— Как мы, однако, неразумно обращались со своим здоровьем! — сокрушался он, подсчитывая задним числом отнятые излишествами невосполнимые дни жизни.

Игорь только усмехался, слушая эти и подобные сентенции, особенно когда Коля всерьёз доказывал, что мы переоцениваем молодость и что именно в средние годы, как он именовал свой возраст, и начинается та «истинная жизнь», над которой совершенно напрасно иронизировал Фёдор Михайлович Достоевский.

— Юность — слепая эйфория. Юношеская радость — бессознательное следствие механического брожения зарождающейся сексуальности, всего лишь.

Из дальнейшего следовало, что сам он ныне постигает высшие, разумные радости, результат целенаправленных жизненных усилий, и может позволить себе с гордостью окинуть пройденный путь и полюбоваться близкой уже сияющей вершиной. Решающий бросок к вершине Коля готовился совершить в лучшей спортивной форме и, с удовольствием похлопывая себя по измученному научным голоданием животу, цитировал Фамусова:

Это было верно. Коля, конечно, имел основания гордиться — и звания достиг высокого, и авторитета, а про квартиру, дачу и машину и не говорю. И свободой пользовался. Большой путь прошёл, большой, ничего не скажешь. И женщин своих довёл до высшего качества. Последняя, та, что он на новогодний вечер привёл, была прямо-таки образцово хороша, знала это и непрерывно сияла победительной и ослепительной улыбкой. Правда, рассматривать её долго было утомительно, хотелось хоть малейших отклонений от образца заметить, а их не было.

— Слушай, Колька, — подтрунивал Игорь. — где ты эту бабу взял, из лаборатории?

— Какой лаборатории? — не понял членкор.

— Да она синтетическая, по-моему. Вся по стандарту мер и весов изготовлена. Старым способом такую не сделаешь.

— Не волнуйся, девушка натуральная, — заверил Коля.

— А ты её внимательно рассматривал? Фабричной марки нигде не обнаружил?

— Зачем ей марка! И так видно, что девушка фирмовая, — самодовольно отшучивался членкор. — В старину технология надёжно разрабатывалась.

— Всё-таки присматривайся! Вдруг не на Знак качества, а, как Атос, на лилию нарвёшься.

Игорь относился к членкору слегка иронически. И не потому, конечно, что его раздражала, как некоторых, неуязвимая Колина карьера, вечный попутный ветер, а самого Игоря ветры не баловали. Способности друга никто из нас под сомнение не ставил. Однако очень уж заметно стало, как Коля быстро возвышается в собственных глазах, проникаясь самоуважением и чувством непогрешимости в своих поступках. И с этой точки зрения шутливое предостережение Игоря было бесполезным. Ослепительная улыбка синтетической девушки Колю явно не утомляла, он уже проглотил крючок, и она умело выбирала леску.

— Побей меня бог, — сказал мне Игорь, глядя на них со стороны, — он на ней женится.

— А как же свобода?

— Свобода — всего лишь осознанная необходимость.

— Необходимость обзавестись такой куклой?

Игорь засмеялся.

— Ты разве членкор? Откуда тебе знать, что необходимо человеку в твоём положении? И вообще… Она наверняка хорошо смотрится в машине за рулём или в ванной на фоне чёрного кафеля, да и в других местах в доме.

Я вспомнил далёкое «У меня для этой самой штуки…»

— Всё возвращается на круги своя. На новом витке спирали.

— Смотря сколько витков жизнь отпустила.

Будто перекликаясь с нами, Сергей завёл в гостиной любимого Окуджаву:

— Я часто вспоминаю Олега, — сказал я. — Неужели он навсегда сгинул?

Игорь наклонил голову:

— Навсегда.

— Ты и раньше был уверен, что он не вернётся. Почему?

Игорь снял очки, которые стал недавно носить, и протёр стёкла носовым платком.

— Олег умер. Я знаю. Но не хотел никому говорить.

— Что ты знаешь?

— Хорошо. Тебе расскажу.

— А Лиде? Детям? — поразился я.

— Им — нет.

— Но ты же обязан сказать им, если знаешь.

— Когда я расскажу, ты поймёшь, что говорить не стоит. Так лучше. Для них.

Мы хотели уединиться, чтобы поговорить, но помешал Вова. Собственно, он просто разглагольствовал за столом о несолидности отдельных людей, однако Игоря слова его задели и остановили.

Вова, бывший рыбак, порядком располневший и представительный, занимал солидное положение в облздраве. Правда, поговаривали о нём разное, в основном нелестное, а попросту, что бесплатную нашу медицину люди, окружающие Вову, превратили в платную, и даже такую, что не каждому по карману. Но Вова держался твёрдо, отвергая обывательские сплетни и подробно разъясняя, откуда берётся беспардонная клевета. Именно на эту задевавшую его тему он сейчас и распространялся и неожиданно и Игоря задел.

— Уровень сознательности отдельных людей ещё низкий. Заболел человек, а доброхоты ему шепчут: неси давай, иначе лечить не будут. По невежеству шепчут, а тот слушается и несёт. Сам. Никто у него ничего не вымогает.

— Однако берут? — спросил Игорь.

Вопрос Вове не понравился, но он виду не подал, вздохнул только:

— Не все святые, к сожалению. Да и как докажешь какому-нибудь Фоме неверующему, что врач и так свой долг выполнит, без его «благодарностей»? Мы недавно с одним завотделением разбирались, а он нам: это психотерапия, говорит, больной себя чувствует увереннее.

Вова засмеялся и заключил серьёзно, сворачивая тему.

— Ну, мы этому «психотерапевту» всыпали, конечно, по первое число… От заведования отстранили.

Но свернуть тему не удалось.

— Я знаю, о ком ты говоришь, — сказал Игорь, — он теперь не хуже должность занимает.

Удар пришёлся не в бровь, а в глаз. Вова покраснел, как рак:

— Что ты этим сказать хочешь?

— С координацией движений у вас неважно, видно. Правая рука не знает, что левая делает.

Вова вскипел:

— Я, конечно, не хирург. Нам по живому резать противопоказано. Мы с людьми разбираемся. Если мы ампутировать начнём, кто работать будет? Думаешь, к тебе придраться нельзя? Тебе не несут?

— Случается.

— Ага! — обрадовался Вова. — И ты их, конечно, в шею? Или не всегда?

Он был готов завестись ещё больше, но новая супруга, прозванная когда-то Олегом «вдовой» и сохранившая этот титул, несмотря на то, что все три её мужа благополучно здравствовали, вмешалась, чтобы утишить страсти:

— Владимир! Зачем заострять? Игорь — прекрасный специалист, он спасает людей, а если что и взял, так дал много больше.

За последние годы «вдова» совершила счастливую метаморфозу, а именно — успокоилась в жизни. Нашла Вову и успокоилась. И он её тоже нашёл. Говорят, только раньше существовали супружеские пары, подобные сиамским близнецам, и не в том грубом смысле, что «муж и жена — одна сатана», а в смысле полной душевной гармонии. Сейчас, конечно, время другое. Супружескую жизнь гораздо больше борьба самолюбий характеризует, чем единство душ. Однако наши друзья — «вдова» и Вова — эту мрачную тенденцию счастливо преодолели. Много пострадали они на жизненных дорогах, ища друг друга, но зато уж нашли и объединились напрочь, думаю, до конца дней, потому что зимнюю дачу строят, а это признак надёжный. Так что взаимопонимание у них полнейшее. Вот и сейчас: стоило супруге сделать замечание, как Вова её немедленно понял и тон сменил, хотя соль на рану и попала. Но он сказал примирительно:

— Я не обидеть тебя хочу, я упрощать не хочу. Легче всего человеку ярлык наклеить — «взяточник», «мздоимец», но нужно же и объективные обстоятельства учитывать.

— Не учитывать их, а бороться с ними! — возразил Игорь. — Ты вот спрашиваешь — в шею или не всегда? Успокойся, милый, не всегда. И ты прав, когда говоришь, что непросто это. Но начинается всё-таки с первого шага, не такого уж сложного, вполне понятного. Начинает работать молодой врач, пусть хирург, не поражённый ещё метастазами, полный желания помочь, а не нажиться, спасать, а не богатеть… И вот сбывается мечта этого честного парня: от человека, который при смерти был, его руки смерть отвели. И тот счастлив, а врач, может быть, во сто крат, потому что понимает больше. Обоих самые светлые чувства переполняют и ищут выхода. И выход находится. «Благодарность». От самого чистого сердца, разумеется. И рука спасённая бестрепетно несёт, а спасшая рука навстречу протягивается, о корысти и не помышляя. Напротив, обидеть человека отказом опасается. Да и какая корысть? Ведь этот коньяк или сувенир какой в твоих глазах ценность ещё не материальная, а нравственная, символ профессионального успеха, не более. Чего же стыдиться? Даже друзьям хвалишься: я человека спас, а он, чудак, с бутылкой ко мне. Приходите, разопьём вместе по такому случаю…