Установление отношений сторон до суда. Процессуальные отношения сторон установляются, по общему правилу, договором между ними. Содержание этого договора существенно составляли следующие вопросы: предмет спора, судья, к которому следует идти за решением, и срок явки в суд. Впрочем, второй из этих трех предметов входил в договор лишь в древнейшее время: на это в эпоху Русской Правды есть прямые указания: «Русский не должен звать латинянина на суд другого князя, кроме князя смоленского; разве если сам захочет, то пусть идет» (Договор 1229 г., 28); в позднейшее время на это есть лишь намеки, именно в следующем постановлении Новг. судн. гр.: если стороны взяли срок явки к какому-либо судье, и этот судья переменится, то это не освобождает их от обязанности явиться в срок к новому судье (Новг. судн. гр., 30).

В позднейшее время существенным условием договора становится срок. Важное значение этого условия определяется тем, что сторона, не выполнившая его, т. е. не явившаяся в установленный срок, тем самым теряла иск; противная сторона получала бессудную грамоту (т. е. приговор, состоявшийся без суда). Между тем в тех случаях, когда установленный срок отменяется судом и переносится на другое время, эти строгие последствия исчезают: к неявившемуся посылается троекратный вызов, после которого взыскивается штраф за неявку, но теряется ли вместе с тем иск, остается еще сомнительным (Новг. судн. гр., 31, 39). Форма совершения этого договора в первобытные времена весьма различалась от той, которая установилась в конце эпохи. Прежде он заключался личными средствами сторон, имея все сходство с условиями о пари или битья об заклад. Спорящие стороны в присутствии посторонних бьются в заклад, причем, действительно, имеет место и заклад (т. е. известная вещь – может быть вещь, о которой именно идет спор, или известное количество денег отдается на руки сторонним третьим лицам). Момент заключения сделки определяется или рукобитьем («да по руце ему ударити с исцом своим» – Новг. судн. гр., 24), или бросанием шапок вверх, что называлось выдачкой (все эти формы мы восстанавливаем из позднейших памятников западнорусского права, в котором сохранились вообще древнейшие черты русского права).

В более позднюю эпоху договор совершался при участии судебной власти, к которой истец обращался за содействием уже по общему правилу. Судебная власть дает детского (Договор 1229 г., ст. 21), который в последующих памятниках называется приставом. Те из приставов, которые исправляют свои обязанности внутри города, называются подвойскими. Деятельность этих лиц не есть, впрочем, государственно-служебная: истец должен нанять их (Там же.). Для облегчения сторон введена постоянная такса захождение и езд приставов: во Пскове на 10 верст – деньга; в Новгороде эта плата называется погонь и была различна, смотря по тому, от какого суда шел пристав: если от суда владыки, то на 100 верст 4 гривны, от князя – по 5 кун, от его тиуна – по 2 куны (Собр. гр. и догов. I, № 1). Если приставы, находящиеся при суде, не соглашаются ехать по таксе, то истец вправе нанять за ту же плату кого угодно. Пристав и истец получают от суда позывницу (вызывную грамоту), и обыкновенно сам истец вместе с приставом отправляется наместо вызова (Новг. судн. гр., 40). По средневековым законам и обычаям, вызов, объявленный не в установленном месте (домицилии ответчика) и не в свое время, теряет значение вызова; практика того времени указывает, что ответчики, не успевшие скрыться из местожительства, силой выгоняли позовников, или овладевали ими, лишая их свободы, а, захватив истца, тем самым избавлялись от необходимости вести процесс (Новг. судн. гр., 40). Это заставило псковское законодательство отменить строгие требования о вызове в домицилии: позволялось прочесть позовницу на погосте перед попом (и, вероятно, собравшимся народом), хотя вызываемый при этом не присутствовал (Пск. судн. гр., 25). При таком способе вызова (т. е. при участии и по уполномочиванию судебной власти) срок в действительности определяется уже не вполне договором сторон: при усложнении судебной деятельности в больших государствах, нельзя было суду судить тотчас и тогда, когда явились стороны. Поэтому срок назначается по условию сторон и пристава. Отсюда возможны злоупотребления: приставы наметывали сроки в провинциях нарочно в термины невыгодные для местных жителей, которые поэтому выхлопатывали себе общие сроки явки для целой провинции.

Так устанавливаются процессуальные отношения договором сторон. Но в большой массе случаев договор, очевидно, не может быть заключен между сторонами; таковы почти все обвинения в преступлениях, когда ответчику всегда выгодно уклониться от суда. Тогда вместо договора истцу позволялось связать ответчика и вести его на княжий двор. Возможные при этом злоупотребления силы отстранялись законами: если окажется, что человек связан «без вины», то истец платит большой штраф (Рус. Пр., Кар. 90, 135; Дог. 1195 г., ст. 4; Дог. 1229 г., ст. 20). Уже в эпоху Русской Правды, а тем более в эпоху судных грамот арест мог быть произведен не иначе, как по уполномочию власти. Арест всегда мог быть заменен порукой. Развитие системы поручительства в древнем русском праве есть черта, ставящая высоко этот процесс над последующим, где развитие следственных начал заставило ценить свободу человека весьма низко.

Особенные виды установления отношения сторон до суда составляют:

а) свод; б) гонение следа.

Свод состоит в отыскании истцом надлежащего ответчика посредством закличи, свода в тесном смысле и присяги. Всякий, у кого пропала вещь, производит объявление на торгу – закличь (Рус. Пр., Кар. 27 и 29). Закон предполагает, что объявленная заповедь должна сделаться известной для того города, или того «мира», где она сделана, в продолжение 3 дней. Если истец найдет свою вещь по истечении 3 дней после закличи, то тот, у кого она найдена, признается ответчиком, который не только возвращает вещь, но и уплачивает уголовный штраф – 3 гривны за обиду. Если же закличь не была еще сделана, или если собственник нашел вещь в руках другого до истечения узаконенных 3 дней после закличи, или, наконец, он нашел ее не в своем городе (или «миру»), то начинается свод. Человек, у кого найдена вещь, отнюдь не признается еще ответчиком: он мог законным путем приобрести ее от третьего лица, ему известного. Вот почему закон, оставляя вещь во владении купившего ее, обязывает его вместе с первоначальным хозяином идти к тому лицу, у кого первый приобрел ее. Если это третье лицо ссылается также на законный способ приобретения вещи, то свод продолжается дальше всеми заинтересованными лицами. Участие первоначального собственника в этом иске подлежит, впрочем, ограничениям: если свод вращается в одном городе, то собственник идет до конца свода, но если цепь заинтересованных переходит за пределы города в область, подчиненную городу, то истец идет только до третьего свода. Это, очевидно, для того, чтобы не затруднять его слишком в интересах добросовестных владельцев. Тогда тот, до кого дойдет 3-й свод в области, должен вручить истцу деньгами цену, равную вещи, а сам уже ведет свод далее (Кар. 32). Исключение из этого составляют иски о челядине: истец должен идти до 3-го свода во всяком случае, т. е. даже и тогда, когда свод вращается в одном городе. Это потому, что при этом нет особенной надобности в присутствии хозяина: челядин сам может указывать, какими путями он переходил от одного владельца к другому. Третий приобретатель челядина должен выдать истцу своего раба, а сам получает украденного челядина и ведет свод дальше (Кар. 34).

Свод может кончиться трояким образом: или последний владелец не докажет, что приобрел вещь законным образом от кого-либо, или, если он в состоянии доказать это, но не знает человека, у кого купил, или, наконец, свод приведет к границам государства. В первом случае последний владелец признается вором и подлежит уголовному штрафу и частному взысканию, которое идет на удовлетворение тех, кому он продал краденую вещь (Кар. 30). Во втором и третьем случае последний владелец должен доказать, что он купил, а не украл вещь. Доказать это можно только присягой двух свидетелей покупки (Кар. 33). Присяга двух свободных мужей может быть заменена присягой одного мытника. Последний владелец лишается своих денег, заплаченных за вещь; впрочем, он сохраняет навсегда за собой право иска, если когда-либо встретит лицо, продавшее ему вещь. Тогда опять начинается свод и кончается открытием преступника, который и вознаграждает потерпевшего и уплачивает уголовный штраф (Кар. 33, 36). В Двинск. Уст. гр. конец свода, кажется, определяется количеством сводов, именно 10-ю (если ранее этого не найден настоящий вор; Двинск. Уст. гр., 5). По Псковской судной грамоте, формы вещных исков применены были к некоторым искам, возникающим из обязательств, именно к тем, которые возникают не из формальных договоров (Пск. судн. гр., 34, 39, 44, 46, 47, 54, 56, 110).