Этот прием позволяет нам доказать, что луна сделана из зеленого сыра. Доказательство довольно запутанное, но забавное:

Нам даны две предпосылки: что молоко белое и что молоко не белое. Если утверждение «молоко белое» верно, то в таком случае и утверждение «либо молоко белое, либо луна сделана из зеленого сыра» также верно. (Несомненно, так и есть.) Поскольку нам дана еще предпосылка о том, что молоко не белое, верной должна оказаться вторая альтернатива, а именно, что луна сделана из зеленого сыра.

С точки зрения логики это построение безупречно. С помощью известного нам изъяна в противоречивых предпосылках можно доказать что угодно, включая существование спутника Земли с пикантным запахом.

Прием противоречивых предпосылок сложно использовать в повседневных диспутах, поскольку ваши слушатели чаще всего сразу же замечают, что вы противоречите сами себе. Однако вы всегда можете прибегнуть к таким противоречиям, которые обычно допускаются в свободной речи, и затем развивать их, закутывая в жесткую логику.

Он настоящий профессионал, но временами в нем проглядывает любитель.

(Звучит приемлемо, однако помните, что с этого момента вы можете буквально доказать, что луна сделана из зеленого сыра.)

Утверждение следствия

Для тех, кто склонен безнадежно путать порядок взаимного расположения телеги и лошади, ошибка утверждения следствия является естественной, как дыхание. Данный софизм — профессиональный риск вступающих в формальные споры, и состоит он в том, что спорящий не признает существования более одного способа убить кошку.

Если кошку покусает бешеный еж, она умрет. Перед нами дохлая кошка — очевидно, бешеный еж где-то поблизости.

(Перед тем как запирать своих кошек в доме, подумайте о том, что усопшее животное могло погибнуть от удара электрическим током, его могли убить люди, ненавидящие кошек, оно могло попасть под машину. Да, есть вероятность, что кошку действительно покусал бешеный еж, но нельзя этого знать наверняка.)

Спорящий здесь путает предыдущую и последующую части утверждения. В конструкции «если…, то…» часть, содержащая «если…», называется предпосылкой, а «то…» следствием. Можно доказывать следствие через утверждение предпосылки, но не наоборот.

Если я уроню яйцо, оно разобьется. Я роняю яйцо, следовательно, оно разбивается.

(Это полностью соответствует истине. Такое умозаключение, называемое тodus ponens, мы применяем в нашей жизни чуть ли не ежедневно. Сравните его с нижеследующим вариантом.)

Если я уроню яйцо, оно разобьется. Яйцо разбито, следовательно, я его уронил.

(Так выглядит софизм утверждения следствия. Существует множество других причин, ведущих к разбитию яйца: на него может упасть какой-либо предмет, его может урони: ть кто-то другой, из него может вылупиться цыпленок.)

Чтобы наше логическое построение считалось допустимым, мы должны утверждать первую часть и вывести из нее вторую. Здесь же мы утверждаем вторую часть в попытке вывести из нее первую. Утверждение следствия является логической ошибкой, поскольку любое событие может иметь различные первопричины. Видя только следствие, мы не можем наверняка утверждать, что к нему привела одна конкретная причина.

Если бы китайцы хотели мира, они бы приветствовали культурные и спортивные связи с другими странами. Поскольку они действительно поддерживают такие связи, мы понимаем, что они хотят мира.

(Возможно, это так. Подобное заключение кажется наиболее правдоподобным, но могут существовать и другие, более неприятные для нас причины того, что Китай поддерживает международные связи. Кошка может быть убита более чем одним способом.)

Этим софизмом весьма часто пользуются в судах, поскольку он является основой косвенных доказательств. Там, где у нас нет показаний свидетелей, мы отталкиваемся от того, что нам известно, пытаясь вывести из этих фактов те причины, которые могли к ним привести.

Если бы он замышлял убийство, то позаботился бы как следует о страховании своей жены. И что же он действительно ее застраховал!

Если бы он намеревался кого-то отравить, то купил бы яд. В самом деле, мы знаем, что он приобрел какое-то количество гербицида.

Чтобы расчленить тело, ему потребовалась бы большая пила. Такая пила действительно была найдена в его сарае с инструментами.

(Во всех приведенных случаях могут быть найдены другие, невинные объяснения. Ошибочно считать любое из этих доказательств, взятое в отдельности, достаточным, чтобы доказать вину. Однако по мере того, как они накапливаются, двенадцати присяжным становится все легче и кажется все правильнее отринуть разумные сомнения в том, что это может быть просто совпадением. Действительно, иногда они ошибаются, и на эту тему можно вспомнить немало историй, наряду со случаями казненных невиновных людей.)

Данный прием чрезвычайно удобен, когда вы хотите приписать кому-либо низменные побуждения. Мотивов действий никто не видит, заметны лишь сами действия, вызываемые ими. Вы всегда сможете найти благодарную аудиторию для ваших подозрений в не очень благородных мотивах оппонента, если сумеете должным образом преподнести следствия.

Она же просто шлюха! Подобные девицы всегда выставляют себя напоказ перед мужчинами, и она ведь действительно появилась на офисной вечеринке в платье, которое было практически прозрачным!

(Ну, это бесспорно совершенно прозрачный случай.)

Экзистенциальный софизм

У логики существует любопытная особенность, которая заключается в том, что утверждения, относящиеся к целому классу, фактически не сообщают нам, имеется ли в этом классе хоть один член.

Все кошки самолюбивы.

(Это утверждение говорит нам, что если такое явление, как кошки, действительно имеет место, то они обладают самолюбием. Оно не утверждает факта существования кошек — точно так же, как из схожего утверждения относительно единорогов нельзя вывести заключение об их существовании.)

В противовес этому утверждения, касающиеся лишь части какого-либо класса, подразумевают, что в данном классе имеются члены.

Некоторые кошки самолюбивы.

(Здесь нам сообщается, что существует такое явление, как кошки, и что некоторые из них обладают самолюбием.)

Экзистенциальный софизм возникает, когда мы выводим заключение, подразумевающее существование явления, из предпосылок, которые этого вовсе не предполагают. Если предпосылки универсальны, то есть в них речь идет про всё или ничто из, а наше заключение является частным (в нем говорится о некоторых) — мы допустили эту ошибку.

Все НЛО — космические корабли, и все космические корабли — внеземные, следовательно, некоторые из НЛО являются внеземными.

(Такое утверждение кажется довольно безобидным, однако оно недопустимо. Мы могли бы сказать, что все НЛО являются внеземными, но, ограничивая их до некоторых, мы подразумеваем, что они действительно существуют.)

Кажется странным, что нам более позволительно говорить обо всех, нежели утверждать что-либо относительно некоторых. Мы можем утешиться таким соображением: очевидно, чтобы говорить о чертах, присущих некоторым в отличие от всех остальных, мы должны знать этих некоторых. При универсальных утверждениях такого отбора не ведется и соответственно ничего подобного не подразумевается.

Ошибочность данного утверждения заключается в том, что мы принимаем к рассмотрению нечто, для чего не было представлено никаких доказательств, — а именно предполагаем, что то, о чем мы говорим, на самом деле существует. В момент выхода за пределы доказанного мы вступаем на территорию ошибки.

Все полицейские высокого роста, а ни один честный валлиец не бывает высоким, следовательно, некоторые честные валлийцы не служат в полиции.

(Увы, здесь не было представлено никаких доказательств, что в мире существует такое явление, как честный валлиец.)