В комендатуре города Кузьмин с удивлением почувствовал, как откуда-то из глубин его подсознания всплывает опутанный различными страхами и комплексами, как утопленник водорослями, курсант первого года обучения. По коридорам, высекая искры коваными подковами сапог, шлялись откормленные сержанты, офицеры даже в помещении не снимали каракулевых шапок и были обильно увешаны разнообразными знаками, значками, шевронами и бляхами. На уставной нонсенс в виде майора с голубыми просветами на погонах смотрели с нескрываемым удивлением, но, не обнаружив явных нарушений формы одежды, теряли к нему интерес.

Заложив три круга по периметру комендатуры, майор всё-таки сумел вызволить Рыжего Гуся из темницы. Правую руку ломило от многократного отдания воинской чести, а во рту пересохло от «Так точно!», «Есть!» и «Разрешите идти?».

Напоследок дежурный помощник коменданта сделал Кузьмину небольшой сюрприз, сообщив, что «у вашего парня, вроде, «не все дома», и порекомендовав на обратном пути быть «повнимательнее».

Рядовой Гусев, и правда, выглядел не слишком интеллектуально, но, вспомнив его родню, майор решил не заморачиваться и повёз его на аэровокзал, брать обратные билеты. В троллейбусе Гусь вёл себя на удивление тихо, по сторонам не смотрел, а на вопросы отвечал кратко и невнятно.

Спустились в метро. На станции «Лермонтовская» Гусь неожиданно оживился. В ожидании поезда он бродил по перрону, гладил мраморные стены, разглядывал светильники и пассажиров. Постепенно он отходил от майора и вдруг, перескочив через перила, прыгнул на пути и побежал в туннель. На платформе завопили. В туннеле страшно завыл поезд, заскрежетало железо. Кузьмин немедленно представил, как он будет укладывать в казённый, занозистый гроб разрезанного на куски Гуся, каковые истекающие кровью куски ещё предстоит собрать. Его затошнило.

Из туннеля выполз поезд, двигавшийся непривычно медленно. В кабине почему-то горел свет. Приглядевшись, Кузьмин увидел рядом с машинистом невозмутимую рожу Гуся, пребывающего в целости и сохранности.

Ещё через два часа уже не ожидающий ничего хорошего от жизни инженер по авиационному оборудованию майор Игорь Кузьмин трясся на железном сидении военной санитарки, следующей по направлению к психиатрическому отделению Наро-Фоминского госпиталя.

Напротив него, прикованный наручником к борту, щербато улыбался Рыжий Гусь. Его анабазис продолжался.

Радиоэлектронная борьба. Как это делается в…

В ВВС:

Представим себе домушника, которому нужно забраться в квартиру богатенького Буратино, но ему мешает стальная дверь с хитрыми замками.

РЭБ-овец (то есть, что это я – вор, конечно, вор) авиационный – хилое и запуганное существо из интеллигентов, которому постоянно намекают, что он зазря ест чужой хлеб, что толку от него никакого и вообще, он – бестолочь. Его постоянно заставляют делать то, что он совсем не умеет, и смеются над тем, что он умеет читать.

Подойдя к двери, этот несчастный долго и испуганно прислушивается, не хлопнула ли дверь в подъезде, не ходит ли кто в квартире и вообще сильно жмётся. Отмычки у него маленькие, он чрезвычайно осторожно примеряет их к замку, поворачивает туда-сюда, время от времени нажимая дрожащей лапкой на дверную ручку, чтобы проверить, не открылось ли? Наконец, замок щелкает и дверь приоткрывается. Потрясённый своей удачей жулик убегает, чтобы позвать остальных. Когда он выскакивает из подъезда, дверь в квартиру захлопывается сквозняком. Жулика долго бьют, сначала свои, потом милиция, потому что он не заметил включённой сигнализации.

В Сухопутных войсках:

РЭБ-овец пехотный – совсем другое дело! Это здоровенный румяный мужик с мешком инструментов на плече. Он долго шатается по подъезду, пытаясь по плану, нарисованному на бумажке, найти нужную квартиру. Через час он прибывает на место, с грохотом высыпает из мешка инструмент, не торопясь раскладывает его на полу, и начинает перебирать, пытаясь понять назначение каждой железки. К каждой отмычке верёвочкой привязаны Техническое описание, Руководство по технической эксплуатации и Меры безопасности при взломе. Наконец, выбирает самую большую кувалду, размахивается и со всей дури бьёт по соседней двери. Дверь вылетает из стены вместе с коробкой и начинает падать на мужика. Вместо того, чтобы отскочить, он начинает собирать инструменты. Услышав мощный грохот, остальные жулики в панике убегают прочь, а сигнализация срабатывает во всём микрорайоне. Приехавшая милиция с помощью домкратов освобождает удивлённого, слегка помятого, но, в общем, целого жулика. Его кувалда оказывается расплющенной в лепёшку.

Учиться военному делу…

Британская энциклопудия

– Учебник, – возвестил шеф, – есть высшая форма методической работы. И мы, коллеги, должны…

Новый начальник кафедры обладал бесценным для любого военного педагога качеством – громким и необыкновенно противным по тембру голосом, который как бы ввинчивался в уши. Густой бас у шефа парадоксально сочетался с общей плюгавостью экстерьера, громадная лысина, подобно пустыне, безжалостно наступала на чахлые остатки причёски. Выступая, шеф имел обыкновение топтаться на трибуне, переминаясь с ноги на ногу, как хмурая дрессированная обезьяна. Трибуна, вероятно, помнившая ещё бои с буржуазной лженаукой кибернетикой и разгром безродных космополитов, равнодушно скрипела. Иногда казалось, что скрипящие звуки издают не старые доски, а сочленения полковничьего организма.

Справа на шефа благодушно взирал со стены отец русской авиации Жуковский в окладистой бороде, а слева хмурился, опираясь на карту с красными и синими стрелами, маршал Жуков. Портрет политически нейтрального Жуковского был очень старым, в тусклой золочёной раме, а вот Георгий Константинович появился недавно. Раньше на этом месте висел портрет дорогого Леонида Ильича в маршальском мундире, потом его сменил Юрий Владимирович с профессиональной улыбкой, потом… потом, собственно, никого не было. Константина Устиновича отпечатать не успели, а Михаила Сергеевича наш тогдашний шеф терпеть не мог, поэтому в «Военной книге» и был приобретён портрет прославленного маршала. Художник при его написании, вероятно, вдохновлялся просмотром фильма «Освобождение», поэтому фактически имел место портрет актёра Ульянова в маршальском мундире.

– …Должны, – продолжал излагать шеф, – усилить это направление работы, которое в последнее время несколько э-э-э… упустили. Пожалуй, начнём с…

Начальники циклов дружно опустили глаза, внимательно разглядывая крышки аудиторных столов, густо разрисованные шкодливыми студентами. На моем столе, например, был изображён здоровенный выключатель с подписью: «Кнопка выключения препода. Нажимать лбом», а снизу кто-то приписал: «От поганой лекции пропадёт эрекция!»

Начальники циклов, отпетые и бескомпромиссные безбожники, казалось, про себя возносили моление о чаше: «Да минует меня чаша сия!» – шептали суровые полковники и подполковники, закалённые в методических битвах.

История эта началась ещё при прежнем шефе. Тогда Управление вузов ВВС составляло перспективный план издания учебников. У шефа спросили, не планирует ли вверенная ему контора в ближайшие пять лет осчастливить студентов каким-нибудь учебником? Шеф раздулся от гордости, как токующая жаба, и заявил, что планирует. И не просто планирует, а берётся подготовить учебники по основным изучаемым на кафедре дисциплинам. Штабные посмотрели на него с тихой жалостью, но спорить не стали, поинтересовавшись, однако, сколько всего будет учебников. «Пять!» – веско сказал шеф и через полгода свинтил на дембель.

Первый учебник мы писали целый год уже с новым начальником и ещё полгода согласовывали его в каких-то совершенно фантастических конторах типа «Управления восходом Солнца в СССР». Когда, наконец, рукопись была принята Воениздатом, авторы, утерев трудовой пот, с изумлением узнали, что им причитается аж 120 рублей гонорара, который и пропили единым махом в шашлычной, расположенной напротив гостиницы «Советская» и носящей негласное название «Антисоветская». За банкет, правда, пришлось приплачивать из своих. Один из соавторов, помнится, грустно заметил, что в России со времён Пушкина мало что изменилось – книгоизданием по-прежнему не прожить.