С этого времени количество набегов постоянно сокращается, а крестьянская колонизация Южной Сибири, напротив, усиливается. Возвращаются крестьянские семьи, покинувшие Сибирь из-за набегов во второй половине XVII в.

Часть монголов-ойратов уходит в Предкавказье, где принимает российское подданство (калмыки). Сибирские киргизы по велению джунгарского правителя переселяются на Тянь-Шань — русские поселения в Южной Сибири избавляются от очень опасного кочевого противника, замирить которого так и не удалось.[466]

Джунгарский тайши Галдан-Церен еще в 1742 г. требует сноса русских укреплений по Иртышу и даже Демидовских заводов на Алтае, желая собирать там ясак с местного населения. Однако, мягко выражаясь, его уже не слушают.[467]

В 1743 г. сибирские и оренбургские власти приняли совместное коммюнике о строительстве линии укреплений от Уятского форпоста на слободу Коркину (г. Ишим) и оттуда на Иртыш, к слободе Чернолуцкой. Вверх от нее по Иртышу до Семипалатной крепости надлежало усилить редуты. А от Семипалатной протянуть оборонительную линию, которая пройдет к югу от демидовских Колывано-Воскресенских заводов до Телецкого озера, находящегося в предгорий Саян.

Этот план был поддержан командующим войсками в Сибири X. Киндерманом и стал воплощаться в жизнь после решения Сената. Началось строительство в 1752 г., шло споро, и уже в 1755 г. пограничные укрепления слились в Сибирскую линию. Делилась она на Тоболо-Ишимский, Иртышский и Колывано-Кузнецкий участки и тянулась по границе степей примерно на 1000 верст.

Между крепостями стояли редуты с небольшими казачьими гарнизонами. Вперед были выдвинуты форпосты. Между редутами и форпостами ставились вышки-маяки на расстоянии 2–5 верст друг от друга, с караулами из 3–5 меняющихся казаков. Цепь маяков с запасом топлива служила оптическим телеграфом.

Вглубь степи высылались разъезды для раннего обнаружения немирных кочевников, а также казачьи отряды для преследования грабителей.

Казаками устраивались т. н. симы — неприметные цепи из соединенных прутьев, веток и стеблей растений, которые осматривались разъездами для обнаружения сакмы — вражеского следа.[468]

Технология пограничной службы в южносибирских степях не очень отличалась от той, которую использовало Московское государство в Диком поле.

В 1730-х гг. российской государыне Анне Иоанновне стали присягать султаны и ханы киргиз-кайсацких орд. Объяснялось это просто. Джунгары поставили киргиз-кайсаков на грань выживания, совершив на них только с 1711 по 1725 г. шесть уничто-жительных походов, захватив Семиречье и Ташкентский оазис.[469]

Первой присягнула России Младшая Орда Абулхаира в 1730 г. (хан посылал просьбы о принятии в подданство еще в 1718 и 1726 гг.), затем к нему присоединились Средняя Орда (1731) и часть родов Старшей Орды (1734).[470]

Теперь, спасаясь от беспощадных джунгаров, киргиз-кайсаки уходили под защиту русских крепостей.

После джунгарских набегов 1738–1741 гг. новые подданные укрывались за Орской крепостью, которая и была воздвигнута по просьбе хана Абулхаира.[471]

По сути, не российская власть распространилась на территорию киргиз-кайсацких орд, а киргиз-кайсаки начали перекочевывать на российскую территорию.

Казахский советский историк С. Е. Толыбеков (чей голос явно выпадал из хора обличителей «колониальной политики царизма») писал: «До принятия подданства казахи не были обитателями долин рек Урала, Тобола и Иртыша… В кон. XVIII и нач. XIX в. никакого сужения пастбищного пространства у казахов не происходило, а наоборот, оно расширялось за счет территории России».[472]

«Исторические документы показывают, что на большей части занимаемой в XVIII в. территории казахи оказались позднейшими пришельцами, искавшими защиту у русского государства от Джунгарии, среднеазиатских ханств и своих более сильных племенных союзов».[473]

Однако и присяга государыне императрице не остановила набегов киргиз-кайсацких удальцов на русское пограничье. Казачьи отряды и регулярная кавалерия, стоявшие на линиях, отвечали соответственно.

«Что касается действительно происходивших позднее выездов в степь карательных отрядов русских пограничных войск, то это были не завоевательные походы, а лишь ответы на грабительские налеты казахских батыров и султанов, во время которых страдало немало невинных».[474]

Не было покоя и согласия в среде казахской родоплеменной верхушки. Вплоть до распространения на казахские степи русской администрации «вся история казахских кочевых ханств была историей кровавой межплеменной борьбы: она была историей постоянных взаимных грабительских набегов на соседние народы, организованных эксплуататорской верхушкой с целью приобретения чужого имущества, скота и пленных».[475]

К концу XVIII в. сложилась следующая зона расселения киргиз-кайсацких орд:

? младшая — от казачьих земель на реке Урал на западе до реки Тургай на востоке, от линии Оренбург — Орск на севере до Аральского моря на юге;

? средняя — от верховьев Тобола на западе до верховьев Иртыша и о. Зайсан на востоке;

? старшая — пространство от Семиречья до Сырдарьи, включая Ташкентский оазис.

Находясь в российском подданстве, киргиз-кайсаки не платили никаких податей империи, более того, Петербург задаривал ханов и султанов, а с 1750 г. постоянно выплачивал им жалованье.[476]

В середине XVIII в. джунгарская опасность исчезает. Маньчжуро-китайские войска подвергли Джунгарию в 1755 г. тотальному разгрому. Немногие уцелевшие джунгары бежали под защиту русских крепостей на Иртыше. В это время русскую границу можно было спокойно подвинуть к Зайсану и Саянам, но правительство явно не хотело ухудшать и без того посредственные отношения с цинским Китаем. Граница осталась на Колывано-Кузнецкой линии.

После исчезновения джунгарской угрозы киргиз-кайсацкие батыры стали активнее угонять скот и брать пленников в русских поселениях на Колыванской линии, в том числе около Усть-Каменногорской крепости. Набеги активнее всего происходили в 1742–1744,1747,1753–1754,1760 гг. и т. д. А гибли и пропадали в первую очередь простые земледельцы.

В одной из типичных записок в губернскую канцелярию от 19 апреля 1771 г. командующий полком на Сибирской линии Корф докладывал, что «набежавшими ко Буткову, на утренней заре, киргиз-кайсаками… тутошнего крестьянина Василья Глухих закололи до смерти и увезли в плен 7 человек, да отогнали лошадей и рогатого скота 24». 29 апреля «приезжавшими в зимовье Саламатное киргизцами увезено в плен с пашни крестьян 5 человек и отогнато 20 лошадей». А «из едущих из крепостей Покровской, бывших там для продажи хлеба, захвачено киргизцами крестьян 4 человека». И таких записок в месяц набиралось более десятка.

Киргиз-кайсаки воспользовались восстанием Пугачева для усиления своих набегов, во время которых страдали отнюдь не дворяне-крепостники, а крестьяне, которых хватали и продавали на рынках Бухарии.

Допрос взятого в плен «борца за свободу» Ашира Тюлякова показал, что он захватил несколько десятков человек на Алабужском и других редутах, из которых живыми довез до Бухары сорок. А вместе с ним в работорговом караване «еще было киргизцев… разных волостей» и «человек две тысячи» пленных. Всего один караван навсегда уводил в неволю с весьма слабо населенной российской окраины тысячи русских пленников, жизнь которых в азиатском рабстве вряд ли продлилась долго.[477]