Узнав какое несчастье случилось с его дочерью, Боамбо ушел в свою маленькую хижину и закрыл лицо руками. Он долго стоял молчаливо и неподвижно. Он был совершенно убит. Я вошел к нему, но не знал, как его утешить. И в самом деле, что ему сказать? Я сам был потрясен. Зинга в руках у японцев! Пленница! Это ужасно...

Пришел Амбо. Он также узнал о похищении сестры и еще с порога крикнул:

— Ухожу! Прощай, набу! Я погибну, но прежде убью хотя бы человек десять врагов.

Я схватил его за руку:

— Присядь, дружок! Ты не спасешь Зингу! В лучшем случае убьешь одного, двух желтых дьяволов, но и тебя убьют.

— Все равно! — крикнул Амбо. — Я ухожу! Пусти меня!

Я сильно сжал его руку.

— Нет, не пущу тебя! — твердо сказал я. — Твое копье не поможет. Я сам попытаюсь спасти Зингу.

Боамбо сделал знак сыну сесть и, обернувшись ко мне, тихо спросил:

— Как ты ее спасешь?

— Пойду к желтому тана, а там посмотрю, что можно будет сделать.

Боамбо посмотрел на меня невидящим взором и сказал:

— Если дочь желтого тана попадет в руки наших стрелков, они освободят ее. Так и скажи желтому тана. Скажи ему, что мы мужчины и воюем с мужчинами. Позор! — промолвил он, набивая трубку. — Желтый тана воюет с женщинами! Он убивает детей и стариков! Позор!..

— Все ему скажу, — обещал я и вышел из хижины...

III

Вблизи селения я наткнулся на японский пост. Показал матросам пропуск, который мне давал право передвигаться по всему острову в любое время дня и ночи, и они повели меня к заливу. По пути повстречалось несколько человек туземцев, которые несли на плечах длинное и тяжелое бревно. За ними шел матрос с автоматом на груди. Все туземцы, взятые в плен, строили укрепления. Японцы торопились укрепить берега вокруг единственного залива, наверно, с намерением увеличить свои силы подводными лодками и другими боевыми единицами для того, чтобы отрезать путь англо-американскому флоту в Индию и Персидский залив. Но постройка укреплений не легкое дело. Нужно много рабочих, а японцы взяли в плен всего человек десять туземцев, которые походили на живые скелеты. Тяжелый труд с утра до вечера отнимал у них последние силы. Но еще больше их угнетало сознание, что они работают на своих врагов. Некоторые из них узнали меня. Я поздоровался, но они не ответили.

Я сел в пирогу и отправился на подводную лодку. Я кипел от возмущения. Охваченный бессильным гневом и горем, я даже не подумал о том, что скажу капитану Сигемитцу и как оправдаю мое бегство к туземцам.

Капитан Сигемитцу не ждал меня. Он удивился моему неожиданному появлению, но через одну секунду его глаза вновь стали холодными и лицо бесстрастным и непроницаемым.

— Что это значит, союзник? — спросил он, постукивая карандашом по столу и враждебно посматривая на меня. — Я думал, что ваш великий вождь давно вас съел вместе с потрохами, а вы возвращаетесь как ни в чем не бывало?

Хотя в его словах звучала ирония, но они мне подсказали, как оправдаться. О, я ему распишу такие ужасы о «свирепых дикарях», что у него волосы встанут дыбом! Но прежде чем я заговорил, вдруг он поднялся с кресла и, впившись в меня холодными глазами, со злобой процедил сквозь зубы:

— Я вас послал вести переговоры с нашими врагами, а вы остались у них! Вы знаете, как мы наказываем дезертиров и предателей?

— Прежде всего, выслушайте меня, — возразил я, — а потом думайте о наказании.

Он снова сел поудобнее в кресло.

— Говорите, я слушаю!

Я рассказал ему сколько же невероятную, столько и страшную историю. Как только я вышел на берег, «дикари» схватили меня и отвели к своему предводителю. Увидев меня, предводитель заревел как разъяренный зверь и велел живьем сжарить на костре.

— Врете! — неожиданно прервал меня капитан.

В этот момент он хитро смотрел на меня прищуренными глазами и кажется улыбался, потому что обнажил зубы, но это была «улыбка» тигра, который подкарауливает жертву.

Я растерянно замолчал. Холодный пот выступил у меня на лбу. Я вытер его и потупил взор. Мне показалось, что я хорошо сочиняю, но капитан не поверил, и это меня смутило.

— Когда вы пожелали сойти на берег уговорить предводителя сдаться без боя, вы утверждали, что он ваш родственник и первый приятель, не так ли? — спросил он.

Я кивнул головой, потому что это было правда. Капитан продолжал:

— Вы даже говорили, что ходили к нему в гости, не помните? Тогда вы были уверены, что он сдастся без боя, а теперь вы рассказываете, что он приказал вас зажарить живым на костре. Вы не находите противоречия в ваших словах? Я жду вашего ответа, союзник... Я хотел бы знать, когда вы меня обманывали, тогда ли, когда хотели отправиться к вашему родственнику, или сейчас?

— Все, что я вам тогда говорил, правда, — ответил я. — Но и то, что рассказываю сейчас, не обман. Увидев меня, мой родственник заревел как дикий зверь. Он был страшно разъярен, считая меня изменником. Он знал, что я бежал из его племени и ушел к вам, врагу. Ничего удивительного, что он хотел поступить со мной так, как поступают с предателем.

— Ну, а что произошло дальше? — холодно спросил меня капитан.

— Дикари привязали меня к дереву... А когда подводная лодка удалилась, развели большой костер, забили в барабан и пустились в бешеный пляс...

— Зачем им было разводить костер? — усомнился капитан. — Ведь все селение горело от наших снарядов.

— Да, — подтвердил я. — Селение горело, но они считали, что этот огонь зажжен нечистой силой и поэтому развели свой, священный огонь, добытый первобытным способом от трения двух сухих деревяшек. И начали свои дикие пляски. Вы представляете себе мое положение; привязанный к дереву, каждую секунду ожидая, что меня бросят в огонь... О, это было ужасно! Я до сих пор не могу прийти в себя...

— Вы говорите, что вас привязали к дереву? — опять перебил меня капитан.

— Да, они привязали меня к дереву...

— А вот я читал, — сказал капитан, глядя на меня подозрительно, — что дикари привязывают свою жертву у костра и пляшут вокруг нее.

— Да, — подтвердил я, — и я читал нечто подобное. Но эти дикари привязали меня далеко от костра. Ведь я вам сказал, что они считают свой огонь священным и не хотели его осквернять моей близостью...

— Осквернять? Не понимаю...

— Постараюсь вам объяснить. Я пакеги — белый человек или белый дьявол, который оскверняет все, чего коснется.

— Но... насколько я помню, вы утверждали, что они хорошо относятся к вам?

— Раньше, когда считали меня их другом — да. Но не забывайте, что сейчас я был их врагом. Они смотрели на меня, как на прокаженного привязали в стороне от костра, чтобы не осквернять его. А после, когда наплясались, отвязали от дерева и на руках понесли на костер...

Пот градом лил с моего лица. Я вытер его и спросил:

— Вы позволите закурить?

— Разумеется! — капитан подвинул папиросы и нетерпеливо поторопил:

— Продолжайте, я слушаю...

Он действительно напряженно слушал, облокотившись на письменный стол.

— Понесли меня на руках, чтобы бросить в костер, но в эту минуту прибежал туземец и сообщил, что желтые дьяволы схватили дочь главного вождя и увели на подводную лодку.

— Желтые дьяволы? Он так и сказал?

— Да, сэр, они так вас называют. Тогда я сказал: «Не троньте меня, и я спасу дочь главного вождя».

— Дочь главного вождя? — встрепенулся капитан, пристально глядя на меня. — Вы знаете ее?

— Знаю.

— Прекрасно, прекрасно!.. А дальше что произошло?

— А дальше я опять повторил туземцам: «Если вы меня не тронете, я попрошу желтого вождя освободить дочь тана Боамбо».

— И они вам поверили и освободили?

— Нет, конечно! Они не поверили и не освободили меня. Тогда я предложил им отвести меня к их главному вождю, и они согласились.

— Из огня да в полымя! — пробормотал капитан.