Йоханнесбург сыграл в истории неизмеримо большую роль, чем Кимберли, как и удельный вес золотопромышленности во всем хозяйстве страны оказался куда значительнее добычи алмазов.
И еще одно отличие. Алмазы были найдены, когда на Юге Африки еще не возник крупный капитал. Не было там миллионеров и крупных компаний, которые могли бы быстро прибрать к рукам такое доходное дело. Поэтому там, в районе Кимберли, сравнительно долго шла игра свободных сил, конкуренция простых старателей. И поначалу у них была даже какая-то возможность выбиться в богачи.
Добыча золота началась в других условиях. Крупные компании уже появились. Они напряженно следили за событиями в Йоханнесбурге и вмешались очень быстро. Простых старателей в сущности лишили возможности применить свои силы. Может быть, это и привело к такому росту преступности.
Сесиль Родс, начинавший в Кимберли одним из таких мелких старателей, здесь, в Йоханнесбурге, выступил уже в совсем иной роли.
В Йоханнесбурге Родс ходил без револьвера. У него было другое оружие — деньги. И власть, которую они давали.
Он появился на золотых приисках не среди самых первых, но все же довольно скоро. А его представители там следили за ходом событий с момента получения чуть ли не первых сведений. Сохранился рассказ одного из них, врача Ганса Зауэра. Он сам взял на себя инициативу оповестить Сесиля Родса и, вероятно, был первым, кто принес Родсу пробу золотоносной породы.
Это было в июне 1886-го. Приняв и выслушав Зауэра утром, Родс попросил его прийти снова в час дня. Придя, тот увидел, что его ждут уже четверо: Родс, Радд и два австралийца — они приобрели золотопромышленный опыт у себя на родине. Исследовав породу с помощью принесенных инструментов, австралийцы подтвердили, что она богата золотом. После этого Родс пригласил Зауэра еще раз, уже в четыре часа, в контору Де Беерс, и предложил приобретать для него, Родса, участки на Ранде. Тут же, на месте, был заключен договор, по которому Зауэр входил в долю и получал пятнадцать процентов доходов. Родс сразу выписал Зауэру чек на двести фунтов, и тот должен был отправиться на Ранд срочно, следующим же утром.
В десять вечера Родс сам зашел к Зауэру и предупредил, чтобы тот ни в коем случае не садился в экипаж прямо здесь, в Кимберли, поскольку это может вызвать подозрение. Мало того, когда Зауэр на следующее утро, из предосторожности дождавшись экипажа в двенадцати милях от Кимберли, поднялся на подножку и заглянул внутрь, он с изумлением увидел, что там, стараясь не быть узнанными, сидят Родс и Радд. Затем они вместе проделали немалый путь. До бурского города Почефстрома — тридцать шесть часов езды, а оттуда карета проехала вдоль всего Ранда. «Так делалась история», — торжественно констатировал Зауэр.
И все же, проявив, казалось бы, такую заинтересованность и активность, Родс и Радд использовали предоставившиеся им возможности менее удачливо, чем, например, кимберлийский делец Джозеф Робинсон. Скупив довольно много, Родс и Радд несколько раз отвергали предложения о покупке участков, которые потом приносили миллионные состояния. В чем причина их колебаний? Принимать решения надо было быстро, сразу, а компаньоны в то время еще ничего не понимали в золотопромышленности. Радд был настроен скептически, считал, что образцы породы, которые показывали ему и Родсу, были сомнительными. Не проявил энтузиазма и горный инженер, американец, с которым Родс советовался.
Дело было совсем новое. Надо было рисковать. Конечно, и Родс, и Радд это умели, но ведь их стремление к риску поглощалось тогда в самом Кимберли — как раз в это время Родс, «амальгамируя» десятки участков, готовился к решающей схватке с Барнато. Да и вообще дела в Кимберли отнимали львиную долю внимания Родса.
Были и причины сугубо личного характера. В самый разгар золотой лихорадки, когда Родс находился в ее гуще, на Ранде, ему сообщили из Кимберли, что тяжело заболел Невиль Пикеринг. Он был первым в том ряду молодых людей, что перебывали у Родса в секретарях. Родс немедленно вернулся в Кимберли и день за днем проводил у постели больного. На похоронах Пикеринга он появился в таком истерическом состоянии, что заставил прослезиться даже Барнато, отнюдь не склонного к сентиментальности. После этой смерти Родс долго не решался один входить в коттедж, где они с Пикерингом прежде жили вдвоем. На все это время Родс, может быть впервые, потерял интерес к делам и, несмотря на обещания, которые дал Зауэру, даже не отвечал на его телеграммы с золотых приисков. Биографы Родса склонны в большой мере этим объяснять недостаточную эффективность действий Родса на Ранде, где как раз в эти дни решалась судьба богатейших участков.
Вообще большинство биографов подчеркивает, как много «недополучил» Родс на золотых полях. Но утверждать так можно, разве что сравнивая результаты его деятельности там со сказочными успехами в алмазном деле.
Единовластия, самодержавного могущества в мире золота Родс действительно не достиг. Но добился все-таки очень многого. Чуть запоздав, он сумел догнать самых резвых. За участки ему пришлось заплатить побольше, но он мог себе это позволить. Вместе с Раддом он скупил права на восемь или девять отличных участков, по преимуществу на западе золотоносного района, и создал акционерные компании для их эксплуатации.
В 1877-м все эти компании были сведены в одну — Золотые поля Южной Африки (Голд филдз оф Саут Африка) с капиталом в 125 тысяч фунтов. При ее создании Родс оговорил за собой и Раддом право на треть всей чистой прибыли. В 1892-м компания была переименована в Объединенные золотые поля Южной Африки с капиталом уже в десять раз больше. Под этим названием она существует и сейчас как одна из крупнейших золотодобывающих компаний в мире. В 1894/95 году она платила дивиденды в размере пятидесяти процентов. В 1896-м Родс официально сообщил, что от добычи золота он сам получает от трехсот до четырехсот тысяч фунтов чистой прибыли в год. Так что золото давало ему в два раза больше, чем алмазы.
Став неоспоримым властелином в алмазном деле и одним из королей золота, Родс превратился к концу восьмидесятых в самого влиятельного человека на Юге Африки.
А это в тогдашнем мире означало многое. Ведь значение Южной Африки в мировом хозяйстве росло необычайно. Открытие золота в Трансваале произошло в тот момент, когда мировая добыча находилась на низшей точке за вторую половину прошлого века. В 1887 году Трансвааль дал сорок тысяч унций, в 1892-м добыча перевалила за миллион, а в 1898-м приблизилась к четырем миллионам унций и составила уже почти треть мировой добычи. А алмазы, вывезенные из Капской колонии в одном лишь 1882 году, превысили по стоимости весь экспорт остальных стран Черной Африки.
Добыча золота и алмазов, приток людей потребовали подвоза горнорудной техники, товаров, строительства железных дорог… Понадобились капиталы, и в предвкушении прибылей они потекли сюда широким потоком. На Лондонской бирже с конца восьмидесятых годов южноафриканские акции (их называли «кафрскими») стали предметом бешеных спекуляций. «Никогда прежде не было биржевых спекуляций, подобных тем, какие происходили в связи с Рандом»,[36] — писал историк.
На Юге Африки начиналась промышленная революция с бурным развитием хозяйства, переломом во всей привычной жизни и страшными тяготами для коренных жителей.
К тому, кто выступал от имени этого нового Эльдорадо, — к такому человеку готов был прислушаться весь капиталистический мир. Таким человеком и становился Сесиль Родс. Наступал его час.
От мечтаний о захватах чужих стран он мог теперь перейти к действиям. За его спиной была могущественная монополия, империя алмазов и золота. Право использовать деньги Де Беерс для завоеваний он выторговал еще при объединении с Барнато. Того эти дела не очень интересовали, но, что делать, согласился. По словам Шкловского-Дионео, «бойцы составили союз: один стал заправлять всеми финансовыми делами соединенных компаний, другой „смирял“ негров, подкупал их царьков, устанавливал формальное рабство и подготовлял почву для будущей „Африканской Империи“ под протекторатом Англии. Сесиль Родс был честолюбив: ему мало было миллионов».[37]