— Что такое „призрак“? Это видение?

— Нет, призрак — это когда кто-то умер, но может ходить и говорить и другие его слышат и видят, но не могут потрогать.

Они возразили:

— Зомби можно потрогать.

— Нет, нет! Это не имеет отношения к тем трупам, которые колдуны оживляют, чтобы принести их в жертву и съесть. Отцом Гамлета никто не управлял. Он ходил сам».

Но это их не убедило. Как оказалось, тив более рациональны, чем англосаксы: мысль о расхаживающих мертвецах им абсолютно чужда:

«— Мертвые не могут ходить, — как один человек, запротестовали мои слушатели.

Я пошла на компромисс:

— Призрак — это тень мертвеца.

Но они снова были против:

— У мертвецов нет тени.

— А в моей стране есть, — сухо ответила я.

Вождь утихомирил недовольный галдеж, который поднялся после моей реплики, и с вежливо-фальшивой улыбкой, какой полагается реагировать на разглагольствования суеверных молодых невежд, ответил:

— Ну конечно, а еще в твоей стране мертвые могут ходить, и при этом они не зомби. — Он вытащил из глубин своей сумки засохший кусок ореха кола, попробовал его, чтобы показать, что он не отравлен, и протянул мне остальное в знак примирения».

Дальше в рассказе Лоры Боханнан то же самое происходит со всей пьесой Шекспира: несмотря ни на какие уступки, антропологу не удается преодолеть культурные различия с племенем тив и выстроить на основе пьесы хотя бы приблизительно общий предмет для обсуждения.

• • •

Хотя люди из племени тив не прочли ни одной строчки «Гамлета», они высказали несколько точных наблюдений по поводу пьесы и, совсем как мои студенты, не читавшие книг, которым посвящен мой курс, вполне могут и даже хотят обсуждать текст и высказывать о нем свое мнение.

И действительно, хотя их идеи были высказаны по поводу сюжета пьесы, они не обязательно должны были звучать во время этого пересказа или после него, и, в сущности, сама пьеса им для этого не так уж и нужна. Скорее, наоборот, эти идеи могли бы предшествовать пересказу пьесы, потому что они представляют собой их картину мира, некую систему, в которую книга Шекспира попадает и занимает в ней свое место.

Впрочем, попадает туда, собственно, не книга, а лишь ее фрагменты, которые упоминаются в любом разговоре или в любом тексте и подменяют собой отсутствующую книгу. Тив обсуждают своего собственного, вымышленного «Гамлета», но и Лора Боханнан, которая знакома с пьесой Шекспира куда лучше их, тоже имеет в виду не реальную книгу, а некую выстроенную систему своих представлений.

Я предлагаю называть внутренней книгой тот набор мифологических представлений, коллективных или индивидуальных, которые возникают между читателем и всяким написанным текстом и определяют его прочтение. Эта воображаемая книга, как правило, не осознаваемая нами, работает как фильтр и формирует наше восприятие новых текстов, а также определяет, какие их элементы останутся в памяти и как они будут проинтерпретированы21.

«Внутренняя книга» — это некий идеальный внутренний объект, который, как хорошо видно на примере истории с племенем тив, несет в себе один или несколько важных сюжетов, имеющих принципиальное значение для обладателя внутренней книги, потому что в них говорится о рождении и о последнем пути. У людей из племени тив имелась своя коллективная внутренняя книга, и, когда Лора Боханнан говорила с ними о Шекспире, ее объяснения сталкивались с теориями о происхождении мира и о загробной жизни, которые заложены в их коллективную книгу и являлись связующим материалом самого племени.

Именно поэтому они слышали не историю Гамлета, а то, что в ней соответствовало их представлениям о семье и о положении мертвецов и, следовательно, их поддерживало. А когда соответствия между этой историей и их ожиданиями не было, опасные фрагменты просто не принимались в расчет или претерпевали такие изменения, чтобы максимально увеличить совпадение между их внутренней книгой и «Гамлетом», а точнее, тем толкованием пьесы Шекспира, тоже не вполне объективным, которое им было предложено.

Поскольку туземцы обсуждают не ту книгу, о которой им рассказывает Лора Боханнан, то сама пьеса им в общем не к чему. Той информации о сюжете, которую поэтапно сообщает им антрополог, вполне достаточно, чтобы вести дискуссию между двумя внутренними книгами, и пьеса Шекспира оказывается для обеих сторон лишь поводом к этой дискуссии.

А поскольку высказывания туземцев на самом деле относятся к внутренней книге, то их мнения о Шекспире, как и мнения моих студентов в подобных ситуациях, могут быть высказаны еще до того, как они познакомились с текстом, ведь все равно эти мнения постепенно растворятся в общем потоке раздумий, который направляет внутренняя книга.

• • •

У людей из племени тив внутренняя книга скорее коллективная, а не индивидуальная. Она составлена из общих представлений о культуре, которые предполагают единый взгляд на отношения в семье, но также и на чтение, и на то, как надо знакомиться с книгой и, в частности, как преодолевать барьер между воображаемым и реальностью.

Мы ничего не узнали о каждом человеке из этого племени в отдельности, кроме старика вождя: как видно, сплоченность племени приводит к тому, что реакции становятся похожими. Но если существует коллективная внутренняя книга для каждой культуры, то есть также и индивидуальная, личная внутренняя книга, и она столь же активно, как и коллективная (а то и больше), участвует в процессе восприятия и, следовательно, в создании культурных объектов.

Личная внутренняя книга составлена из наших фантазий и собственных легенд, и она имеет прямое отношение к тому, что мы любим читать, к нашему выбору книг и манере чтения. Это и есть тот фантастический объект, который ищет каждый читатель, и самые лучшие книги, которые ему встретятся в жизни, станут лишь несовершенными фрагментами этого целого, но они будут подталкивать его читать дальше.

Можно сказать, что и писатель всю жизнь ищет и совершенствует свою внутреннюю книгу и его постоянно не устраивают все существующие книги, в том числе и его собственные, как бы он ни старался. А действительно, как заставить себя писать дальше, если у тебя нет такого идеального образа совершенной книги, подходящей именно тебе, — той, которую ты без конца ищешь и к которой стремишься, но никогда не можешь ее создать?

Как и коллективные внутренние книги, личные внутренние книги определяют наше восприятие других текстов: то, как мы выбираем и как перестраиваем прочитанное. Они — тот фильтр, через который мы прочитываем мир, а особенно — остальные книги, фильтр, который определяет наш выбор и при этом прикидывается прозрачным.

Именно из-за внутренних книг так трудно людям обсуждать литературные вопросы: у них не совпадает предмет обсуждения. Внутренние книги — часть «внутренней парадигмы» (этот термин я предложил в своей книге о Гамлете) — это система восприятия реальности, и у каждого она столь индивидуальна, что две парадигмы не могут вступить в реальный контакт друг с дружкой.

Из-за того что есть внутренние книги и к тому же мы активно забываем прочитанное, предмет обсуждения в беседе о книгах получается разносортным и бессвязным. То, что мы считаем прочитанными книгами, на самом деле — хаотическое нагромождение отдельных фрагментов, перекроенных нашим воображением, причем они не имеют ничего общего с чужими такими же нагромождениями, даже если их породила одна и та же книга, то есть мы держали в руках один и тот же физический объект.

• • •

То, что племя тив предложило свое субъективное толкование пьесы, которой они не читали, вовсе не значит, что их толкование — карикатурно (в нем просто утрированы черты, характерные для любого прочтения), и не значит, что оно безынтересно. Совсем наоборот, эта двойная чужеродность племени по отношению к Шекспиру (они его не читали и к тому же относятся к другой культуре) ставит их в особенно выгодные условия для комментирования.