Кроме того, что эта книга, как и другие, принадлежит к определенной группе, что уже дает Демпси некоторую информацию, она вызывает определенную реакцию у него самого: ее название, то, что он знает об авторе, то, что слышал о книге, — всего этого достаточно, чтобы определить, интересна ли она ему. Важно также, какова степень близости этой книги к собственной внутренней книге Демпси, — это тоже фактор, чтобы сформировать свое мнение; и надо заметить, что эта мера близости не вычитывается напрямую из книги Лоу, она не может ни усилиться, ни ослабеть, даже если Демпси прочитает книгу от корки до корки.

• • •

Следовательно, признавать, что вы не читали некой книги, но при этом без стеснения высказываться о ней должно было бы стать распространенной манерой поведения. А в реальности так поступают немногие, потому что признание, что вы чего-то не читали, в нашей культуре обязательно связано с чувством вины — хотя такой способ знакомства с книгой, как мы видели, может быть весьма эффективным.

Обратим внимание, что Демпси с такой прямотой высказывает свое мнение о книге Лоу лишь потому, что он ведет диалог с компьютером, а не с живым человеком. И его отношение к «собеседнице», надо сказать, резко меняется, как только он обнаруживает, что она обладает индивидуальностью — высказывает собственное мнение, чего теоретически компьютер делать не способен:

«Робин Демпси: А эта идея, что он может претендовать на должность при ЮНЕСКО, — сущий бред.

„Элиза“: Я бы так не сказала».

Именно на эту последнюю фразу Робин Демпси не мигая смотрит последние десять минут. Когда она появилась на экране, у него на голове зашевелились волосы: это было нечто новое, совсем не похожее на то, что «Элиза» выдавала до сих пор; это был не вопрос, не просьба и не высказывание, связанное с тем, что упоминалось в разговоре, — это было ее собственное мнение. Но откуда у «Элизы» может быть собственное мнение? Откуда она знает о должности при ЮНЕСКО больше, чем знает Робин, или больше, чем он ей сказал? Переборов страх. Робин медленно и неуверенно печатает:

«— Что ты знаешь об этой должности?

„Элиза“ моментально отвечает:

— Больше, чем вы думаете».

Робин бледнеет, затем краснеет до ушей и спрашивает машину:

«— Хорошо. Раз ты такая умная, тогда скажи, кто получит эту должность».

И компьютер, постепенно выходя из роли просто машины, невозмутимо отвечает:

«— Филипп Лоу».

Оказывается, что компьютер высказывал собственные суждения, в том числе и о ходе выборов в университетском мире, потому что он не так автономен, как долгое время считал Демпси. Репликами «Элизы» управляет на расстоянии один из коллег Робина, и когда тот понимает, что над ним подшутили, то впадает в ярость. Его чувства можно понять: ведь, не зная, что на самом деле он разговаривает с собеседником-человеком, Демпси, не таясь, рассказывал о своих личных переживаниях — например, о своей ненависти к Лоу — и в результате сам себя поставил в унизительное положение.

Все наши познания в области культуры, точнее, наши незнания тесно связаны с личными переживаниями, а еще больше связана с ними вся ложь, к которой мы прибегаем, чтобы скрыть свои слабости. Если бы Демпси беседовал с человеком, он никогда не признался бы, что ему, как и всем нам, часто случается говорить о книгах, которых он не читал. Потому что эта тайна связана с теми механизмами, которые мы используем, чтобы скрыть от других пробелы в нашем образовании и выставить себя перед ними — а также и перед самими собой — в более выгодном свете.

Демпси, считая, что он беседует с машиной, полностью обнажает себя и свои чувства перед одним из людей, от которых он, очевидно, желает максимально закрыться. В частности, обнажается чувство ненависти, которую он испытывает к одному из коллег, — чувство, которое по правилам культурного общества, и тем более университетского мира, положено скрывать. Но кроме того, обнажается и правда об этом культурном обществе, где встречаются и злоба, и обманы.

Чувство стыда, более или менее осознанное, определяет наше отношение к книгам, и беседы, которые мы о них ведем, — в той же мере, в какой культура и то впечатление, которое мы хотим о себе создать, являются прикрытием, прячущим нас от других и от нас самих. И если мы хотим находить адекватные решения в ситуациях, в которые нас часто загоняет жизнь, сталкивая с нашими собственными несовершенствами, нам необходимо помнить об этом механизме и понимать, как он работает. Только так можно выжить в причудливом пространстве культуры, составленном из отрывков книг, где наша истинная сущность — похожая на испуганного ребенка — все время подвергается опасности.

• • •

Робин Демпси способен признаться только компьютеру в том, что ему, как и всем нам, случается говорить о книгах, которых он не читал, а вот персонажи другого романа Лоджа, «Академический обмен», поступают иначе — у них даже есть особая игра, связанная с такими книгами.

Придумал ее тот самый Филипп Лоу, возможное избрание которого на должность профессора при ЮНЕСКО так возмущает Демпси в романе «Мир тесен». В «Академическом обмене» Лоу, тогда еще скромный преподаватель в университете английского городка Раммидж (действие этой книги происходит на несколько лет раньше) в рамках университетской программы меняется местами с блестящим американским профессором Морисом Цаппом, и вскоре к этому обмену должностями и университетами добавляется обмен спутницами жизни.

Во время своего пребывания в Калифорнии Лоу рассказывает нескольким студентам об игре, которую он называет «уничижение»:

«Он обучил их игре, изобретенной им еще в аспирантские годы: согласно правилам, нужно было вспомнить книгу, которую ты не читал; при этом если находился кто-то, кто читал ее, то очко доставалось тебе. Военная Униформа в компании с Кэрол сразу вышли в победители, набрав по четыре очка из пяти возможных за книги «Степной волк» Гессе и «История О» Реаж соответственно, причем Филипп и в том и в другом случае лишил их последнего очка. Его выбор — «Оливер Твист», всегдашний залог победы — привел к коллективной ничьей»²⁵.

Понятно, почему игра называется «уничижение». Чтобы набрать очки, нужно выбирать книги, которые читали все — а вы не читали. Обычно в светской беседе все происходит наоборот, а уж тем более в университетских кругах, где хорошим тоном считается демонстрировать свою начитанность, — а эта игра построена на демонстрации неначитанности. Трудно лучше показать, до какой степени образованность и способы, которыми ее обычно демонстрируют в обществе, выпячивая себя на фоне других, связаны с древним чувством стыда.

В этой игре нужно показать собственную необразованность — и чем она более шокирует, тем лучше, потому что выигрывает тот, кто окажется самым «дремучим». Но у игры есть и другая особенность — все в ней завязано на искренность. Чтобы выиграть, нужно не только назвать какую-нибудь непрочитанную известную книгу, но и убедить других, что вы говорите правду. Если назовешь слишком известное произведение и другие игроки не поверят, что вы его не читали, они имеют право оспорить ваш ход. Соответственно выигрыш зависит еще и от того, поверят ли тому, кто признается в своем невежестве, то есть от того, выглядит ли его уничижение искренним или искусственным.

В книге по ходу действия герои еще раз играют в «уничижение» — Дезире, жена американского профессора Мориса Цаппа, рассказывает об этом в письме к своему мужу. Дезире становится любовницей Филиппа Лоу, который таким образом во всех отношениях замещает Цаппа. На вечеринке с коллегами по университету Лоу предлагает сыграть в уничижение. Один из преподавателей, Говард Рингбаум, чувствует себя очень неприятно в противоречивом положении, в которое попадают участники игры, ведь выиграть в ней можно, только показав свои недостатки: самоутвердиться — только через уничижение.