Но опять же — это все было привычно и неопасно. Никаких посторонних звуков, свидетельствовавших о чьем-либо приближении, — ни шагов, ни дыхания, ни треска сучка под ногой — ничего.
Года четыре назад на одной ночной охоте на Алтае, где пришлось вот так же долго сидеть в полной темноте и ждать приближения добычи, я внезапно обнаружил у себя одну особенность слуха. Стоит только мне полностью расслабиться, перестать обращать внимание на общий звуковой фон, как слух становится избирательным и чисто автоматически реагирует только на звуки, которые может издать приближающаяся добыча. То есть — на опасность. В данном случае я ждал либо крадущихся шагов, либо осторожного, сдерживаемого дыхания. Остальное меня не интересовало.
Разумеется, я пользовался каждым удобным случаем для закрепления этого навыка. И вроде получилось: закрепил. Единственная проблема — не скатиться в сон, потому что в этом состоянии глаза закрываются сами собой. Но я нашел противоядие — вычитал в одной умной книжке. Оказывается, не уснуть помогает фиксированное, ровное дыхание животом.
Вот я и дышал. Животом.
А чтобы от неподвижного сидения не затекли мышцы, я время от времени, не двигаясь с места, начинал незаметно их то напрягать, то расслаблять, стараясь ощутить волны, идущие от кончиков пальцев ног до макушки. Долгими тренировками я приучил свое тело к такому саморазогреву, хотя каким-либо спортом специально никогда не занимался. Моя работа в заповеднике — сама по себе спорт. И физические нагрузки при этом — будь здоров.
Время летело незаметно. Ничего не происходило. Я осторожно потянулся, распрямляя спину. Посмотрел на светящиеся стрелки своих водонепроницаемых наручных часов — три пятнадцать. Постепенно, очень незаметно стало светать. Сплошную темноту начала медленно сменять предутренняя серость. Тучи почти разошлись и появившаяся недавно луна побледнела перед скорым восходом солнца. Ночь заканчивалась.
И вдруг я насторожился.
Это был негромкий звук. Какое-то еле слышное, еще далекое шуршание, которого раньше я не слышал, донеслось до меня. Оно явно выбивалось из общей, уже привычной звуковой гаммы. Я повернул голову вправо, по направлению этого звука. Вытянул из-за пазухи бинокль и поднес к глазам. В просветленной оптике проплыла некошеная болотистая луговина, кусты и осиновый перелесок, вдоль которого слоями тянулся предрассветный туман.
Никого. Естественно, я было дернулся: хотел вскочить и незаметно, быстро переместиться туда, в сторону луговины. Но я подавил этот порыв. Нет, если я правильно рассчитал, то двигаться никуда не надо. Нельзя. Надо только ждать и смотреть. Я снова поднял бинокль и повел им в сторону осинника.
Стоп. Вот он!
В тумане промелькнуло и тут же растаяло расплывчатое пятно. Куда же он идет, сукин сын? Сюда или нет?.. Ответ я получил через полминуты: в перекрестье бинокля на миг появилась и снова скрылась в осиннике сутулая, неясная за пеленой тумана фигура. Это был человек. В расстегнутой куртке с капюшоном, надвинутым на лоб, в болотных сапогах. Пока он находился в ста пятидесяти метрах от меня. Но шел он прямо в сторону болота. Значит — в мою сторону.
Я сунул бинокль за пазуху. Бесшумно сняв «моссберг» с предохранителя, поднялся с кочки и с оружием на изготовку, пригнувшись, короткими перебежками двинулся вдоль кромки леса назад и вправо, прячась за деревьями. Я шел туда, куда по моим расчетам должен был выйти человек из осинника. И в тот момент, когда он выйдет к болоту, я должен обязательно оказаться у него за спиной.
Я добрался до мыска, поросшего сухой травой. Тут росло несколько замшелых, корявых елей и сосен. Мысок вдавался в болото. Я замер, укрывшись за стволом старой сосны. Не выглядывая из-за ствола, прижавшись к нему спиной, прислушался. В глухой туманной тишине отчетливо чавкнула под его ногой болотная жижа, послышалось прерывистое тяжелое дыхание.
Я осторожно выглянул из-за дерева. Человек в куртке был уже метрах в пятнадцати от меня, продвигаясь к болоту мимо дерева, за которым я прятался. Меня он пока не заметил: это было понятно по его виду и неторопливым движениям. И вообще он смотрел прямо перед собой, под ноги, а я стоял сбоку от него. Кто это был — разобрать я не мог: мешал туман в сочетании с предутренним серым светом. Да еще поднятый капюшон куртки. Кто же это?..
Но раздумывать было некогда. Пора было действовать.
Я вскинул «моссберг» и поймал человека на мушку в тот самый момент, когда он миновал меня и свернул вдоль кромки болота. «Моссберг» смотрел ему точно между лопаток.
— Стоять! — негромко, но внятно скомандовал я. — Не поворачиваться, руки за голову. Иначе сразу стреляю.
Человек застыл на месте как вкопанный. Потом медленно поднял руки и заложил их за голову.
— Теперь медленно повернись. Рук не отпускать, — приказал я, не спуская человека с мушки.
Тот молча подчинился. Лица его я по-прежнему разглядеть не мог. Но зато увидел, что под распахнутой курткой из-за ремня у него торчит рукоятка пистолета. Та-а-ак, хорош ночной гуляка.
— А теперь одной рукой спокойно, без суеты скинь капюшон и покажи морду, — сказал я, по-прежнему держа его на прицеле. — И без глупостей, а то снесу башку к едрене фене.
Человек помедлил, потом медленно стянул капюшон. Я ожидал увидеть кого угодно, но только не его. Участкового Антона Михайлишина.
— Ни хрена себе! — невольно вырвалось у меня. — А ты что здесь делаешь?..
— Теперь я могу опустить руки? — спокойно спросил Антон.
— Конечно! Извини, друг! Бывает же такое…
— Бывает, — согласился Антон, опуская руки. — Спасибо, что хоть не выстрелил без предупреждения. Ты, кстати, тоже можешь свою пушку опустить.
Я поспешно опустил «моссберг» и поставил его на предохранитель.
— Так что же ты тут делаешь? — повторил я вопрос.
— Думаю, то же, что и ты, приятель, — без улыбки сказал он. — Охочусь кое на кого.
— Понятно. Чего же тебя именно на это болото понесло? — спросил я.
— Да просто так, случайно забрел. Всю ночь просидел в засаде у озера, возле места, где он Семенчука убил. Потом вижу, уже светает, а результатов — ноль. Дай, думаю, пробегусь на всякий случай вокруг озера, все равно где-то его надо искать. Ну и сдуру залез по уши в грязь. К тому же чуть пулю от тебя не схлопотал. Ты, я вижу, по полной программе подготовился, только пулемета не хватает. Кстати, а у тебя разрешение на ношение оружия имеется?
— Имеется, имеется.
— Откуда?
Я вздохнул.
— Говори, чего уж там, — потребовал он.
И тогда я решил сказать ему правду.
Коротко, буквально в двух словах поведал, кто я на самом деле. Рассказал про звонок старика, про загадочные следы на болоте и в саду, про наш с ним план и про свою настоящую профессию. Только о версии Николая Сергеевича, что убийцей является якобы мой брат, я не сказал. Что-то не хотелось мне выкладывать первому встречному-поперечному свои семейные тайны: я совершенно не знал этого малого и не мог угадать его реакцию на мой рассказ.
Антон слушал внимательно, не перебивая, машинально поглаживая рукой волосы.
— Не могли же мы с Николаем Сергеичем объявить на весь поселок, что я отправляюсь на ночь глядючи в лес. Ловить неведомо кого. Ты, конечно, имеешь полное право оттащить меня к себе в райотдел и сдать как нарушителя режима, — улыбнулся я. — Но от этого никто не выиграет, поверь.
Он помолчал, а потом сказал:
— Ладушки, будем считать, что сегодня ночью мы не встречались. По рукам?
— По рукам, — не колеблясь ответил я.
— Знаешь о чем я думаю? — спросил Антон.
— О чем?
— О том, что глупо порознь заниматься одним и тем же делом.
— Это верно, — согласился я. — Сам видишь, какие накладки получаются. Я, честно говоря, сейчас подумал о том же. Так ты предлагаешь…
— Да. Действовать вместе. Но для начала забыть все эти дурацкие байки про волков, оборотней и прочую чушь. — Антон презрительно хмыкнул. — Меня ими бабушка в детстве пугала… Это — человек. Убийца. И ничего больше. Он меня серьезно разозлил. И я должен его поймать.