Как Флэндри и надеялся, пара коктейлей растопила лед между ними. Но Таргови, для которого поглощение этанола не было светским обычаем и который еще не начал вдыхать поставленные перед ним благовония, настойчиво продолжал выяснять, что же хочет знать Флэндри. Тигранин был достаточно щеголеват, чтобы надеть усеянные бисером бриджи и ожерелье из сухопутного жемчуга, шкура его блестела от коллоидного аэрозоля.

— И у вас, сэр, зародились те же подозрения, что и у меня? — настаивал он.

У окна на полу блаженствовал Аксор, слушая одним ухом разговор и любуясь закатом. Одет он был лишь в собственную чешую и броню, если не считать сумки, четок и свисающих с шеи очков.

— В общем, да, — ответил Флэндри. — Магнуссон был «тихуш- ником» — так это у нас называется — я предположил это, хотя вербовка такого, как он, была бы самой дерзкой за всю историю операций плаща и бластера — если не считать художественный вымысел. Мне захотелось сравнить данные о его юности с тем, что помнит большинство мерсейцев. Не все же они были посвящены в тайну, а те, что были — можно допустить определенный процент… Грубые несовпадения могли навести на след. К сожалению, мерсейская контрразведка выловила наших агентов раньше, чем они что‑нибудь раскопали. К счастью, та же интуиция озарила и вас, и вот — сидящее передо мной трио нанесло удар более решительный и решающий, чем я мог бы даже вообразить.

— Каковы последние военные новости? — спросила Диана. — То есть я имею в виду правду, а не сахарную пудру с телеэкранов.

Флэндри улыбнулся — устало:

— Я бы не удостоил это именем войны. По крайней мере, уже пару месяцев. Все повисло в воздухе, пока Империя и чиновники роются в данных. Людей, которые по искренней вере дрались за Магнуссона — их слишком много, чтобы всех убить или посадить. Наказания должны варьировать от выговора, штрафа и понижения в звании до позорной отставки. Такое разнообразие и путаница в его применении создают хаос, превышающий воображение, кроме того, аккреционный диск черной дыры не больше диска транзистора. Но все в конце концов успокоится.

— Магнуссон. А о нем что‑нибудь слышно?

Флэндри поморщился:

— Он умер от рук своих людей. Вы в самом деле хотите знать подробности? Я слыхал, что принято решение их не разглашать. Зачем рисковать возбуждением к нему сочувствия?

— И я полагаю, — медленно произнес Таргови, — что история раскрытия заговора тоже должна оставаться в тайне?

Флэндри вздохнул:

— Ну, она не выставила бы правительство слишком грамотным и умелым, правда? К тому же из своих источников я узнал, что Мерсейя дала понять: предание гласности этого эпизода будет равным образом неприятно для мерсейцев. А это могло бы застопорить мирный процесс… Не то чтобы вам было запрещено говорить. Но Империя большая, а особого доступа к масс–медиа у вас нет.

— Что с захарийцами? — как шум прибоя, раздался голос Аксора. — Возможно ли милосердие к этим терзаемым душам?

— Терзаемым, скажешь тоже! — Диана топнула ногой, но тут же овладела собой, от : ила глоток мартини и добавила уже спокойнее, хотя на щеках ее играл румянец: — Я не хочу для них геноцида или чего‑нибудь такого. Во имя Джавака, нет! Но что с ними все‑таки будет? Ты имеешь понятие, па?

— Имею, — ответил Флэндри, радуясь возможности направить разговор в менее опасное русло. — Окончательного указа еще нет, но я изучал эту ситуацию, а… а мое слово не без влияния.

Он тоже отпил глоток из своего бокала и затянулся, а потом продолжил:

— Они уникальны. Ни одна другая популяция, по крайней мере человеческая, не смогла бы сохранить секрет так, как они. Почти каждый взрослый был посвящен. Не будем разводить философию на тему, что на самом деле значит «человеческая».

Дети их, конечно, ничего не знали. Убить нам их, что ли? Мерсейцы могли бы — «во имя чистоты Расы». Империя, как бы ни прогнила, до такого не дошла.

Будут прощения, амнистии й ограниченные наказания. Так надо, если мы хотим подпереть нашу социальную структуру, чтобы она продержалась еще столетие–другое.

Я думаю, что наказанием захарийцев будет потеря их страны. Их заставят уехать — рассеяться — найти себе новые места где смогут. Я не буду удивлен, если Мерсейя предложит им убежище, и многие согласятся. Остальным придется найти себе место среди нас.

— И что из этого получится? — поинтересовался Таргови.

— Кто знает? — развел руками Флэндри. — Игра ведется ход за ходом — игра Империи, жизни, назовите как хотите — и каков будет счет, когда фигурки сложат обратно в коробку, кто знает?

Он отодвинул бокал, отбросил сигарету и встал.

— Друзья мои, — объявил он, — обед ждет. Пойдемте и будем радоваться тому, что имеем.

Но сначала, — он обвел взглядом компанию, — я хочу вам дать еще несколько причин для радости. Диана, Таргови — вы действительно хотите отправиться в космос? Я готов вам это устроить, если вы решитесь. Торговцами, исследователями, учеными, артистами или — помоги вам Бог — агентами разведки — я готов организовать для вас обучение и предоставить средства, которые вам нужны. Только я прошу вас сначала хорошо подумать, чего вы на самом деле хотите.

Девушка и тигранин просто сияли радостью.

— А для вас, отец Аксор, — обратился к нему Флэндри, — если вы пожелаете, я добьюсь должного финансирования ваших исследований. Хотите ли вы?

— Да благословит вас Бог, нравится вам это или нет! — ответил воданит глубоким, как океан, голосом. — Дар ваш пребудет дольше времени и пространства!

Он скрестил руки на коленях передних ног и улыбнулся — как может улыбаться лишь тот, кто добился спасения для себя и для возлюбленных своих.

Форпост Империи

«В небе драконов нет».

Карлсарм взглянул на небо. Туман уже рассеялся настолько, что он смог рассмотреть посыльного. Его крылья блестели на фоне нескольких ночных звезд, как алмаз Спика и янтарь Бетельгейзе, которые сияли очень ярко и отчетливо, как бы совсем рядом. В тишине слышался шелест перьев.

«Прекрасно, — пробормотал Карлсарм. — Все, как я и ожидал». И, повысив голос, произнес:

— Сообщи Хозяйке Дженис, что она может без боязни пересекать открытые места. Ей надлежит быстро выдвинуть свою роту в Гэлловский лес. Пусть кто‑либо ведет наблюдение с верхушки дерева, но не выпускайте боевых пчел без моего сигнала. Что будет, то будет.

Мелодичный, словно прозвучавший с небес, голос посыльного нараспев повторил его приказ.

— Правильно, — сказал Карлсарм.

Посыльный развернулся и полетел на север.

— Что случилось? — спросил Вольф.

— Если верить разведчикам Роулана, у врага наверху никого нет, — ответил Карлсарм. — Я приказал…

— Да–да, — проворчал лейтенант. — В отличие от птичьего, английский язык я понимаю. А ты уверен, что следует держать маленьких друзей Дженис в резерве? Мы бы вообще не понесли потерь, если бы они были у нас в авангарде.

— Но тогда мы выдали бы свой секрет. А во время операций нам не нужны никакие неожиданности. Скажи Хозяйке Рэнде, что основные силы требуют максимального прикрытия. Я проверю выполнение моих распоряжений. Когда я вернусь, начнем атаку.

Вольф кивнул. Это был стройный мускулистый человек с резкими чертами лица и соломенными волосами, заплетенными в косу. Его кожаный костюм, отделанный бахромой, не выдавал его звания, как и стандартное оружие, висевшее у него на поясе, — кинжал и томагавк. Но два огромных цербера, мягко следовавшие за ним по пятам, могли принадлежать только Главному лесничему Виндхука.

Он исчез, растворился в тумане. Карлсарм побежал вперед. Он не видел никого из сотен своих солдат, но каким‑то первобытным безошибочным инстинктом ощущал их присутствие. Клочья тумана, скрывавшие их, смыкались за спиной капитана, становясь более разреженными. Он остановился, спрятался за одиноким раскидистым деревом и огляделся.