Почти все гости собрались, пришло время ужина, но главное блюдо сегодняшнего вечера: доктор философии с медиумом запаздывали, очевидно, Софи вознамерилась их дождаться, потому что за стол нас не спешили приглашать. Она пыталась организовать общение и создать приятную атмосферу, что, впрочем, ей вполне удалось. В результате все разбились на компании, папа с господином Седальским довольно громко обсуждали недавно утвержденный Монетный устав и биржевые синдикаты, к обсуждению отец привлек Георгия, очевидно папенька решил проверить, насколько сведущ в этой сфере мой друг. Я с беспокойством поглядывала в их сторону, но, кажется спасать Георгия, от напора моего батюшки не было нужды. Алексей Петрович с Михаилом Семеновичем изображали галантных кавалеров, мило беседуя с тетушкой и Фиби, Софи исчезла в столовой, вероятно, давала указания прислуге. Мы же с Вероникой Гердовной, оказались вдвоем, впрочем, она попросила обращаться к ней – Ники.

- У вас приятная мачеха, ведь София Александровна приходится вам мачехой? – Спросила Ники, не найдя с чего начать разговор.

- Да, мама умерла, когда мне было десять лет. – До сих пор воспоминания о мамочке вызывали чувство горя, хоть и приглушенного прошедшими годами. Я посмотрела на свою опечаленную собеседницу и сочувственно вздохнула, – вам тоже тяжко пришлось в последнее время, такие утраты…

- Да, утраты… Я еще от смерти мужа не отошла, а тут мама и сестра сразу. – Мне показалось, она сейчас заплачет, но светское воспитание не позволяло излишне демонстрировать чувства.

- Мой муж тоже умер, уже прошло больше трех лет.

- Алекс, погиб в прошлом году. – Она осторожно отпила вино с бокала и уставилась в окно.

- Вы, очень его любили? – Вырвалось у меня.

- О, да! Очень! – Ники обернулась ко мне, в ее глазах стояли слезы. Кажется, она действительно очень любила мужа. – Вы наверно думаете, что я здесь делаю?

- Нет, почему же, вполне вас понимаю, без общества человек словно сходит с ума, в одиночку бороться горем трудно.

- Спасибо, Анастаси, вы, правда, понимаете…. Последние дни просто ужасны… Мамочка, потом Лина… и все так неправильно. Вы тоже остановились в этом отеле. – Резко сменила тему моя собеседница.

- Да, он раскошен, не правда ли? Но, честно говоря, я бы уже с удовольствием вернулась в свой дом.

- Я тоже, - понимающе улыбнулась Ники, - с радостью вернусь домой, только закончится судебное разбирательство по поводу завещания. Вы знаете, завещание нашлось?

Я изобразила удивление, очевидно полиция не сообщила им, где нашлось завещание.

- Да? Я не знала. Так это все упрощает.

- Конечно, так много лучше, а то Ванда и Всеволод уж собирались судиться, не понимаю зачем, можно было бы просто поделить все поровну, но у них свой взгляд на такие вещи. – Грустно заключила она. – Теперь же судебные приставы опросят свидетелей, завещание признают действительным, и я смогу уехать домой к сыну.

- А полицейское разбирательство? Вы будете ждать его завершения? – Осторожно спросила я.

- Нет, зачем? Я уже все рассказала, что знала, вот и Семен Михайлович успели расспросить, он ведь за этим мне в спутники просился? – Я сделала вид, что не понимаю вопроса. – Но я знаю не много, - продолжала Ники, – да и не думаю, что мои родственники способны рассказать что-нибудь существенное, хотя конечно мы хотим, что бы убийцу нашли, думаю, Лина что-то знала о том, кто отравил маму, затем и ее убили. Могла хоть намекнуть нам, может и жива, осталась бы, но Лина всегда такой была, скрытной, все в себе держала. – С горечью добавила она.

За разговором мы и не заметили, как появились последние гости. Никогда до этого не встречала медиумов, в нашу провинцию они не заезжают, поэтому ожидала, что мадмуазель Эсмеральдин окажется этакой эффектной брюнеткой, с загадочной восточной внешностью, что бы видом своим немедля интриговать зрителей, а ее спутник будет неким подобием доктора Фауста, но меня ждало горькое разочарование.

Господин Блевин был невысокого роста полноватый мужчина, неопределенных лет, лысоват, с жидкими усиками, обвисшими щеками и маленькими бегающими глазками, спрятанными за линзами пенсне в золотой оправе. Мадмуазель Эсмеральдин, оказалась, девицей лет двадцати пяти, худой и бесцветной. Блеклые волосы мышиного цвета, туго стянуты на макушке в узел. Платье дорогое, весьма искусно пошитое, алого шелка, но это отнюдь не украшало девицу, скорее подчеркивало ее бесцветность.

Наконец пришло время ужина. Столовая, как и гостиная, была освещена десятками свечей, обед выше всяких похвал, услужливые лакеи, отличное вино, Софи могла гордиться собой. Она искусно вела беседу, вовлекая в нее всех присутствующих, и мы, благодарные, за вкусный ужин и приятный вечер старались не разочаровать хозяйку.

Господин Блевин оказался остроумным собеседником, умело парировал выпады папеньки и Георгия, пожалуй, наиболее скептически настроенных по отношению к спиритизму. Он показался весьма разносторонне образованным человеком. Мадмуазель же за время ужина обронила не более десятка слов, голос ее был столь же бесцветным, как и внешность.

По окончании ужина мы переместились в гостиную, как сообщил господин Блевин, вызов духов занятие серьезное и к нему надо подготовиться. Подготовка длилась не более двадцати минут, потом нас вновь пригласили в столовую.

Приборы со стола убрали, в комнате царил полумрак, стол покрыли черной бархатной скатертью, большинство свечей потушили, остались только два канделябра на буфете. Посреди стола лежала говорящая доска, с подобными мы экспериментировали в детстве, вызывая духов бабушек и дедушек, а также Гоголя или же Наполеона, но эта доска была сделана намного искусней, на ней кроме наших, «да» и «нет», имелись буквы, а также цифры и еще непонятные нам знаки, как объяснили мне потом означавшие любовь, разлуку, смерть и долгожительство.

Мадмуазель Эсмеральдин уже заняла свое место за столом, она даже преобразилась, лицо приобрело странную загадочность, тело расслаблено, руки, ладонями вверх, положила на стол, губы шевелились, словно произносили тихую молитву, а может какое заклинание. Господин Блевин стоял у буфета, не сводя с нас пристального взгляда.

- Ну, господа, медиуму нужны компаньоны, кто осмелится сесть за стол? – Его тихая речь звучала, тем не менее, вызывающе.

Мы нерешительно топтались у двери. Господин Блевин переводил взгляд с одного на другого, но никто не решался сесть за стол. Видно поборов сомнения и решив, что хозяйка обязана подать пример, Софи с решительным видом уселась за стол справа от медиума и, конечно же, устремила на меня укоризненный взор.

- Стаси?

- Конечно, отчего не попробовать. – Мысленно посылая Софи проклятия, я уселась за стол с другой стороны от медиума. Издав тяжкий вздох, рядом со мной устроилась тетушка. Еще два свободных стула заняли соответственно Фиби и Ники, в результате за столом оказались шесть женщин, мужчины же заняли места в зрительном зале.

Мы поерзали на стульях, устраиваясь удобней, мои руки дрожали, тетя все время пинала меня ногой под столом, поправляя шлейф, странно за ужином он ей вовсе не мешал, Софи посылала нам непонятные сигналы рукой, видимо призывая, успокоится. Ники замерла как изваяние, а Фиби поправляла лиф платья, очевидно желая привлечь чье-то внимание к своим прелестям, я проследила за ее взглядом и увидела Георгия, ну дорогуша, ты у меня еще попляшешь!

Господин Блевин попросил нас снять и передать родственникам, не сидящим за столом, все металлические украшения, мы выполнили просьбу, тем временем он открыл окно, в комнату ворвался свежий ветерок и шум начавшегося дождя. Дальше он обратился с просьбой определить, чей дух будем вызывать, этот вопрос привел всех в замешательство, посыпались предложения, оригинальностью не блиставшие. Выслушав целую череду имен известных людей, доктор предложил все же не трогать и так слишком часто вызываемых исторических лиц, а попробовать поговорить с кем-то из родных. Все молчали, неожиданно тетушка предложила