Тут раздался душераздирающий скрип массивной деревянной двери, проворачивающейся на ржавых петлях. В сарай вошел огромный толстяк, своими размерами превышающий даже такого детину каким был одноглазый. В руках он нес бухту толстой веревки.

– Почему веревка? А где цепи и кандалы? – недовольно покосился на него одноглазый.

– Последний комплект ушел с утренней партией рабов, – гаркнул на него толстяк. – Если тебе очень неймется, можешь сбегать на рынок и принести!

Одноглазый ничего не ответив, принялся привязывать обитателей сарая к принесенной веревке. Толстяк помогал ему, проверяя надежность узлов.

– А ну, пошли! – проревел одноглазый и пинками погнал людей объединенных, словно альпинисты, в общую связку, к выходу.

Двигаясь к двери, Вовик лихорадочно соображал. То место, куда он попал, совсем не походило на отделение полиции. Правда сам он там никогда не был, но по рассказам бывалых друзей и знакомых примерно представлял себе, как должно выглядеть это заведение.

И еще одна вещь не давала ему покоя. Он ни разу не слышал, чтобы в полиции служили одноглазые полицейские. Вдобавок ко всему, одетые в маскарадные костюмы средневековых горожан. Которые, судя по количеству потраченной на них кожи, стоили немалых денег.

– Извините, вы случайно не знаете, где мы находимся? – спросил он понуро бредущего впереди пожилого дядьку, связанного с ним одной веревкой. – Это что какие-то ролевые игры, типа исторической реконструкции?

В это время они выбрались из сарая наружу, и вопрос Вовика повис в воздухе. Собственно, на него уже не было нужды отвечать. Все и так было яснее ясного. Они стояли на улице типичного средневекового города, словно срисованной с картинок из учебника истории. Для того чтобы воссоздать такое нужны были очень большие деньги. Сомнительно, чтобы нашелся спятивший олигарх, который мог бы позволить себе блажь отстроить средневековый город и наводнить его толпами статистов, разодетых самым причудливым образом.

– Допустим, что здесь идет съемка фильма про короля Артура, – уныло пробормотал через плечо, идущий впереди дядька, которому Вовик минуту назад задал вопрос. – Но, молодой человек, как вы думаете, зачем кому-то понадобилось воссоздавать эту отвратительную вонь? Взгляните, тут же кругом горы нечистот!

Вовик невольно закашлялся, действительно запах буквально валил с ног. В следующее мгновение он в ужасе отскочил в сторону, пропуская какую-то диковинную не то кошку, не то собаку с длинным розовым хвостом, лишенным какой бы то ни было растительности. Наглая тварь, перебегая улицу, едва не сбила его с ног.

– Крысы! – обернувшись, коротко прокомментировал это событие его спутник. – А с ними чума, холера и прочие инфекции. Так что, мы определенно в средневековье!

– Но почему? – в голос взвыл Вовик, возмущенный до глубины души, за что тут, же получил от идущего сзади толстяка удар суковатой палкой по хребту.

– Не разговаривать! – проревел он. – Я бы на твоем месте поберег силы, задохлик! До рынка еще топать и топать!

– До какого рынка? – поинтересовался любознательный Вовик.

– До невольничьего, какого же еще? – криво усмехнулся толстяк. – Ты кто? Ты раб, причем, плохой раб! Болтливый и наглый, а самое главное очень дохлый! Так что недолго тебе мучиться, потому как долго ты не протянешь! По мне, так тебя проще было удавить прямо там в сарае, а не тащить на рынок. Тем более что за тебя много не дадут. В лучшем случае, четверть бронзовой пуговицы.

– А как я здесь оказался? – не унимался Вовик.

– Ну как здесь ваш брат, оказывается? – расхохотался колыхаясь, словно желе всем телом толстяк. – Обычно и оказался! Выдернули тебя черные гопники через хитрую прорубь, как рыбу, и вся недолга! Ладно, хватит болтать! Шире шаг, ушлепки!

Вовик тяжело дышал. От непривычно долгой ходьбы он весь взмок. Вдобавок ко всему, у него начало колоть в боку. Двигаться со связанными руками, оказывается, было крайне неудобно.

Народ, во множестве бывший на узких улочках, расступался перед одноглазым который, предостерегающе подняв суковатую палку, время от времени протяжно кричал:

– А ну, поберегись!

Во взглядах горожан, обращенных на процессию невольников, Вовик не увидел ни капли сочувствия. Лишь одна досада на то, что их побеспокоили и пренебрежение, граничащее с откровенным презрением. Это больно кольнуло его самолюбие. Никогда еще он не был в шкуре отверженного всеми презираемого парии. Которого, вдобавок ко всему, в ближайшее время должны были продать за бесценок.

Одежда горожан, по большей части, была серо-коричневых невыразительных тонов. Лишь иногда в унылой толпе ярким пятном мелькало цветное платье, какой-нибудь богатой дамы или кавалера. Они, как правило, двигались по улицам в сопровождении дюжих сопровождающих, из-за широких поясов которых торчали многочисленные рукоятки разнообразного холодного оружия.

Высокие дома, сложенные из замшелого камня, поднимались высоко вверх. Казалось, что их черепичные крыши смыкаются наверху, так мало света попадало сюда на мостовую. Узкие арочные окна, застекленные разноцветными стеклами, вставленными в свинцовые переплеты, тускло блестели в лучах бледного солнца.

Откуда-то спереди послышался многоголосый гомон. По мере продвижения вперед звук возбужденных человеческих голосов становился все громче, а толпа народа все плотнее. Одноглазому становилось все сложнее прокладывать дорогу себе и следующим за ним невольникам. Он уже пару раз пускал в ход свою палку принимаясь охаживать ею по плечам и головам особо неуступчивых и непонятливых горожан. В ответ слышались возмущенные крики и, судя по возникавшим время от времени потасовкам многие не хотели оставаться в долгу. По всей видимости, такая манера общения была здесь общепринятой нормой. Правым в конфликте оказывался тот, кто был сильнее или чья палка была больше.

В какой-то момент толпа стала настолько плотной и начала наседать на невольников с такой силой, что Вовик не на шутку испугался за целостность своих ребер. Но как вскоре выяснилось, беспокоиться нужно было не ему.

Обернувшись, чтобы крикнуть толстяку, что еще немного и их просто раздавят, он встретился с ним глазами. Что-то во взгляде конвоира насторожило Вовика. Сквозил в нем какой-то легкий неадекват. А после того, как выпученные глаза толстяка неожиданно закатились и он, сверкнув белоснежными белками, тяжело сполз на землю, сердце Вовика болезненно екнуло.

Повернувшись вперед он поискал взглядом одноглазого, который должен был быть впереди колонны невольников. Но к своему удивлению не увидел его там. На том самом месте, где тот совсем недавно возвышался, склонилась пара людей самой невыразительной внешности. Несмотря на то, что лица их хранили непроницаемое выражение, их руки безостановочно сновали верх вниз, нанося короткие удары. Когда же они через мгновение распрямились, Вовик мог бы поклясться, что видел, как в руках у них блеснули лезвия ножей перепачканных в чем-то темном. Встретившись с ним взглядом, один из незнакомцев подмигнул ему и чуть заметно усмехнулся. К этому моменту в руках у него уже ничего не было.

Внезапно Вовик, ощутил, как к его запястьям прикоснулось, что-то холодное, затем его с силой неудержимо потянуло вниз и в сторону. Какой-то незнакомый парень, приобняв его за плечи, стремительно продирался сквозь толпу, технично прокладывая дорогу им обоим. Еще через мгновение Вовик внезапно понял, что руки у него больше не связаны.

– 3 –

Вовик, влекомый незнакомцем, яростно продирался сквозь толпу горожан. Несмотря на то, что руки у него теперь не были стянуты веревкой, он не знал радоваться ему или горевать? Не было никакой гарантии, что из огня он не попадет прямо в полымя. Хотя по здравому размышлению, что могло быть хуже, чем оказаться рабом, которого хозяин волен продать, словно бессловесную скотину? Так что хуже быть уже не могло. Если только его не разберут на органы. Но Вовик тут же отогнал эту мысль, как безосновательную. Действительно, уровень средневековой медицины вряд ли позволял проводить пересадку донорских органов.