Точно так же он не говорит нам, примиримо ли установленное в господствующей исторической догме отрицание сословной организации общества с его идеей феодализма, за что и упрекает его последователь той же теории – г. Тарановский (с. 30 и 34), который признает начало сословности «крайне важным для феодализма» и предрекает (пока преждевременно), что этот пункт господствующего учения («Древняя Русь не знала сословий») обречен на отмену, так как своим установлением он обязан будто бы одному проф. Сергеевичу, склонному «к неподвижному догматизму», и «грешит против верховного начала истории – идеи движения», а потому «нуждается в пересмотре в пределах так называемого удельного периода» (с. 13, 14). Но такой пересмотр – дело будущего; пока его нет, и г. Павлов-Сильванский (как сказано) вовсе обходит данный предмет молчанием. А пока еще у нас есть налицо факты, отрицающие сословный строй в 1-м периоде, именно: связь боярства с общинами и отсутствие сословных привилегий (по землевладению, государственному управлению, гражданской правоспособности и уголовному праву). Несомненно, что и до появления книги «Вече и князь» многие говорили об этом предмете также, а после появление ее у многих в руках была не одна эта книга, но и летописи. В будущем мы узнаем, когда на Руси сословий не было, и когда они образовались «в пределах удельного периода».

Господствующее учение признает, что Древняя Русь не знает боярских владений с государственными правами; княжеские дружинники (это главное подобие феодальных вассалов) сначала вовсе не обладали земельными имуществами, а потом, следуя за непрочной судьбой князей, перемещались из одной земли в другую, «лишаясь своих сел и имений» (о том, какие воспоследовали порядки с оседлостью князей и бояр в XIII и XIV вв., скажем сейчас). Земские бояре в Великом Новгороде или Пскове, обладая большими имуществами, не были чьими-либо вассалами, подчиняясь, наравне со всеми прочими гражданами, государю Великому Новгороду или Пскову, и их права в их владениях не были государственными.

Это признают и приверженцы теории феодализма: по выражению г. Тарановского (Там же, с. 36), «у нас, как указывает г. Павлов-Сильванский, ни один боярин-вассал не стал суверенным или полусуверенным владетелем». Иммунитет, как бы широко он ни применялся на Руси, действительно, не превращался в суверенитет. Правда г. Павлов-Сильванский вместо бояр-суверенов указывает у нас на князей-суверенов, т. е. таких, которые, сделавшись служебными, не потеряли верховенства в своих уделах даже в XVI в. («Феодальные отношения», 53). Но князья не приобрели суверенные права, а временно сохранили некоторые из них; эти права не возрастали, а напротив сокращались с течением времени. Приобрели же они их первоначально не как чьи-либо вассалы, а как бывшие владетельные князья. Почему же бояре не получали хотя бы и полусуверенных прав? Ответ на этот вопрос, который дает г. Павлов-Сильванский, оказался неубедительным для последователей его теории; именно бояре не сделались суверенными владетелями будто бы по причине весьма случайной – вследствие быстрого размножения рода князей Рюриковичей: «окняженье» земли, в противоположность Западу, предупредило ее «обояренье» («Феод, отн.», 52; «Феод, на Руси». С. 21 и 36). Г. Тарановский полагает, что такой ответ «ровно ничего не объясняет… представленное в таком виде “окняженье” способно разве только подорвать научный авторитет полученных от исследования выводов и конструкции… Пока указанный вопрос не выяснен, учению автора (т. е. г. Павлова-Сильванского) о феодальных отношениях удельной Руси можно дать лишь частичное признание, в смысле установления феодализации недвижимой собственности, и с исключением вопроса о феодализации суверенной власти, который остается открытым». («Феодализм в России». С. 37). Так говорит г. Тарановский. Не беремся судить, насколько правилен такой суровый приговор, но, по-видимому, для него есть основания. Между тем так называемая феодализация власти, или «раздробление суверенной власти», как называет это сам г. Павлов-Сильванский («Феод. отн.». С. 50), есть краеугольный камень феодализма. Он приводит определение, данное феодализму таким специалистом дела, как проф. Виноградов: «Раздробление власти и переход ее к помещикам принято называть феодализмом». Мы, со своей стороны, вполне присоединяемся к этому определению, считая все прочие черты феодализма менее существенными.

К таким менее существенным (но важным) чертам феодализма относится ленное владение. По господствующим воззрениям, на Руси существовало вотчинное землевладение, а затем поместное право. Г. Павлов-Сильванский отказался от параллели феодальных ленов с московскими поместьями, говоря: «Поместная система XVI и XVII вв. была принудительным испомещением служилых людей, обязанных службой. Поместье было связано с обязательной службой государству, “жалованье” же – с свободным вассально-служебным договором слуги с господином». («Феод. отн.». С. 34). Однако, свою параллель он начинает с указания точного соответствия поместий с бенефициями (с. 28): «…поместье и бенефиции одинаково обозначают землю, пожалованную лицу в пожизненное (?) владение под условием военной (и гражданской?) службы». Затем для наглядности сравнения он показывает, «как близко совпадали система поместной службы, установленная Иоанном Грозным, с порядками службы бенефициальной при Карле Великом (с. 28–29). Г. Тарановский упрекает г. Павлова-Сильванского за такое смелое сопоставление явлений IX в. с фактами половины XVI в. Действительно, если эпоха Грозного у нас совпадает по характеру с эпохою Карла Великого, то развитие нашего феодализма надо относить к XVII и XVIII вв. и т. д., а не назад к IX, X и т. д. Иоанн Грозный есть истинный творец «принудительного испомещения», что, по схеме г. Павлова-Сильванского, совсем не относится к системе феодализма. Затем действительную параллель он начинает с XIV в. (т. е. со времени первых известий о поместном владении) с поместьями, служними землями и кормлением (пожалованием должности, причем слово «кормление» производится от «кормить» – управлять). – Оставив в стороне кормление (у нас ни один кормленщик не превратился в государя; кормления давались на весьма краткий срок – один-два года), сосредоточим свое внимание на поземельных отношениях. Имея преимущественно в виду поместья и служние земли, г. Павлов-Сильванский, с обычной ему добросовестностью, не упускает из виду вотчин и говорит: «Господствующим типом боярского землевладения было землевладение вотчинное» (с. 37), но затем доказывает, что это последнее «тождественно с вотчинно-феодальным»; вотчинный феод – не бенефиция; он «принадлежал лицу на праве собственности» (с. 56 и 39). Так как это совершенно не согласно с феодализацией имуществ, то г. Тарановский, кажется, основательно замечает, что это «утверждение автора неверно, потому что… ленное право никогда не простиралось далее Gewere, существенно отличного от Eigen, под которым понималась собственность» (с. 34). Если так, то этим решительно подрывается теория феодализации имуществ; непонятно только, почему г. Тарановский, несмотря на собственные только что приведенные слова, изо всех пунктов учения феодализма считает доказанным именно и только этот (см. выше). Если вотчинное землевладение у нас было господствующим (слова г. Павлова-Сильванского), и если вотчинное землевладение противоречит феодализму (мнение г. Тарановского), если поместья, равные бенефициям (по словам г. Павлова-Сильванского), противоположны феодальным ленам, – то пункт о феодализации собственности нельзя назвать доказанным.

Так падает и этот пункт, один из основных устоев здания, сооруженного г. Павловым-Сильванским, разрушаемый не нами, а приверженцами феодализма на Руси.

Об остальных (впрочем, не менее важных) пунктах, а именно о феодальной военной организации (т. е. отсутствии народного ополчения и феодальной милиции под начальством сеньора) г. Павлов-Сильванский «пока ничего не говорит и (тем) оставляет немаловажный пробел в картине феодальных отношений удельной Руси» (Тарановский, с. 35). Да и что же можно сказать о том, когда у нас народное ополчение (преобладавшее над дворянскими полками) дожило до XVII в., и когда дворянские полки выступали под начальством не каких-либо местных сеньоров, а воевод великого князя и царя?