, рискую стать идиотом, но уж никак не трупом. Нет, такое мне в голову не приходило.

— Вы не поняли меня! Я говорил совсем о другом. Когда вы покинете госпиталь и начнете деятельность, ради успеха которой претерпели немалые тяготы, изгоните из сердца ужас. Великий английский мудрец Виллиам аль-Шейк Сабир в замечательной пьесе «Король Генрих Четвертый, часть первая» сказал: «Жизнь — игрушка для времени, а время — страж вселенной — когда-нибудь придет к концу»[23]. Как видите, нас всех ожидает кончина. От нее не скрыться, не убежать; она — благо, ибо открывает врата, через которые человек попадает в рай, — хвала его Создателю. Итак, исполняйте свой долг, господин Одран, и пусть не смущает вашу душу недостойный страх перед смертью!

Просто замечательно: мой врач оказался еще и мистиком-суфием! Я не знал, как отреагировать, и молча разглядывал его физиономию. Еникнани сжал мое плечо и выпрямился. — С вашего разрешения, — произнес он. Я слабо взмахнул рукой:

— Пусть сопутствует тебе удача.

— Мир тебе.

— И с тобой да пребудет мир.

Я снова остался один.

Джо-Маме наверняка страшно понравится эта история. Интересно, во что она превратится в ее пересказе …

Сразу после ухода доктора явился молодой санитар со шприцем. Я попытался объяснить, что меня не надо накачивать наркотиком; я просто желаю выяснить пару вопросов. Но парень резко произнес:

— Повернитесь на живот. Куда колоть: слева, справа?

Я немного поворочался, и в конце концов решил, что мой бедный зад везде болит примерно одинаково.

— А еще куда-нибудь нельзя? В руку?

— Не получится. Могу только пониже, в ногу. — Он довольно грубо стащил простыню, протер ваткой бедро и всадил иглу. Потом опять быстро обработал кожу спиртом, повернулся и молча направился к выходу. Я явно не принадлежал к его любимым пациентам.

Мне захотелось остановить парня, растолковать ему, что я не самовлюбленный, сластолюбивый и порочный сын свиньи, каким он меня считает. Но прежде чем я успел открыть рот, а он — дойти до двери, голова сладко закружилась и знакомое, по-матерински теплое и ласковое забвение приняло меня в свои объятия, избавив от всех ощущений. Последняя мысль перед тем, как я полностью отключился: «Так здорово никогда в жизни не было…»

13

Я не ожидал наплыва посетителей. Я сам заранее предупредил знакомых, что ценю их заботу, но предпочитаю, чтобы меня оставили в покое, пока не поправлюсь. Как правило, в ответ мне тактично намекали, что навещать меня никто и не собирался. Ну и пусть, гордо сказал я себе. Мне действительно не хотелось никого видеть, потому что я примерно представлял, как проходят такие визиты. Доброхоты усаживаются на кровати у тебя в ногах и с притворной бодростью в голосе начинают со стандартных фраз: прекрасно выглядишь, скоро почувствуешь себя лучше, все ужасно скучают. А если ты к тому времени не успеешь заснуть, перейдут ко второй части — в подробностях опишут каждую перенесенную ими когда-то операцию. Таких развлечений мне не надо. Я предпочитал в одиночестве наслаждаться последними молекулами эторфина, постепенно рассасывающимися в моем мозге. Конечно, на всякий случай я приготовился играть роль мужественного страдальца в течение нескольких минут в сутки. Но репетиции оказались напрасными. Мои друзья были верны слову: ни один из паршивцев не удосужился зайти и поинтересоваться, как у меня дела, вплоть до последних часов перед выпиской! Никто даже не нашел времени позвонить, прислать открытку или хотя бы какой-нибудь трогательный цветочек. Ну погодите, я вас взял на заметку!