— А разве вы, господин Гордон, или те же американцы оценивают работу агента не по конечному результату?

— По результату оценивают работу террориста-фанатика! — эту фразу Гордон произнес на чистейшем, без малейшего намека на акцент, русском языке. — Сколько уничтожил, взорвал, повредил… Что же касается кадров политической разведки, — он вновь перешел на немецкий, — то это обходится так дорого и занимает так много времени, что, право же, нет никакого стратегического резона затыкать своими людьми бреши, образовавшиеся вследствие бездарного планирования операций…

Про себя Мишин не мог не согласиться, что этот старый пердун со старорежимной авторучкой в кармане абсолютно прав. В то же время очень не хотелось соглашаться и признавать, что ему, как желторотому салаге, только что бесплатно прочли краткий спецкурс по методике работы с собственными агентами.

— Вы хотите сказать, господин Гордон, что агенты Моссада никогда не проваливаются? Что ваша разведка не выжимает из своих людей все соки до конца? Что дисциплина внутри израильской разведки основана на высших принципах гуманизма?..

Какое-то время Гордон молча, испытующе смотрел на Мишина. Потом вытащил из нагрудного кармана тенниски белый платок, деликатно, почти неслышно, высморкался и внятно, как на лекции, произнес:

— Это долгий разговор, господин Мишин. Давайте отложим его на некоторое время. Почему-то мне кажется, что оно у нас будет. А пока вернемся к теме нашей беседы. Надеюсь, вы не станете спорить со мной, что как разведчик-нелегал вы кончены? То есть никакой практической пользы уже не представляете?

— Не стану, — угрюмо кивнул Мишин.

— И как вы к этому факту относитесь?

— С чувством глубокого удовлетворения, — по-русски ответил Мишин.

— А-а! — понимающе кивнул Гордон и на его выцветших губах скользнула презрительная усмешка. — Это, кажется, из лексикона вашего партийного лидера?

— Вы правы.

— Пустая фраза.

— Вам не нравится Брежнев?

— А вам, господин Мишин?

— Мне трудно судить, я с ним незнаком лично.

— Вы знаете, я тоже, — кивнул Гордон. — Тем не менее это не мешает мне иметь об этом господине собственное мнение.

— Мне бы хотелось его выслушать, — лицо Мишина нахмурилось еще больше. — Поверьте, господин Гордон, это не праздное любопытство.

— Личные качества вашего лидера не имеют никакого значения, молодой человек, — мрачно процедил Гордон. — В условиях вашей социально-политической системы любой, даже обладающий изощренным умом, лидер, изначально обречен. Его правление и власть носят временный характер. Это только кажется, что он безгранично повелевает массами. На самом же деле, он является заложником. Придет день, когда эти самые массы его и уничтожат.

— Сталин, если мне не изменяет память, скончался без посторонней помощи.

— Спорное заявление, — хмыкнул Гордон. — Такие люди, как Сталин, своей смертью не умирают, уж поверьте старому человеку. Думаю, наступит день, когда эта темная история будет извлечена на свет Божий. Впрочем, не исключено, что вы правы, молодой человек. Дело в том, что Сталин был наверное единственным лидером XX века, владевшим тайной ДОЛГОВЕЧНОЙ власти. Если убивать ежедневно по сто тысяч человек, можно умереть в собственной постели. К великому счастью, моя страна застрахована от подобных монстров у власти — нас слишком мало…

— Гитлер тоже убивал сотни тысяч людей в день.

— Гитлер убивал чужих. А Сталин — своих. Разница существенная, господин Мишин. Впрочем, мы отвлеклись!

— Извините, — улыбнулся Мишин. — Вас действительно интересно слушать.

— Значит, вы согласны, что как профессиональный агент уже не представляете никакой практической ценности, верно?

— Да, я согласен. Мало того, меня это вполне устраивает.

— Прекрасно… — Гордон даже засветился от удовлетворения, словно не кто иной, как он сам, своими собственными руками, списал подполковника КГБ СССР Виктора Мишина в безнадежный тираж. — Как по-вашему, господин Мишин, а американцы это понимают?

— Думаю, даже лучше, чем евреи, — пробормотал Витяня. — Если, конечно, такое возможно в принципе.

— И тем не менее, — подхватил Гордон, — они требуют вас к себе. Чего вдруг? Зачем вы им понадобились?

— Дов уже спрашивал меня об этом.

— Я спрашиваю не вас, Мишин, — неожиданно зло, тут же забыв вежливое «господин», огрызнулся Гордон. — Я задаю этот вопрос самому себе. И не могу отделаться от очень неприятного ощущения, что есть в этом требовании ЦРУ какой-то заковыристый нюанс, который постоянно ускользает от меня. Я думаю об этом с раннего утра, и никак не могу уловить в чем, собственно, заключается подвох…

— Вы говорите о нюансах так, словно понимаете главное, — хмыкнул Мишин.

— Естественно, понимаю, — Гордон презрительно пожал плечами. — Эти умники в Лэнгли явно затевают очередную игру против ваших соотечественников. И все стало бы на свои места, не затребуй они именно вас — засвеченного агента, человека, приговоренного на Лубянке к смертной казни и находящегося во фронтальном поиске. Вы — живой труп, Мишин!

— Благодарю за комплимент, — вежливо кивнул Витяня.

— Так зачем ЦРУ понадобился живой труп? — не реагируя на реплику Мишина воскликнул Гордон и в очередной раз хрустнул узловатыми стариковскими пальцами.

— Вы продолжаете разговаривать сами с собой, господин Гордон, или уже переключились на двустороннюю связь?

— Что? — вскинул брови старик.

— Просто я боюсь показаться невежливым, — пояснил Мишин, сдерживая накипающее раздражение. — Вы что- то спрашиваете, задаете вопросы, а я не знаю, монолог это или диалог.

— Теперь это вопрос к вам, господин Мишин.

— Ну… — Витяня почесал кончик носа. — Живому трупу, как вы изволили выразиться, терять, в общем-то, нечего. Может быть, кого-то надо убрать и…

— И американцы не находят лучшего решения, как обратиться за помощью к евреям, так? — насмешливо изрек Гордон. — Своих киллеров у них нет, им понадобился именно подполковник КГБ Виктор Мишин, которого скоро будет узнавать каждая собака в Европе?

— Может, это просто дезинформация, какой-то отвлекающий маневр? — не очень уверенно предположил Витяня. — Использовать меня, чтобы…

— Где?

— Что, «где»?

— Где они собираются посадить вас на жердочку, чтобы отвлечь чье-то внимание? — Теперь Гордону можно было дать все восемьдесят пять лет, — он вел себя как глубоко обветшалый, брюзгливый и желчный пенсионер со стажем в доме для престарелых, которому нерасторопная сиделка не принесла на завтрак излюбленное яйцо «в мешочек».

— Господи, да где угодно! — фыркнул Мишин. — В Лиссабоне, в Кельне, в Венеции…

— И что вы там будете символизировать, господин Мишин, в качестве отвлекающего маневра? Свое возрождение в амплуа профессионального нелегала, перевербованного ЦРУ? Или Моссадом? А ваши друзья с площади Дзержинского — полные идиоты и думают, что вы в настоящее время замаливаете грехи в монастыре молчальников? Ничего другого на Лубянке от вас и не ждут, Мишин! И потом, что вы сделаете в качестве этого самого, отвлекающего маневра? Будете имитировать подготовку покушения на Вилли Брандта? Начнете подкоп под Ватикан? Склоните к сожительству любимицу всех коммунистов планеты Клаудию Кардинале?.. Нет, господин Мишин, это не дезинформация! Это самый настоящий дрек мид фефер!..

— Понял, — кивнул Витяня. — Говно на палочке.

— Знаете идиш? — резко встрепенулся Гордон.

— Только на уровне междометий и бытовых ругательств. Когда-то, в детстве, жил в коммунальной квартире в Староконюшенном переулке. Арбат, если вам это о чем-нибудь говорит.

— Там жили евреи?

— А где они не жили, господин Гордон?

— Не любите евреев, Мишин?

— А я должен их любить?

— Мы опять отвлеклись… — Гордон вздохнул и с хрустом костолома-садиста переплел свои узловатые пальцы. — Вы им нужны в Москве, Мишин. Только в Москве.

— В качестве трупа? — не без ехидства поинтересовался Мишин.