Миша удивился: «Уже?» Он даже не заметил, как пролетело это утро.

— Правильно, Вася! — крикнул какой-то парень, спускавшийся с лесов, тому, кто подавал сигнал. — Правильно, самое время подзаправиться.

И, выразительно похлопав себя по животу, добавил:

— Бачок совсем порожний!

Миша тоже почувствовал, что проголодался, и пошел домой. Поднимаясь в лифте, он успел заметить на предпоследней площадке плотников, тоже, видимо, отправившихся обедать. Они его не заметили. От мамы Миша узнал, что плотники уже закончили здесь свое дело, и после перерыва придет штукатур.

Штукатуром оказалась совсем молоденькая девушка в темно-сером комбинезоне и белой косынке, из-под которой выбивалась прядка рыжеватых волос. Девушка пришла незадолго до конца перерыва, поздоровалась и сразу ушла на балкон.

Миша уже видел ее утром в той группе рабочих, которая разгружала машины. Там было несколько девушек в таких комбинезонах, была среди них и она. Другая девушка — рослая красавица в ярко-голубом платочке — все время шутила и брала с грузовика сразу по две тяжелых трубчатых детали, как рабочие-мужчины. А эта, как и остальные девушки, только громким смехом откликалась на шутки красавицы и носила только по одной детали.

На балкон Миша за ней не пошел, тем более что мама предложила вторую порцию яблочного компота. Мама ушла за компотом на кухню, и вдруг с балкона появился Олежка. Да, да — именно с балкона!

— Ты… Ты все время там сидел?! — воскликнул Миша, уже догадываясь, что это не так.

— Нет, я — прямо из дому, от себя. Понимаешь, как здорово? Раньше надо было спуститься с седьмого этажа, перейти в другую парадную, подняться на лифте… А теперь… раз, и готово! Перелез через перила, прошел по лесам, еще раз перелез, и — вот он я, тут. Здорово, а? Мы таким же порядком к Тоське пойдем. Пойдем? Вот Тоська-то удивится! Пошли!

Мальчики бросились к балкону, но позади раздался удивленный голос:

— Куда вы? Олежка, откуда ты появился?!

Они обернулись.

— Оттуда, — сказал Олежка, показывая на балкон. Миша увидел, как блюдце с компотом задрожало в руке у мамы. Она осторожно поставила блюдце на стол, выглянула на балкон, чтобы посмотреть на путь, проделанный только что Олежкой, опустилась на диван и глубоко-глубоко вздохнула. В течение одной минуты Олежка на глазах у Миши превратился из бесстрашного героя в несчастного семилетнего мальчика, провинившегося и тяжело переживающего свою вину.

— Тетя Лена, — слабо защищался он, — там же совсем не опасно… Там загорожено…

— «Загорожено»?.. Да эти ограждения и взрослого не спасут! А ребенка… Ты хоть понимаешь, что могло случиться?

— А что? Ничего ж не случилось… Там не свалишься, тетя Лена!.. Если разве что нарочно между досками полезешь, тогда, конечно, другое дело…

Лучше бы он не возражал! Мама очень рассердилась, заявила, что она «поставит об этом в известность» родителей Олежки, сказала даже, что, «если он не изменит своего поведения», она запретит Мише играть с ним, «как сделают и другие матери, которые дорожат жизнью своих сыновей…». В конце концов Олежка разревелся. Мама принесла и ему блюдечко яблочного компота, и все успокоилось.

Когда мама ушла в другую комнату, Олежка сказал:

— В штукатуры я не пойду. Там одно бабье.

— Угу, — согласился Миша. — У нас тоже девчонка штукатурит.

— И у вас, и у нас. По всему этажу одни девчонки работают. Только недавно, наверно, ФЗО покончали. У них на всю бригаду только трое ребят… Нет, лучше в плотники пойти.

Олежка доел компот и предложил поиграть в бильярд. Миша подкинул кий, Олежка поймал его за середку. Стали меряться, нанизывая на кий кулаки. Мише выпало начинать. Он изо всей силы разогнал пирамидку, и два шарика сразу скатились в лузы. Потом прицелился как следует и уложил еще один.

— Вот зимой мы с тобой действительно поиграем! — спокойно сказал Олежка, вынимая шарики из луз и заменяя одним из них шарик, отвинченный от кровати. — Зимой в Красном уголке будет настоящий детский бильярд. Управхоз обещал купить, я сам слышал.

Он вытянул в стороны обе руки и показал:

— Вот такущий!

— А таких вовсе и не бывает, — на всякий случай возразил Миша.

— А вот и бывают!

Спорить с ним было бесполезно. Все дворовые новости он всегда узнавал одним из первых.

— Ну и все равно, — сказал Миша. — Все равно в Красном уголке не очень-то поиграешь. Там большие мальчишки будут играть. И подойти не дадут.

Тут уж Олежке пришлось согласиться.

Он выиграл три партии и ушел. Ушел через парадную, как всегда. На балкон даже не оглянулся.

Обрезок рельса возвещал не только об обеденном перерыве, в него били каждый час. Когда прозвучало четыре удара, мама вышла на балкон и спросила у девушки:

— Что это у вас — часы отбивают?

— Это наш прораб такую моду завел, — улыбнулась девушка. — Он это как-то по-особому называет… Не по-русски. Мне не сказать.

— Куранты?

— Вот-вот, куранты. Это, говорит, наши производственные куранты. Чтобы каждый рабочий мог свой почасовой график проверять. Оно, действительно, подтягивает, помогает. Как услышишь, что в рельсу бьют, сразу прикидываешь, много ли успел сделать за час. Одним словом, не позволяет забывать про время.

— Вам не страшно работать на такой высоте?

— Привыкла. Сперва-то мы все боялись, а потом привыкли. Мне на высоте даже больше нравится. Здесь вроде бы воздух чище, не так душно.

Разговаривая, девушка ни на минуту не прерывала работы. Подмости, на которых она стояла, были на уровне маминой головы. Мама и Миша смотрели, как девушка обрызгивает водой стену, ловкими и сильными движениями набрасывает на смоченные кирпичи серую кашицу штукатурки, тщательно разравнивает эту кашицу, затем обрызгивает следующий участок стены…

— Как вы быстро работаете! — сказала мама. — Молодец!

— Ой, что вы! — смутилась девушка.

— Молодец! — повторила мама. Она вытерла платком лоб, вздохнула и добавила: — Уж который день так печет! И — ни одного облачка…

— Нет, одно облачко все-таки есть, — возразил Миша. — Видишь?

— Где? — Мама взглянула на небо и сразу зажмурилась. — Ничего там нету, Мишутка.

— Ну как же нету, когда есть! Ну посмотри!

— Я даже смотреть на такое небо не могу, глаза слепит, — ответила мама.

А девушка оглянулась, посмотрела из-под ладони туда, куда показывал Миша, и, возвращаясь к работе, сказала:

— Правда, есть. Только оно не дождевое. Оно — от самолета.

Мама постояла еще минутку и ушла.

А Миша уже не уходил с балкона до тех пор, пока «производственные куранты» не сообщили об окончании рабочего дня. Сам-то Миша, может, и не понял бы, как хорошо работает девушка, но мамины слова помогли ему увидеть это. Особенно же пришлось ему по сердцу, что она не боится работать на такой огромной высоте. Больше всего на свете Мишу восхищала смелость.

Уходя, девушка спросила:

— Можно у вас в передней до утра инструмент оставить?

— Конечно, — сказала мама. — Зачем с ним таскаться туда и обратно? Оставляйте, тут никто не тронет… Вас как звать?

— Александрой. Дома Саней была, а тут Шуркой-Штукатуркой прозвали.

Она держалась просто, свободно, и хотя часто смущалась, но смущение ее проходило почти так же быстро, как возникало. Миша чувствовал, что маме нравится эта девушка.

— Хотите, Саня, принять после работы душ? — предложила мама.

— Ой, что вы, нет!

— Не отказывайтесь, ведь это единственное спасение в такую погоду. День кончается, а жара ни чуточки даже не спадает. Вы ведь все время на самом солнцепеке…

— Ничего, мы привыкли…

— Идемте, идемте. Вы где живете? В общежитии? У вас там душа нет? Ну, вот видите! Идемте, это дело пяти минут. Я дам вам резиновый шлем, так что даже волосы не намокнут. Сейчас я вам все налажу.

Мама увлекла Саню в ванную. Миша пошел вместе с ними.

— Раздевайтесь, — говорила мама, открывая кран. — Вы, может, Мишутки стесняетесь? А ну-ка, будущий мужчина, выходи отсюда!