Надежды царя на то, что сыну Лефорта в Женеве будет оказан самый торжественный прием, оправдались. В протоколе Совета республики под 19 июня значится следующая запись: «Господин первый синдик (Ами Лефорт. — Н.П.) доложил, что благородный Анри Лефорт, мальчик лет десяти или одиннадцати, единственный сын господина Франциска Лефорта, нашего согражданина, генерала армии царей российских, прибыл накануне в наш город, куда прислан своим отцом, отдал ему, синдику, визит, в сопровождении своих ближайших родственников и объявил, что его монархи оказали ему честь и дали грамоту на имя Совета, которую он и желает вручить». Постановлено: «принять сегодня утром в аудиенции Совета благородного Анри Лефорта. Государственный советник Фавр имеет встретить его при входе в залу и проводить до находящихся пред первым синдиком кресел; по принятии, вскрытии и прочтении царского письма, причем господа члены Совета будут стоять с непокрытою головою, имеет первый синдик объявить, что Совет весьма тронут честию, оказанною ему их царскими величествами, что мы имеем сохранить их драгоценное благоволение и что, в особенности, Совет поставит себе за великое удовольствие засвидетельствовать в лице его, Анри Лефорта, глубокое уважение к его родителю. Затем упомянутый благородный Фавр имеет проводить его обратно до дверей залы»{52}.
Глава четвертая.
ПЕРВЫЙ АЗОВСКИЙ ПОХОД
Кожуховские маневры были задуманы как забава, веселая игра. Но шуточная затея обернулась серьезным начинанием, подобно тому, как организация потешных рот обернулась созданием вполне боеспособных полков, ставших главной опорой регулярной армии.
Об изменениях в оценке Кожуховских маневров Петр сам извещал архангельского воеводу Федора Михайловича Апраксина в письме от 16 апреля 1695 года, за два дня до намечавшегося похода под Азов: «…ведает ваша милость, что какими трудами нынешней осени под Кожуховым чрез пять недель в марсовой потехе были, которая игра, хотя в ту пору как она была, и ничего не было на разуме больше, однако ж после совершения оной началось иное, и преднее дело явилось яко предвестником дела, о котором сам можешь рассудить, коли-ких трудов и тщания оное требует, о чем, есть ли живы будем, впредь писать будем. С Москвы на службу под Азов по их пре-светлейшества указу, пойдем сего же месяца 18 числа»{53}.
Результаты Кожуховских маневров убедили царя в том, что его армия настолько овладела военным искусством, что способна побеждать на поле брани не только заведомо слабого, но и сильного неприятеля. Это суждение Петра было ошибочным, но такова натура царя — уверовав во что-либо и задумав что-либо, он не успокаивался до тех пор, пока не выполнял задуманного, не жалея при этом ни собственных сил, ни ресурсов своих подданных.
Реальным неприятелем, с которым предстояло помериться силами, были Османская империя и ее вассал — Крымское ханство.
Подготовка к новому походу началась, по-видимому, сразу же после окончания Кожуховских маневров. Прямые доказательства на этот счет отсутствуют, но имеется убедительное косвенное свидетельство. Из «Дневника» Патрика Гордона следует, что царь стал часто встречаться с генералом, главным своим советчиком по военным вопросам и наиболее искусным в военном деле человеком среди иноземных наемников.
Патрик Гордон, как и Франц Лефорт, был участником обоих походов Голицына к Перекопу. Он вполне осознавал гибельность для русской армии попыток атаковать крымцев у стен практически неприступной, хорошо укрепленной Перекопской крепости. Гордон, видимо, и подсказал Петру новое направление удара — не у Перекопа, а на ином театре военных действий — у стен турецкой крепости Азов.
Это новое направление похода русской армии имело по крайней мере два важных преимущества. Первое состояло в том, что русская армия, двигаясь к Азову по рекам — Дону и Волге, избавлялась от необходимости везти за собой громоздкий обоз. Кроме того, реки освобождали пехоту от утомительных переходов по безлюдной и безводной степи, во время которых войска несли огромные потери не столько от неприятеля, сколько от болезней. Второе преимущество заключалось в том, что армии предстояло двигаться к цели мимо населенных пунктов, а это обеспечивало ее продовольствием и фуражом. В результате армия должна была подойти к цели не изнуренной тяжелейшим маршем, а, напротив, свежей и боеспособной.
Двадцатого января 1695 года на Постельном крыльце Кремлевского дворца был объявлен приказ служилым людям собираться в поход в Белгород и Севск к боярину Борису Петровичу Шереметеву для похода на Крым. Цель похода сознательно держалась в тайне — в действительности поход готовился не на Крым, а к Азову.
На военном совете, состоявшемся 21 февраля, было решено отправить под Азов сухим путем десятитысячный отряд под командованием генерала Гордона с целью воспрепятствовать приходу в город турецких подкреплений. Главные силы с артиллерией и амуницией должны были следовать водой по рекам Москве, Оке и Волге до Царицына, а оттуда пешим ходом двинуться к Паншину, расположенному на Дону в том месте, где излучина реки ближе всего подходит к Волге. Гордон отправился в путь 6 марта, а основные полки, посаженные на струги, отчалили от Каменного моста в Москве позднее — в конце апреля{54}.
О ходе подготовки к первому Азовскому походу Лефорт поведал в письме к брату, отправленном 16 февраля 1695 года:
«Сейчас я могу вам сказать следующее: вся страна готовится и собирает полки, чтобы, когда вскроются реки, отправиться с его царским величеством Петром Алексеевичем. У нас четыре армии. Первая отправится водным путем до турецкого города Азова, который его величество будет осаждать. Отсюда отправляется самая красивая артиллерия, какую только можно видеть. Четыре генерала должны следовать за его величеством, и они уже получили распоряжения. Первого вы знаете, это я, ваш слуга. Мой полк, в сущности, по численности шестой, насчитывает больше двенадцати тысяч человек. И кроме того у меня есть все, что нужно, т. е. 24 больших пушки и 24 больших мортиры, чтобы совсем разрушить город. Второй генерал — мой шурин Гордон, с восемью тысячами человек других войск, так как его полк насчитывает только четыре тысячи. Еще один русский генерал с тем же числом людей и с таким же количеством пушек и мортир. Еще один — генерал от артиллерии. Он будет командовать казачьими войсками со стороны Дона и несколькими полками со стороны Астрахани и Казани. Вторая армия — гетманская, т. е. казацкого князя, у него более 60 тысяч человек, он двинется со стороны Перекопа или Казы-Керменя и нападет на несколько городов. Белгородская армия является третьей, она насчитывает более 40 тысяч верховых и солдат. Она не разъединится с гетманской. Четвертая будет стоять на границе со стороны Севска в резерве. Большинство бояр следуют за его величеством — их три тысячи. Начинают постепенно покидать лагеря. Пятеро из моих полковников отправляются на этой неделе, чтобы присоединиться к своим полкам»{55}.
Таково было расположение войск по плану на середину февраля. Реальная дислокация войск месяц спустя после отправки письма отличается от описанной Лефортом. Войска были разбиты на три соединения, каждым из которых командовали не зависимые друг от друга командующие, что противоречило принципам воинской субординации. Первое соединение численностью около десяти тысяч под командованием генерала Гордона должно было достичь Азова по суше. Задача, поставленная Гордону, состояла в том, чтобы, расположившись у стен крепости, воспрепятствовать подходу к ней турецких подкреплений. 24 июля полки Гордона встали лагерем под Азовом, но военных действий не открывали, ожидая прибытия главных войск.