Сходной, очевидно, была картина и в центре России. Крестьяне и горожане бежали оттуда на север через «Камень» (Урал), на юг и в Поволжье. Центр экономической жизни страны перемещался на ее окраины. Выразительные данные о крестьянских побегах содержатся в писцовой книге дворцовых владений Симеона Бекбулатовича в Твери (май — октябрь 1580 г.). К 1580 г. эти владения запустели примерно на 70 % (на 272,5 выти в живущем тягле и на льготе приходилось 635 вытей, лежащих «в пусте»). При этом на 2217 человек, живших на дворцовых землях, приходилось 333 перехода (т. е. около 15 %), из них 188 вывозов, 118 побегов и уходов и 27 приходов. Подавляющее большинство побегов или уходов (151 случай) падает на 1579/80 г.[251] Уходы «без отказу и безпошлинно» были частым явлением. Вывозы (насильственные переселения) крестьян были в это время основной формой переходов крестьян.

Для продолжения войны нужны были деньги и люди. И тех и других катастрофически не хватало. Реальная сумма поборов в первой половине 80-х годов в связи с резким ростом цен снизилась. Приходилось прибегать к чрезвычайным поборам. Так, по словам посла в Англию в 1582 г. Ф. А. Писемского, «з своих государь наш со всяких торговых людей, и с тарханов, и з гостей, и з торговых людей, и со всей земли для войны деньги по розводу взяти велел». Взыскивались деньги и с иностранного купечества «для тое войны и для своего (государева. — А. З.) подъему». С английских купцов, в частности, за 1580/81 г. собрана была 1 тыс. руб., за 1581/82 г. — 500 руб[252]. Собирались деньги и с монастырей, обладавших податными привилегиями. В феврале 1582 г. Кирилло-Белозерский монастырь должен был заплатить «в государев подъем» 100 руб., а также дань (около 30 руб.) и «наместничью» дань (7 руб.) в счет 1581 г. Иосифо-Волоколамский монастырь платил в 1582 г. по 25 руб. с сохи. В ноябре 1581 г. он послал «по государеву ноказу платить в подмогу» 100 руб[253]. Велики были поборы и с Двинской земли. По «разрубному списку» 7 февраля 1582 г., на Двине только дополнительно «доправить» должны были 2 тыс. руб. Всего в середине 70-х годов XVI в. с Двины поступало 4800 руб. в год. Осенью 1581 г. с Вычегодской земли должны были собрать «подъемных денег» 1800 руб. Крестьянские повинности с 50-х по начало 80-х годов XVI в. в Переславль-Залесском уезде выросли в три раза. Увеличился оброк и в нижегородских дворцовых селах[254].

Но для того чтобы взыскивать все новые и новые суммы денег в обстановке растущего опустошения страны, необходимо было привести в известность наличный состав тяглого населения и предпринять меры, ставящие предел дальнейшему обезлюдению центра и северо-запада России. С 1581 г. правительство начало повсеместное описание земель, растянувшееся на 80-90-е годы. В тесной связи с организацией новой переписи находится вопрос о так называемых заповедных летах.

После архивных находок конца XIX — начала XX в. М. А. Дьяконов и Б. Д. Греков показали, что в 80-90-е годы XVI в. существовали так называемые заповедные лета, когда запрещался выход крестьян из-за своих господ. С. Б. Веселовский считал, что первоначально заповедные лета были введены лишь в отдельных районах и стали повсеместным явлением лишь позднее. Б. Д. Греков пришел к иному выводу: в 1580 г. был издан указ о заповедных летах, который стал действующим во всем государстве с 1581 г. Много интересных фактов о ходе закрепощения крестьян собрал в архивах В. И. Корецкий. Его точка зрения на этот процесс претерпела существенные изменения. Сначала он разделял тезис о том, что на первых порах заповедные лета носили локальный характер (были в Иосифо-Волоколамском монастыре и Деревской пятине). Позднее, обнаружив сведение Бельского летописца 30-х годов XVII в. о «заклятии» Ивана IV, он вернулся к представлениям Б. Д. Грекова о существовании особого указа Грозного о заповедных летах. Подвергая суждения своих предшественников критическому разбору, Р. Г. Скрынников пришел к выводу, что заповедные годы существовали только во второй половине 80-х годов и «нормы заповедных лет не стали формулой закона»[255].

Обратимся к источникам. Намек на общегосударственное уложение, запрещающее крестьянский выход, Б. Д. Греков видит в одном деле 1584 г. В нем рязанский помещик Т. Шяловский, обращаясь к царю, ссылается на то, что дьяк А. Шерефединов «крестьян насилством твоих государевых дворцовых сел и из-за детей боярских возить мимо отца твоего, а нашего государя, уложенья — в то село Шилово возить»[256]. Это свидетельство может быть интерпретировано по-разному. Ссылка на «уложение» могла иметь в виду просто Судебник 1550 г. Шиловский к тому же мог жаловаться на вывоз крестьян не в срок (Юрьев день).

В преамбуле Уложения 1607 г., дошедшего в изложении В. Н. Татищева, говорится, что «при царе Иоанне Васильевиче… крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович… выход крестьяном заказал». Итак, из Уложения 1607 г. как будто следует, что при Иване Грозном крестьяне еще сохраняли право выхода. Между тем в обнаруженном В. И. Корецким Бельском летописце в записи под странным названием «О апришнине» говорится, что в 1601/2 г. царь Борис «нарушил заклятье» Ивана IV и «дал христианом волю, выход межу служилых людей»[257]. Получается — как будто в противоречии с преамбулой Уложения 1607 г., — что уже при Иване IV крестьянский выход был «заказан», т. е. запрещен. Действительно, запись Бельского летописца носит черты позднейшего происхождения. Но важно установить, какими источниками пользовался ее составитель и какие явления действительности трансформировались в его представлении, когда он писал о «заклятии» царя Ивана. Летописец мог обобщить известную ему практику существования заповедных лет и составления писцовых книг начала 80-х годов в мысль о том, что именно при Иване IV крестьяне потеряли право выхода. Во всяком случае запись трудно истолковать однозначно без проверки ее конкретным материалом.

Третий источник, относящийся к проблеме крестьянского выхода при Иване IV, — приговор об отмене тарханов 20 июня 1584 г. В нем записано, что «крестьяне, вышед из-за служилых людей, живут за тарханами во льготе». Этот приговор, а также Уложение 1607 г., по словам Р. Г. Скрынникова, «одинаково свидетельствуют… что в последние годы царствования Грозного крестьяне «выход имели вольный» и массами выходили на те земли, где им предоставлялась льгота»[258]. В самом деле, и преамбула Уложения 1607 г., и приговор 1584 г. как будто говорят о том, что общегосударственного распоряжения о запрете крестьянского выхода при Грозном не существовало. Но они отнюдь не противоречат тому, что в начале 80-х годов могли посылаться на места отдельные распоряжения, содержавшие «заповедь» (запрещение) крестьянского выхода. Словом, и эти источники могут быть истолкованы по-разному. Решающим аргументом должны быть делопроизводственные материалы, отражающие практику по вопросам крестьянства и землевладения в 80-е годы XVI в.

Первый комплекс таких документов относится к Деревской пятине Новгорода, а точнее, как подметил Р. Г. Скрынников, к ее Едровскому стану. В наиболее раннем из них (отдельной грамоте помещику Б. Сомову от 12 июля 1585 г.) упоминаются пустые дворы деревни «на Мотни», крестьяне которой «разошлись в заповидныя лита: в 90-м году, и в 91-м году, и в 92-м году, и в 93-м году». Во время двух обысков, касавшихся крестьян кн. Б. И. Кропоткина (30 марта и 16 апреля 1588 г.), обыскные люди заявили, что те крестьяне вышли «в заповедные годы», которыми называются 1583/84—1586/87 гг. («в 92-м году, да в 93-м году, да в 94-м году, да и в 95-м году»). Два обыска (11 и 13 апреля 1588 г.) связаны с беглыми крестьянами помещика И. Непейцына, который в своей жалобе писал, что Васька и Трешка Гавриловы «в заповеднии годи, 90-м году, збежали». В Деревской пятине писцовые книги составлялись Д. А. Замыцким в 1581/82 г., К. Карцевым в 1582/83 г. и снова Д. А. Замыцким в 1586/87 г.[259]