Экспедиция к Холму, когда в плен попали дети боярские, на которых ссылается Ф. Кмита, состоялась в декабре 1580 г. Поэтому, согласно Б. Н. Флоре, собор мог созываться около ноября — декабря 1580 г. Вопрос о переходе всей Ливонии к Баторию (о чем упоминает Кмита) встал только в августе, а переговоры возобновились и того позже (12 октября). Отзвук этого «собора» якобы звучал в инструкции 1582 г., данной послу Ф. А. Писемскому. В ней говорилось: «.. в которых людех и была шатость, и те люди, вины свои узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им милость показал»[236]. Я. С. Лурье справедливо считает, что в инструкции речь шла о церковном соборе 1580 г. Думается, то же самое можно сказать и о путаном известии Ф. Кмиты[237].

Начиная кампанию 1580 г., Баторий 15 июня отправился из Вильны. Его армия насчитывала свыше 48 тыс. человек. На военном совете, созванном в начале июля, обсуждался план проведения операций. Рассматривались три варианта направления похода: на Псков, Смоленск и Великие Луки. Предпочтение было отдано третьему. Великие Луки представляли собой важнейший стратегический пункт, где обычно собирались русские войска, готовясь к военным действиям с Великим княжеством Литовским[238]. Взятие этого города как бы вбивало клин между Ливонией и основными русскими землями. Поэтому захват Великих Лук был важной стратегической целью. Взятие же Смоленска и Пскова, как это и показали последующие события, вряд ли могло быть осуществлено, учитывая даже численность армии Батория.

Узнав о начале похода Батория и его прибытии в Витебск, Иван IV 27 июля 1580 г., «по литовским вестям», выставил полки на западных рубежах[239]. Пытаясь всеми силами склонить Батория к миру, царь 9 июля отправил гонца Ф. Шишмарева с сообщением о скором выезде «великих послов». Король сообщил гонцу, что готов принять послов, но откладывать начало военных действий не будет. Видя нерешительность царя и его готовность идти на уступки, Баторий с августа формулирует основное требование, выполнение которого только и могло бы привести к началу мирных переговоров, — передача всей Ливонии королю. И снова царь просит Стефана задержать продвижение своей армии в глубь России[240].

25 августа 1580 г. принимается решение послать к императору нового гонца (Истому Шевригина), который должен был повторить прежние предложения царя о союзе. Баторий представлялся Грозным в качестве ставленника султана, врага христианства. Царю рисовалась возможность привлечь к антибаториеву союзу и германских князей и даже римского папу[241].

Пока Иван IV тешился иллюзиями, военные действия складывались для России неудачно. 6 августа 1580 г. после ожесточенной бомбардировки капитулировала крепость Велиж. 16 августа взята была крепость Усвят, а 26 августа войска Батория подошли к Великим Лукам. Сюда через день (28 августа) прибыло «великое посольство» Ивана IV — кн. И. И. Сицкий, думный дворянин Р. М. Пивов и дьяк Д. Петелин. Оно привезло мирные предложения Грозного с согласием на уступку Баторию Полоцка, Усвята, Озерища. Отказывался царь и от Курляндии (находившейся под польской эгидой), городов в Ливонии, на которые распространялась власть Магнуса. Но претензии Батория возрастали с каждым часом. Теперь он требовал передать ему Псков, Новгород, Смоленск, не говоря уж о Ливонии. Поэтому дальнейшие переговоры теряли всякий смысл.

Луки были взяты польскими войсками в ночь с 5 на 6 сентября. В городе устроена была резня, во время которой погибло до 7 тыс. человек, в том числе женщины и дети. Затем полякам удалось нанести поражение небольшому отряду русских войск под Торопцом и взять крепости Невель, Озерище и Заволочье. Попытка оршанского старосты Ф. Кмиты с небольшими силами в 9 тыс. человек совершить набег на Смоленск окончилась полным разгромом литовских войск. Неудачливый воевода «пришел в Оршу пеш на шестой день, а с ним четыре человека». Взято было 380 пленных и «наряд» (артиллерия)[242].

27 января 1581 г. Иван IV из Александровской слободы посылает Баторию новые мирные предложения с согласием на дополнительную уступку нескольких городов в Ливонии (Кокенгаузена, Крейцбурга), а также Усвята и Озерища. Взамен царь требовал вернуть Великие Луки и Велиж. В случае успешного начала переговоров царь уполномочивал послов отказаться от нескольких ливонских замков[243]. На это Баторий не пошел, но окончательный ответ послам отложил до решения сейма, стремясь затянуть переговоры до начала следующей кампании. Покинув театр военных действий, Стефан Баторий 3 ноября 1580 г. прибыл в Вильно[244].

Запоздалым отзвуком кампании было сожжение г. Холма в декабре 1580 г., взятие крепости Вороноч на Псковщине и сожжение Руссы (март 1581 г.)[245].

Воспользовавшись тяжелым положением России, ведшей изнурительную войну с Баторием, шведский полководец Понтус Делагарди захватил центр русских владений в Карелии — г. Корелу (4 ноября), в результате чего из 4041 двора там осталось всего 440[246].

Подготовку к походу на Россию Баторий начал на рубеже 1581 г. На заседаниях сейма, открывшегося в январе 1581 г., ему удалось добиться утверждения новых военных налогов. Безуспешно русский гонец Р. Климентьев вел предварительные переговоры, соглашаясь от имени царя на уступки еще нескольких городов в Ливонии (Режицы, Люцена и Мариенгаузена). 16 февраля он был отпущен с письмом Батория, в котором король отказывался от заключения мира с Иваном IV из-за того, что в Ливонии продолжали находиться царские войска. Очередное посольство Е. М. Пушкина и Ф. А. Писемского прибыло в Вильно 24 мая[247]. Царь на этот раз готов был поступиться всей Ливонией, за исключением Нарвы и еще двух-трех крепостей, с тем чтобы избежать новой войны с Баторием. Он отдавал также Полоцк, Озерище и Усвят, выговаривая себе Великие Луки, Холм, Велиж и Заволочье. Но и на этот раз польский король остался непреклонным.

Наряду с переговорами Иван IV, как и Баторий, предпринял меры к поиску средств, необходимых для дальнейшего ведения войны, и провел мобилизацию людских резервов. Социально-экономические условия, в которых находилась Россия к началу 80-х годов XVI в., крайне затрудняли дальнейшее ведение Ливонской войны и настоятельно требовали скорейшего замирения. Страна переживала страшнейший хозяйственный кризис, достигший в начале 80-х годов (по В. И. Корецкому) своего апогея[248].

Наиболее тяжелым было положение Новгородской земли, испытавшей опричный погром и тяготы войны со Швецией. Писцовые книги по Новгородской земле (к сожалению, таких материалов нет по другим районам Русского государства) позволяют отчетливо представить картину состояния экономики края в начале 80-х годов. К 1582/83 г. в Деревской пятине запустело 98 % обеж земли, а населения осталось всего 7,1 % от того, которое жило тут в конце XV в. В Шелонской пятине «в пусте» лежало 91,2 % всех дворов, в Вотской — 93, 9, в Тверской половине Бежецкой пятины — 84, в Обонежской пятине — около 50 %. В самом Новгороде к 1581/82 г. жило всего 20 % населения доопричного времени[249]. Запустение вызывалось ростом государевых податей, опричными репрессиями, обрушившимися на Новгород с особой силой, войнами (особенно в пограничных районах), эпидемиями и голодом. В 70-е годы XVI в. подати возросли на 14 %, а цены на хлеб подскочили на 400 % от цен первой половины века. Подъем цен к 80-м годам был не только новгородским, но и общерусским явлением. В целом же в Новгородской земле осталось 20,9 % населения, жившего там в середине XVI в., половина которого находилась в далеком Заонежье[250].