Потом она вдруг успокоилась, и принялась рассказывать:

- Сначала был не Олег. Был Илья. Заявление в ЗАГС мы подали одновременно с моими документами в институт. Я просто потеряла голову: Илья был красив, как ангел, и талантлив, как бог. Он рисовал картины, и его друзья прочили ему большое будущее.

Но жизнь распорядилась иначе: год проходил за годом, я закончила аспирантуру, защитила кандидатскую, а большое будущее не наступало. Илья все обдумывал какой-то «гениальный сюжет», продолжая торговать акварельками на вернисаже. Нельзя сказать, что это приносило доход, - по сути, мы жили на мою зарплату.

Однажды Илья впал в депрессию: за три месяца он не продал ни одной работы, после чего потерял всякий интерес к живописи.

Им завладела идея побывать на Афоне: кто-то из друзей-художников подсказал, что там, на Святой горе, указанной Богородицей, можно обрести утраченный дар, вернуть вдохновение. Кое-как мы наскребли денег на дорогу, и Илья улетел в Грецию. Через неделю пришло от него письмо: он писал, что обустроился в одном из монастырей, «подвизавшись на живописном послушании». И еще сообщил, что там изумительная природа.

Отпуск за свой счет шеф подписал мне без лишних вопросов. Подруга из турфирмы всучила горящую путевку в Салоники. «Оттуда ходит автобус на Афонский полуостров, до Уранополиса, - объяснила она, показывая фотографию каменной башни на морском берегу. - Дальше этого города тебя не пустят: это кордон, за которым начинаются мужские монастыри. Пребывание женщин на Святой горе запрещено».

Утром следующего дня я ступила на греческую землю. «Жду тебя в Уранополисе, у башни», - лихорадочно строчила я телеграмму в аэропорту Салоников, умоляя Бога, чтобы мои слова, наконец, пробили все кордоны и дошли до мужа. Автобус на Афон отправлялся с минуты на минуту.

Каждое утро я ходила к башне и смотрела на мутный морской горизонт - словно жена рыбака, не желающая принять страшную правду. Монахи, отбывающие на лодках в сторону этого горизонта, в этот неведомый, запретный для меня рай, глядели недобро и осуждающе. Будто само мое присутствие нарушало их покой и благость.

В номере гостиницы, где я остановилась, висел образок Богородицы. Не обученная молитвам, я спрашивала - зачем Она отняла у меня мужа. «Зачем, Мария?» - шептала я в лицо, полное скорби и смирения. Но Мария молчала, словно была какая-то высшая сила - выше всех обстоятельств и выше Нее Самой.

Отпуск заканчивался. На исходе второй недели я зашла в часовню и поставила свечу - за здравие раба Божия Илии. А потом села в автобус и поехала в аэропорт. Афонская гора тонула в вечернем облаке - и вместе с ней, казалось, исчезала моя душа...

Моим соседом оказался Олег, тридцатипятилетний археолог из Москвы. За несколько часов, проведенных в дороге, ему удалось отогнать от меня самые кромешные мысли. Рассказал о своих родителях, о работе. О том, что недавно получил грант и хотел бы поехать в Лондон - писать книгу о Византии. «Византия здесь, а лучшие книги о ней в библиотеке Британского музея, - улыбнулся попутчик. - Парадоксы истории». И еще как бы шутя добавил, что для такой командировки ему желательно обзавестись женой. Вся жизнь уходит на любимую науку, а любимой женщины не нашел. «Она должна быть умной и непременно красивой, - сказал он уже более серьезно. - Вот такая, как вы, Ирина... А скажите, вы замужем?»

Я смотрела в его карие с поволокой глаза, и мне становилось спокойно, уютно и радостно. Мне с ним стало вдруг так хорошо, и ему – я чувствовала это – тоже… Мы влюбились друг в друга… С тех пор мы прожили вместе восемь лет. Я так и не рассказала ему, почему я тогда оказалась в Греции, о своем первом браке, о прошлой жизни. Да и была ли у меня прошлая жизнь? Мы так любили друг друга!!! И в тот ужасный вечер, в мой день рожденья, лучше бы я его не отмечала, лучше бы не приглашала к себе Жанку, это Жанка виновата в трагедии!!!

- Вашу подругу звали Жанна? А как фамилия?

- Белянчикова, - выдавила, рыдая, девушка.

«Так вот кто ее убил!!!» - вонзилась в душу мысль, и он до боли сжал в кармане деревянные шарики четок.

Время шло. В исследовательском центре ничего не смогли с ним сделать, решили, что он сошел с ума, и отпустили с миром. И он стал жить как мог. Ездил паломником по мужским монастырям, потом был там трудником, принял послушание. Прошел несколько духовных иерархий, стал священником в одном из московских храмов. Приобрел известность среди мирян, у него многие окормлялись.

***

Пуля вжикнула возле самого виска и вмазалась в не застывший еще бетон. Варенников шарахнулся в сторону. Вторая пуля прошила пластиковое ведро с краской. Густая алая струйка стала растекаться, подобно крови. Александр пошатнулся, захолонуло сердце. На миг он чуть не потерял сознание, но страх обострил реакцию. Он быстро спрятался за нагромождение бетонных плит. Его спасением оказалось стройка. Решил сократить путь, пройти сквозь строительную площадку, благо что рабочий день закончился и не было на стройке ни души, никто его не тормознул. Скрываясь за кучами стройматериалов, он начал пятиться, свернул в какие-то вырытые катакомбы, и внезапно сверзся вниз. Несколько секунд полета, удар. Упал на спину. Боли не ощутил. Сердце бешено колотилось где-то в висках. Понял - его «заказали». Но кто и за что? Неужели за его книгу, за тот детективный роман, в котором он «убил» Совлатова. Но он же не знал, что Совлатов – глава местной мафии, «крестный отец», он просто выбрал фамилию наугад, красивая звучная фамилия, понравилась, только и всего. И вообще, странно, что роман попался на глаза, да еще был прочитан, и обидел… Нет, не может быть, тут что-то другое.

Стрелять перестали. В наступившей паузе слышно было, что кто-то бродит по стройке.

«Меня ищут», – ужаснулся Варенников.

Совсем близко, наверху, что-то глухо стукнуло, послышался звук падающих досок и досадливый мат. Матерились уже почти возле ямы. Александр съежился и забился в угол. Холодная жидкая глина вязко заползала в самую душу…

Что было потом, он помнил словно в бреду. Как среди глухой ночи выбирался из ямы, как метался по стройке, потерял очки, прятался за какие-то выступы, отсиживался в бочке. Его уже давно перестали преследовать, а он все сидел в бочке, дожидаясь рассвета. Наконец, выкарабкался, его мальчишечья фигурка, вся в известке, глине, краске, выглядела весьма причудливо. Близоруко щурясь и спотыкаясь, он петлял по переулкам, вздрагивал от каждого громкого звука. Он был похож на спятившего бомжа. Домой добрался лишь к вечеру. По пыльной квартире прогуливался сквозняк. Александр выдул полбутылки коньяка, допил водку, и уснул в ванне.

Две следующие недели он пил. Его небольшой бар опустел сразу, пришлось бегать в соседний магазинчик, а в углу возле компьютера росла гора бутылок и консервных банок. Потом - провал в памяти, будто мозги обокрали. Очнулся на каком-то банкете в Московской писательской организации, отмечали юбилей Гусева, там он еще поддал, потом все поехали на дачу к Ольге, его тоже погрузили в машину. Эта Ольга, красивая блондинка, пишущая экстремальные детективы и эротические стихи, открытая и веселая натура, свела с ума всю мужскую половину Союза Писателей. Поговаривали даже, что у нее связь с самим Рамизом Совлатовым. Но Варенников в этом сильно сомневался, слишком уж она независимая, чтобы иметь с кем-то связь. Пожалуй, способна лишь на легкий флирт, хотя жизнь ее обросла немыслимыми мифами. Варенников был давно и безнадежно влюблен, пугался этих мифов, но частенько подумывал, как же к ней подступиться. И тут вдруг повезло. Его полубесчувственное тело везут на дачу к Ольге! Счастье привалило так внезапно… Наверно, Бог скинул ему с небес компенсацию за пережитый ужас...

Очухался в очередной раз он на широкой деревянной лавке где-то на веранде. Тело болело так, словно его, как Христа, прибили гвоздями к этой лавке, а голова и вовсе отсутствовала. Вокруг ходили, сидели, что-то пили, курили кальян, и говорили-говорили-говорили… Все пространство было туго набито словами, фразами, звуками, каким-то щебетаньем…