— Фу-ты, черт!

— Что случилось? — участливо спросил Добровольский.

— Ты знаешь? Забыл, кажется, дома пропуск на аэродром.

Георгий Добровольский заулыбался: отлегло. «Мне бы его заботы».

— Ну и что? В автобусе поедете ведь вместе со всеми. Вас знают, пропустят.

— Да как-то неудобно. Солдат будет проверять, а ты ему объясняй, кто ты есть. Очень неудобно. А потом: порядок есть порядок.

Он еще несколько метров продолжал идти, раздумывая, как поступить, торопливо искал пропуск.

— Нет! Вернусь, возьму пропуск. Ты иди. Желаю тебе счастливо сдать. Будь здоров! Да, Жора, будь осторожен, автомобиль — это тебе не самолет, на нем всякое случается и почаще, чем на аппарате тяжелее воздуха.

Секунду постоял в нерешительности, вернулся домой. Пропуск был в повседневной тужурке».

...Не верю я в приметы, но всегда не любила возвращаться, особенно если какое важное дело предстояло. А после того года и вовсе. Летчики, как я заметила, многие обряды соблюдают. Подчас думаю: зачем он вернулся-то? Хотя умом понимаю, что ерунда это, а от недоуменных вопросов отделаться не могу.

Алексей Иванович раз, когда я уже очень маялась, даже прикрикнул на меня:

— Ну как ты не понимаешь, что не мог он поступить не как положено! Порядок есть порядок. Забыл — надо исправить. Что делать-то иначе прикажешь? Или хочешь, чтобы он особенного чего себе требовал? Всем проход по пропускам, а ему исключение?..— Но увидел Алеша, что не успокоил, а только растравил, подошел ко мне, руку на плечо положил: — Прости меня, Нюра. Я и сам мучаюсь. Осиротил он нас. Прости. Крепиться надо.

Но в то утро ничто не предвещало скорбного конца. В книге далее пишут:

«Спустя некоторое время Юрий Алексеевич вошел в столовую, весело и ласково поздоровался с присутствующими работниками столовой, сел на свое излюбленное место, с аппетитом поел. Сделал заказ официантке.

Затем Юрий Алексеевич направился к автобусу.

В автобусе, как обычно, шутили, рассказывали забавные истории, смеялись.

Когда он поднялся в автобус, смех тотчас прекратился, и офицеры, подчиняясь единому чувству воинской этики, встали, приветствуя своего командира. Гагарин со всеми поздоровался, предложил сесть. Спросил:

— Все в сборе?

И не дождавшись ответа, сам посмотрел на присутствующих, удостоверился — все, распорядился своим крылатым словом:

— Поехали!

Говорили о полетах, о метеорологической обстановке, об автолюбительстве.

Автобус остановился на аэродроме. Юрий Алексеевич направился в раздевалку. В коридоре встретился со своим инструктором Анатолием Хмелем.

— Как живешь? — спросил Гагарин.

— Вашими заботами, Юрий Алексеевич.

В награду Хмель получил искреннюю и благодарную улыбку первого космонавта.

В гардеробной комнате Юрий Алексеевич облачился в летный костюм.

Увидев Алексея Губарева, Гагарин спросил:

— Ты что, Леша, уже пошел?

— Так точно, товарищ полковник. Я на Ил-14 обеспечиваю ваши полеты, слежу за погодой...

— Хорошо обеспечивай! Ты, Леша, только не паникуй, давай погоду такую, какая есть на самом деле.

— Слушаюсь!

Юрий Алексеевич направился к доктору И. Чекирде.

— Ну как, доктор, погода? Будем сегодня летать?

— Погода вроде ничего, позволяет. Как вы себя чувствуете? Как спали, Юрий Алексеевич?

— Самочувствие отличное, спал крепко, как убитый, почти девять часов. Судя по всему, и доктор сегодня не страдал бессонницей.

— Нет, не страдал,— засмеялся Чекирда.

— А как самочувствие, Игорь? — спросил Гагарин.

Кто кого исследует?!

— В норме.

Кто-то из космонавтов спросил:

— Как пульс, Юрий Алексеевич? Незамедлительно последовал типичный гагаринский ответ:

— Как у молодого.

Врач допустил Юрия Алексеевича к полетам, пожелал мягкой посадки.

По пути в класс предполетной подготовки Гагарин зашел в кабинет полковника Владимира Серегина. В кабинете находился начальник Центра подготовки космонавтов Николай Кузнецов. Он проверял летную книжку Юрия Алексеевича, правильность ее заполнения, общий налет».

Говорили мне, что Юра не допускал никаких исключений в строгом порядке выпуска любого летчика в полет. Полагается пройти медицинский осмотр — он его пройдет. Необходимо отчитаться о знаниях — он расскажет. Должно вышестоящему командиру проверить летную книжку — Юра, не ожидая напоминания, протянет ее.

Вот и за пропуском он вернулся, потому что при въезде на аэродром полагается его предъявлять. Всем, а значит, и ему.

Рассказывали, что Юра был абсолютно готов к полету — по здоровью, тренированности, знаниям — и даже настроен был как надо — собран, весел, тверд.

Каждого летчика выпускали в воздух со всей необходимой осмотрительностью. Понимали: полеты при современных скоростях — дело очень небезопасное. Вот и старались все предусмотреть.

В книге отмечено, что даже погода была проанализирована на весь летный день, чтобы принять решение на самостоятельный Юрин полет. В сводке сообщалось, что погода неустойчивая. Вот и решили командиры, что самостоятельно Юра полетит в другой день, а сегодня будет очередной полет с инструктором. Юре хотелось самому поднять машину в небо, но он не спорил. Запрет есть запрет.

Гагарин пришел в класс, сел за второй стол среднего ряда, к нему подошел инструктор — командир звена А. Хмель. Начальник связи Виктор Понкратьев попросил Юрия Алексеевича проверить данные запасных аэродромов. Гагарин достал планшет и сверил свои записи. Степан Сухинин сделал несколько объявлений.

В класс предварительной подготовки вошли начальник Центра подготовки космонавтов Кузнецов и полковник Серегин.

— Начнем предполетную подготовку? — спросил Серегин.

Кузнецов кивнул.

— Проводите предварительную подготовку,— распорядился полковник Серегин.

Степан Сухинин начал постановку задач. Выступили руководитель полетами, дежурный штурман, начальник связи.

Юрий Алексеевич сделал записи о навигационной и метеорологической обстановке.

Полковник Серегин слушал сообщения начальников служб, быстро просматривал полетные листы, делал необходимые правки. Отыскивал глазами того или иного космонавта и пристально всматривался в его лицо, только после этого, удовлетворенный своими наблюдениями, подписывал летную документацию.

Юрий Алексеевич внимательно сверял записи с плановой таблицей, нанесенной на доске. Записи он делал четко, карандашом ярко-красного цвета.

— Чем вы так красиво пишете? — спросил кто-то из сидящих сзади.

Юрий Алексеевич откинулся на спинку стула, сказал:

— Нравится? Это стеклограф. У меня дома есть, как только Валя придет из больницы, разыщем, подарю.

— Через два часа погода резко ухудшится,— тихо сказал Серегин Юрию Алексеевичу. Гагарин кивнул.

Полковник Серегин сделал последние необходимые уточнения по летному дню, определил рабочие места своим заместителям, сообщил, что Юрий Алексеевич после контрольного вылета на спарке начинает самостоятельные полеты.

Затем Гагарин в сопровождении Серегина направился к командному пункту. Кузнецов в их присутствии заслушал последнюю информацию о метеорологической обстановке. Посмотрев карту района полетов, Юрий Алексеевич поблагодарил расчет КП и направился на аэродром, широко размахивая новым наколенным планшетом.

Несколько дней назад он проверял летную экипировку космонавтов и под угрозой отстранения от полетов — все хорошо знают привязанность летчиков к полюбившимся предметам — приказал получить новую.

Юрий Алексеевич с нетерпением ждал сегодняшний день и придавал огромное значение этому первому учебно-тренировочному полету, после которого он должен был вылетать самостоятельно. Утром к нему подошел подполковник Гришин, который давно собирался взять у Гагарина автограф. И вот наконец сегодня он принес Гагарину книгу «Дорога в космос».

— Подписать? — Юрий Алексеевич возвратил книгу.— С удовольствием подпишу, но только после самостоятельного вылета.