415. «Листок осенний всё угрюмей…»
Листок осенний всё угрюмей,
он полон самых грустных дум…
Но я в листвы весеннем шуме
опять его услышал шум.
Нет, ты не жмись к ногам с мольбою!
Весной под небом голубым
своею смертью золотою
ты юность дашь листкам другим.
Пусть ветра хищного порывы
тебя уносят в даль дорог,
чтоб новою весной счастливой
ты жить в других листочках мог.
Как грустно небо догорает…
Всё гибнет, чтоб родиться вновь.
И только песнь не умирает,
когда в той песни есть любовь.
416. «От раздумий никак не усну я…»
От раздумий никак не усну я,
что в душе словно ветра мотив…
Я на гору ходил меловую,
звон гитар молодых полюбив.
Вновь лечу я в те дальние годы,
забывая свою седину,
где Донца быстротечные воды,
где любил я девчонку одну.
Целовал я ее, молодую,
был от счастья я сам голубой…
И сегодня как будто я чую шум
акаций тех лет над собой.
Пусть вовеки я юным не буду, —
всё ж лечу к голубой давнине
и хоть в песне о ней позабуду,
о холодной своей седине.
417. «Давно умолкли трубы боя…»
Давно умолкли трубы боя,
и крик, и плач, и звон удил…
Навеки властною рукою
народ себя освободил.
И снова ленинское знамя
ведет нас всюду и всегда.
Оно колышется над нами
как символ мира и труда.
Мы к солнцу самому взлетали
не раз, не два с лица Земли.
Наш стяг в космические дали
уносят наши корабли.
Ему — серебряные реки
и молота тяжелый звон,
и грозы атома навеки
себе служить заставил он.
Мы с ним оковы тьмы разбили,
чтобы в счастливой высоте
нам прилететь на светлых крыльях
к всечеловеческой мечте.
418. «Я вижу в золоте осеннем…»
Я вижу в золоте осеннем
весны зеленую красу.
Пылай, напев, души гореньем,
что я людским сердцам несу!
Плывут, плывут мелодий звуки —
их столько в сердце расцвело!
Я верю: в холоде разлуки
таится новых встреч тепло.
Целует землю после ночи
устами солнца небосвод…
Так после слез сияют очи,
из грусти радость так растет.
419. «Шумят дубы, весною пахнут травы…»
Шумят дубы, весною пахнут травы
в тумане отснявшей старины…
И у Днепра я вижу Святослава,
что снаряжает в дальний путь челны.
Текут, текут, текут спокойно воды,—
под солнцем как стекло равнина вод.
Из этих мест полки в бои-походы
его дружина в море поведет.
Там Святослав прольет потоки крови,
чтоб лютый враг навек запомнил Русь…
И он стоит, в раздумье хмурит брови
и челн качает, что в песок погруз.
420. «Давно уже влюбилась ты, душа моя…»
Давно уже влюбилась ты, душа моя,
в прозрачную красу закатов и рассветов.
Так пусть, так пусть звучит, как песня соловья,
мой голос молодой, вливаясь в хор поэтов.
Пусть славит он весну, что, душу окрыля,
сердца нам наполняет силою живою!
Как счастлив я идти росистою землею,
когда заря с небес слетает на поля!..
Пусть славит работяг, что поднялись на труд,
когда гудками даль зовет нас беспрестанно
и от Днепра туманы белые плывут,
а в небе облаков лазурных караваны.
Да, знаю я, что Днепр не потечет назад,
что молодость моя вторично не настанет, —
и всё же я пою, пою про синий взгляд,
что у меня в душе всегда горит, не вянет.
И, прославляя труд, я с песней огневою
ни на единый миг расстаться не могу.
Я землю полюбил любовью молодою,
и молодость свою я в песне берегу.
Пусть шире дышит грудь. Я славлю жизни чудо,
всё радостнее мне под небом петь родным!
Любовь, ты — молодость. И от любви я буду
до самого конца, как песня, молодым.
421. «Славить песнями я буду…»
Славить песнями я буду
край родной, родной народ.
Там дрожат мосты от гуда,
в наковальню молот бьет.
Блещет синь реки глубокой,
и шумит под ветром сад.
И румянит ветер щеки
у колхозных у девчат.
Я очей, что нету ближе,
синее сиянье пью.
И весной звоночки вижу
белых ландышей в гаю.
А лишь вечер наплывает,
травы стелятся, шурша,
звонкой песней отвечает
здесь на всё моя душа.