Изменить стиль страницы

Заключив сделку, маклер обратился к неожиданному компаньону:

— Позвольте еще раз спросить ваше имя?

— Сесиль Родс.

— Постараюсь его запомнить. Но если вам суждено жить долго, вы-то уж сумеете сделать его известным всему миру.

Повествование завершалось словами: «Спекуляция блестяще удалась и доставила молодому Родсу первый, легко им приобретенный капитал».

Напечатанная в популярном журнале, история наверняка привлекла внимание наших дедов. Ведь Сесилем Родсом тогда очень интересовались. Еще шла англо-бурская война, а Родса считали главным ее зачинщиком. Даже в глухих уголках Сибири, в деревнях, на крылечках разглядывали тогда фотографии бородатых буров и карикатуры на Сесиля Родса. По всей бескрайней России пели:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
Ты вся горишь в огне…

Шарманки разнесли эту песню повсюду, потеснив даже неистребимую дотоле «Разлуку». Паустовский вспоминал, как мальчишкой вместе с друзьями просил шарманщиков еще и еще раз сыграть «Трансвааль», отдавая заветные медяки, припрятанные на мороженое.

История с акулой, должно быть, озадачила читателей. «Нива» не сопроводила ее никакими пояснениями. Не говорилось, как история эта появилась на свет. Никакой подписи не было. Прочитал — хочешь верь, хочешь не верь.

Но ведь даже если оставить в стороне место действия — кто знает, быть может, вездесущий Родс и в Австралии успел побывать? — все-таки что это за «ловцы акул» с удочками? Поймать на удочку шестиметровую акулу и вытащить ее на берег словно плотвичку или ерша? Прочесть запросто бумаги, совершившие десятидневное путешествие в акульем брюхе?.. Даже самая буйная фантазия рыбацких рассказов такого, пожалуй, не выдумает. Это уже нечто марктвеновское.

Гротеск этот и в самом деле вышел из-под пера Марка Твена, хотя, может быть, великий американец и не придумал его, а подхватил и обработал где-то услышанное. Может быть, вспомнил легенду о том, как когда-то не столь еще известный человек по фамилии Ротшильд сумел использовать весть о битве при Ватерлоо?

В «Ниве» же, вообще ничего не объяснив читателям, просто привели главу из книги Марка Твена «По экватору», которая вышла в 1897 году, а в русском переводе появилась только-только, в 1901-м, под заглавием «Кругосветное путешествие».

О таинственном обогащении Родса ходило великое множество рассказов и слухов. В основе их зачастую лежал домысел о необыкновенном, чудесном везении. Бернард Шоу в пьесе «Простачок с Нежданных островов» тоже довел его до гротеска. Клерк-англичанин клянет свою судьбу в таких словах:

— Что я такое по природе? Сесиль Родс — вот кто я такой. А почему же я всего-навсего клерк?.. Да потому что жизнь никогда не давалась мне, как какому-нибудь Сесилю Родсу. Вот он нашел у себя на заднем дворе алмазные россыпи — ничего ему и делать не надо было: смыл с них глину и стал тут же миллионером.

И он сам себе пишет эпитафию: «Здесь лежит человек, который мог бы стать Сесилем Родсом, если бы ему везло так, как Родсу».

Так в чем же на самом деле был секрет обогащения Сесиля Родса? Откуда вдруг, как черт из табакерки, выскочил этот миллионщик?

Сын провинциального викария

В июне 1870 года юноша по имени Сесиль Родс взошел на палубу корабля «Европа», который, отплыв от берегов Британии, должен был обогнуть Африку, миновать Кейптаун и прийти в порт Дурбан, в захваченную англичанами страну зулусов.

Был ли это уже тот Сесиль Родс, которого знаем мы? Должно быть, нет. Таким его вылепило время. А тогда…

Голубоглазый, довольно крепкого телосложения, казавшийся, впрочем, хрупким. Скромной внешности, но горделивого нрава. Говорил фальцетом, но довольно уверенно. Наверно, ему придавали уверенность деньги, те, что дал отец, и еще две тысячи фунтов, подарок тети Софи, сестры матери.

На корабле Родс встретил свое семнадцатилетие. «Нет рассудительных людей в семнадцать лет», — уверял в своих ранних стихах его сверстник француз Артюр Рембо, через несколько лет тоже отправившийся в Африку. А Шарль Бодлер, обогнувший мыс Доброй Надежды тремя десятилетиями раньше, писал:

Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом — даль, за каждой далью — вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах — как бесконечно мал!

Влекла ли и Родса та Муза Дальних Странствий, что манила в Африку несколько поколений юношей-европейцев? Африка — это глава — и еще какая! — в той истории мечтаний стремительной молодости, без которой трудно понять становление рода человеческого.

Сколько подростков бежало в Африку в поисках необычайных приключений, грезя экзотической природой, охотой на сказочных зверей в буйных зарослях тропических лесов. Родс плыл в Африку как раз на заре той поры, чуть-чуть опережая ее. Сразу же вслед за ним, в 1871-м, начал свои странствия Фредерик Силус. Он стал самым известным из европейских охотников в Африке, прототипом Алана Куотермена, героя «Копей царя Соломона» и других романов Райдера Хаггарда. Но таких, как Фредерик Силус, в те времена было не много. Африканские «сафари» еще не стали модой для европейских охотников и искателей приключений. И еще только зарождался тот приключенческо-колониальный жанр, который, чуть позднее заполнив книжные рынки, стал рекламой колониальной романтики.

Близились события, которые мы теперь называем колониальным разделом мира. 1870 год был их кануном. Вот-вот… Современникам это было невдомек.

Но Родса, видно, влекла не одна романтика. Недаром кто-то из его школьных учителей вспоминал, что ему не была свойственна мечтательность. Что же еще?

Что нас толкает в путь? Тех — ненависть к отчизне,
Тех — скука очага, еще иных — в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни —
Надежда отстоять оставшиеся дни.

Родс еще не испытал глубоких разочарований, а ненависти к отчизне, кажется, не познал никогда. Юношеская неразделенная любовь? Об этом мы ничего не знаем.

Наверно, Родсу ближе были те чувства, с которыми, в надежде стать миллионером, отправился в Африку Артюр Рембо: «Мой день кончен. Я покидаю Европу. Морской ветер сожжет мои легкие; климат далекой страны выдубит мне кожу. Плавать, мять траву, охотиться… пить напитки, крепкие, как расплавленный металл, как пили их наши предки вокруг костра.

Я вернусь с железными руками, смуглой кожей, бешеным взглядом… У меня будет золото. Я буду празден и груб. Женщины ухаживают за такими дикими калеками, вернувшимися из жарких стран».

Рембо и вернулся на родину калекой — не в переносном, романтическом, а в прямом смысле этого слова. И не добился почитания у женщин. Не стал героем с таинственным прошлым. Возвратился умирать. И когда в марсельском госпитале бредил расписками и счетами, африканскими пустынями и торговыми караванами, у его кровати дежурила только его младшая сестра. Даже мать не пожелала проститься с блудным сыном. Слава пришла к нему уже посмертно и совсем не в связи с его странствиями.

А Родса в Африке ожидали и миллионы, и власть, и мировая известность.

…Далекие странствия Сесиля Родса, его беспредельно авантюрный дух и всю его калейдоскопически стремительную карьеру — можно ли это хоть отчасти объяснить традициями семьи?

Первый же из биографов Родса, сэр Льюис Мичел, проследил историю его семьи до середины XVII столетия. Это были жители небольших селений и городков глубинной Англии. Зачастую они рождались и умирали в одной и той же местности. Отец Сесиля Родса — Фрэнсис Уильям Родс — тоже не был ни моряком, ни офицером, ни купцом. Он не пускался в дальние путешествия, никогда не болел ни золотой горячкой, ни алмазной лихорадкой. Вел спокойную патриархальную жизнь приходского священника. И даже не на побережье, где все жители, независимо от их занятий, постоянно связаны с морем, а в Центральной Англии, в городке Бишоп Стортфорд графства Хертфордшир.