— А о чём тут рассказывать? — нахмурилась я.

Немного лицемерила, конечно: о чём рассказывать — понятно. Вот только в планы мои это не входило.

— Ну, то есть как?! — всплеснула руками служанка. — Обо всём! О том, как вы за него вступились, и жрецу рот заткнули, и как люди вас поддержали.

— Плохая идея, — возразила я.

— Да почему же?!

— Мэгги, ты не первый день работаешь в замке. Как ты думаешь, нравится господину виконту, когда его обсуждают?

— Н-нет, — вынужденно признала девушка.

— Ну, вот видишь. Так что это не та новость, о которой ему приятно будет узнать.

Мэгги согласилась, хоть и нехотя.

Впрочем, когда мы вернулись в замок, в любом случае оказалось не до новостей. Дамиана я застала в зале на первом этаже, здесь же находилась и Амандина. Ничего интимного в их общении в данный момент явно не было; скорее они говорили о чём-то в рабочем порядке. Лицо Дамиана было крайне хмурым; экономка что-то объясняла, отчаянно жестикулируя и то и дело указывая на какой-то лежавший на кушетке предмет.

Я подошла поближе и присмотрелась. Это были две книги, судя по желтевшей под ними обёртке, только недавно доставленные по почте из какой-то иногородней лавки. Я аж вздрогнула и поднесла руку к горлу, увидев, в каком состоянии была верхняя из них. На обложке красовалось большое коричневое пятно. Словно в знак издёвки над кропотливым трудом каллиграфа и художника-миниатора, оно похоронило под собой часть иллюстрации и вторглось на территорию названия, пряча от взора несколько букв. Это казалось особенно кощунственным, учитывая, что каждая буква являла собой крохотное произведение искусства и состояла из пересекающихся фигур птиц, зверей или рыб. Два пятна поменьше были посажены сбоку, разом портя около половины страниц. Судя по их форме, это были следы, оставленные подушечками пальцев, перепачканных… в чём?!

— Вы сами можете убедиться, — говорила Дамиану Амандина. — Шоколад. В этом не может быть никаких сомнений. Их могла оставить только она.

И экономка как бы мельком покосилась в мою сторону.

— Что?! — с искренним возмущением воскликнула я. — Да я никогда в жизни не стала бы так обращаться с книгой!

— Это правда, — подтвердил Дамиан. — Это сделал кто-то другой.

Амандина скептически поджала губы.

— Больше некому, — веско сказала она затем. — Никого другого в этом замке не балуют шоколадом.

В этих словах проскользнуло что-то, помимо обвинения, или я ошибаюсь? Уж не обида ли? Молчать я не собираясь, но Дамиан сам довольно резко произнёс:

— Значит, кто-то решил побаловаться по собственной инициативе. Выясни, кто это был. И пусть книгу приведут в порядок… насколько это ещё возможно.

Вид у него по-прежнему был мрачный и раздосадованный. Он развернулся и зашагал вверх по лестнице, едва касаясь пальцами перил.

В течение нескольких секунд Амандина сверлила меня глазами, но я не доставила ей удовольствия, взгляда не отвела. Пришлось ей сделать это первой. Выражение её лица по-прежнему оставалось обвиняющим, но не это меня тревожило. Было вполне очевидно, что кто-то испортил книгу не случайно, это был выпад именно против меня. И я догадывалась, кому это было нужно. Особенно учитывая, что маленькое коричневое пятнышко, предательски темневшее под ногтем указательного пальца экономки, вполне могло остаться от подтаявшего шоколада. Но не тащить же её сейчас за этот палец к виконту. Придётся разбираться с проблемой самостоятельно.

Оказавшись у себя в комнате вместе с камеристкой, я плотно закрыла дверь.

— Скажи, Мэгги… — Я прикусила губу, раздумывая, как лучше сформулировать вопрос. — Ты живёшь в замке не слишком давно, но дольше, чем я. Что ты знаешь об Амандине?

— Я… ну… не так уж много. А вас какие вещи интересует? Характер?

— Характер я и так вижу, — улыбнулась я. — Даже не знаю… Предыстория. Как давно она здесь работает. Чем занималась раньше. Как давно она… общается с виконтом.

Замалчивать последнюю тему не имело смысла. Зачем делать вид, будто я не знаю того, что очевидно всему замку?

— Я мало обо всём этом знаю, госпожа, — призналась девушка, — но если хотите, могу поговорить с о слугами и потихоньку разузнать.

Я задумчиво побарабанила костяшками пальцев по спинке кресла.

— Хочу. Только постарайся не слишком афишировать, что это я заинтересовалась.

— Не буду, — понимающе кивнула девушка. — Не беспокойтесь, это легко. Они решат, что я просто захотела посплетничать.

Я и не беспокоилась. Даже если Амандина поймёт, что я собираю о ней информацию, пускай. Пусть имеет в виду, что если понадобится, я тоже способна выпустить иглы.

Тем же самым вечером Мэгги рассказала мне о результатах своего маленького расследования. Как выяснилось, Амандина жила в замке довольно давно, лет шесть как минимум, а до того работала где-то ещё не то экономкой, не то старшей горничной. С виконтом они сошлись вскоре после того, как четыре года назад он оставил военную службу и зажил в замке на постоянной основе. Как оказалось, незадолго до этого он собирался жениться, но что-то там не сложилось. Образ жизни Дамиан сразу же стал вести уединённый, особой дружбы ни с кем не водил, приёмов не устраивал и сам на оные не ездил. С людьми общался в сущности лишь тогда, когда того требовали дела. Особого общения с представительницами женского пола такой образ жизни тоже не подразумевал, и Амандина быстренько воспользовалась ситуацией. Ей и прежде доводилось заводить себе покровителей через постель, но масштабы, конечно, были не те. И теперь она расстаралась вовсю, используя на полную катушку свой немалый опыт и несомненно имевшиеся таланты. Виконта, явно предпочитавшего не покидать замок без лишней необходимости, такой расклад вполне устраивал. Ни о каких особых отношениях, помимо постели, речи не шло, своими тайнами он с ней не делился, о делах не советовался и, уж понятное дело, замуж не звал. Но экономка, отлично понимавшая, что ей светит, а что нет, ни к чему такому и не стремилась. Зато она получала жалованье, вдвое превышавшее то, что ей полагалось на самом деле, и это не считая периодических подарков, стоимость которых не всегда уступала упомянутому выше жалованью. Её положение в замке было весьма прочным. В статус полноценной хозяйки её, конечно же, не возводили, и рядом с виконтом она всегда помнила своё место, но вот среди слуг пользовалась немалым авторитетом. Меж тем образ жизни Дамиана устоялся, менять он ничего не планировал, и, стало быть, безоблачному положению Амандины тоже ничто не угрожало. До тех пор, пока не появилась я.

Я слушала и время от времени кивала, принимая информацию к сведению. О таких вещах следует знать. Прежде Амандина меня раздражала, но мне представлялось, что мы с ней не соперницы, поскольку я вовсе не претендую на то, что интересует её. Теперь становилось понятно, что ситуация куда как сложнее. Амандине была нужна вовсе не постель Дамиана; эта постель являлась не более, чем ступенькой. И до тех пор, пока я буду находиться в замке не совсем уж на птичьих правах, я буду представлять для экономки угрозу.

На следующее утро мы с Дамианом, как и собирались, отправились на конную прогулку. Мне подвели молодую, но уже объезженную лошадку по имени Кора. Она была белая, очень потешно ела яблоко, тычась мордой в ладонь, и, прямо скажем, не отличалась особым умом. Зато обладала лёгким, послушным нравом, а ум — ну, в конце-то концов, не о философии же с ней рассуждать. Словом, кажется, обдумывая достоинства и недостатки своей новой лошади, я рассуждала примерно так же, как некоторые мужчины при выборе спутницы жизни.

У Дамиана был гнедой жеребец, намного более крупный, чем моя лошадь, и значительно более быстрый. Виконт постоянно придерживал его, чтобы соответствовать моему темпу. Конь в целом оставался послушен руке хозяина, но чувствовалась, что в моё отсутствие взаимопонимание у этих двоих бывает более полным.

В город мы не поехали; на перекрестье свернули не налево, к его черте, а направо, и поскакали через поля, а затем проехали по лощине, тянувшейся между пологих склонов холмов. Когда возвышенности остались позади, перед нами распростёрся широкий луг, внушительная территория которого была по-братски поделена между клевером, ромашками и одуванчиками. Среди последних попадались как жёлтые цветы, так и пушистые белые шары, и подхватываемый ветром пух принимался временами кружить над зеленью травы.