Личный характер получает и договор о найме помещения (квартиры): берущий помещение в наем технически называется «подсуседником», а отдающий помещение в отношение к нему – «государем» (Пск. судн. гр., № 103); личная зависимость первого от последнего изъясняется тем, что в древности всякий, живущий в чужом доме, становился подчиненным членом семьи, «захребетником» (человеком alieni juris); фактически это объясняется тем, что плата за помещение обыкновенно заменялась работой на общую семью.
В Московском государстве наем земли (взятие в оброчное содержание) имеет уже простой вид арендного контракта (Ак., отн. до юр. быта, II, № 163; ср. Улож. X, 247–250). Когда тяглые имущества нельзя было продавать беломестцам, то установилась отдача их в наем в вечное пользование (см. Ак., отн. до юр. быта, II, № 164), что собственно сливается с договором купли-продажи через посильную грамоту.
История русского процесса
Период первый
В учение о процессе включается указание органов судебной власти (судоустройства) и действий как этих органов, так и сторон в процессе (судопроизводства).
I. Судебные власти
В древнюю эпоху органы судебной власти могут быть или частные или государственные.
Частная власть восстанавливать нарушенное право находится в руках частного лица, главы семьи или рода, господина и землевладельца.
Частный способ восстановления нарушенного права руками потерпевшего или истца, т. е. месть в точном смысле (самоуправство), в историческую эпоху не существует: она входит в различные комбинации с родовой, общинной и государственной судебной властью, которые уяснены при изложении уголовного права.
Судебная власть главы семьи или рода (указанная при изложении семейного права) естественно переходит во власть судить «челядь», т. е. рабов и изгоев. Существование у нас владельческого суда в XI–XIV вв. не подлежит сомнению. «А холопа и половника не судити твоим судьям без господаря», – говорит Договор новгородцев 1307 г. Ян на Белоозере спрашивает о волхвах: чьи они смерды, перед тем как приступить к суду над ними. «Повесть о благочестивом рабе» рассказывает, что один господин приказал отсечь голову своему виновному отроку (см. Двин. Уст. гр., 11). Жалованные грамоты частным владельцам имений даются с вирами и продажами (см. грамоту Мстислава и Всеволода Юрьевскому монастырю 1130 г.). Приведенные факты указывают на частное происхождение владельческого суда, так как население частных сел первоначально состояло из холопов и изгоев. Пожалование права суда государственной властью не опровергает этого, ибо жалованными грамотами передаются села с таким же несвободным населением. Компетенция этого суда не имеет еще никаких ограничений. Что касается права вотчинного суда в собственном смысле, т. е. суда над свободным населением частных имений, то оно не может быть столь же естественно выводимо из власти домовладыки. Источники первого периода молчат о таком суде. Думаем, что он мог образоваться только путем пожалования со стороны государства, которое впоследствии было менее щедро в Москве, чем в Литве, где право суда над крестьянами обратилось из привилегии в общий закон.
Естественным образом возникает судебная власть общины, как обязанность соседей помогать обиженному (призыв о помощи к соседям – крик – есть термин, которым обозначается у некоторых народов исковое прошение – «Klage»). В эпоху Русской Правды община обсуждает уголовные иски (Кар. 4 и 5); представители ее, «добрые люди», решают иски, возникающие из договоров (Ак. 14); они же и выборные чиновники общины (сотские и старосты) участвуют в княжеском суде (Договор с немцами 1229 г., 29, 33). Стремление решать споры между общинами судебным процессом, а не войной вызывает необходимость государственных органов судебной власти.
Государственные (земские) органы суть 1) князь. Его судебная власть простирается на всю землю и вне резиденции осуществляется им или лично через проезжий суд (Договор новгородцев с Казимиром, ст. 11), или через постоянных чиновников (посадников и тиунов), действующих постоянно от имени князя. Место суда – «княж двор» – не резиденция только князя, но и те дворы, где сидели в провинциях княжие чиновники (Рус. Пр., Кар., 37)[199]. 2) Бояре или судят отдельно, заменяя княжий суд, или постоянно вместе с князем (см. выше с. 73). 3) Вече обсуждает нарушения права целой земли (т. е. дела о земской измене и других государственных преступлениях), но первоначально и всякие иски (см. выше с. 82). Иноземным писателям казалось, что самое вече есть не что иное, как сборище народа для суда и казни над преступниками. Известный Меховский (в сочинении «De duabus Sarmatiis Asiana et Europiana et de contentis in eis», 1517 г.) так описывает новгородское вече: «В Новгороде начала было распространяться вредная наклонность к грабежам и разбоям. Чтобы искоренить это зло, новгородцы ввели у себя следующий обычай: захваченный на деле, или обвиняемый в воровстве, либо разбое представлялся в преторию («вече»), в которой заседало сто сенаторов, в звании судей, с длинными, по обычаю страны, бородами. Потом ударяли в вечевой колокол; по первому его звуку все граждане, а также сыновья их стекались в преторию, имея в каждой руке по камню. Когда вина приведенного в суд была признана сенаторами и приговор произнесен, тогда присутствовавшие граждане бросали принесенные ими камни в преступника и таким образом умерщвляли его тут же, в судилище, после чего гурьбой отправлялись в дом убитого и расхищали все его имущество; дом же виновного продавался впоследствии с публичного торга, и деньги, вырученные от продажи, поступали в казну» (см. «Библиографические отрывки» в Отечественных Записках, 1854, декабрь, 145).
Княжеские и вечевые органы суда действовали первоначально вместе; инстанционного порядка нет. Но в Новгороде и Пскове (в XIV и XV вв.) отношение вечевых и княжеских органов суда определяется законом точнее. Здесь, с отделением законодательной власти от судебной, между различными органами суда установляется законом прочное соотношение. Существуют две формы таких соотношений: одна в Новгородском судопроизводстве, другая в Псковском.
Новгородское судоустройство основано на разделении подсудности между княжескими и общинно-вечевыми органами суда. Княжеские органы, т. е. сам князь, его наместник и тиун, решают преимущественно уголовные иски. Общинно-вечевые органы суда суть следующие: суд посадника (Новг. судн. гр., ст. 2) ведает преимущественно тяжебные дела о поземельной собственности (Там же., ст. 28); суд тысяцкого (Новг. судн. гр., ст. 4 и Догов, новгор. с Казим., ст. 6) ведает преимущественно иски, возникающие из договоров, особенно между лицами торговыми: «…дела торговая, гостиная и суд торговый» (Уст. гр. князя Всеволода церкви на Окопах). Хотя личное восстановление права (самоуправство) воспрещено (Новг. судн. гр., ст. 6, 7, 10 и 12), но личному элементу дано здесь участие в государственных органах суда: «…на суд поимати двема истцом по два боярина и по два мужа житейска от каждые страны тяжущейся». (Никон, лет. под 1384 г. и Новг. судн. гр., 25).
Эти различные трибуналы поставлены в инстанционные отношения двоякого рода: пересуд и доклад. Пересуд, или новое рассмотрение дела в высшей инстанции, принадлежит органам княжеского суда (Новг. судн. гр., 2 и 3). Доклад, или перенос дела самим судьей, по неясности закона или факта, делается коллегии, состоящей из представителей общин (концов города), судей, назначенных сторонами, и княжеских чиновников (Новг. судн. гр., 26).
Псковское судоустройство основано на двойственной организации всякого суда, т. е. всякий трибунал состоит из княжеских и общинно-вечевых органов, а именно центральное судилище— «господа» – состоит из князя, посадника и сотских – представителей общин. Хотя и указывается на отдельный суд княжий (Пск. судн. гр., 1) и посадничий (ст. 3 и 6), но в действительности они судят всегда вместе (ст. 4; см. также правую грамоту Светогорскому монастырю в Ак. юр., № 2, по которой суд происходил «пред господином Псковским, т. е. князем, пред посадниками степенными двумя и пред соцкими»; о соцких, как судьях, см. Пск. судн. гр., 12, 20). Такой же двойственный состав имеют и служебные органы суда: а именно нераздельно действуют княжий человек и соцкий (Пск. судн. гр., ст. 18); дьяки княжий и городской (Там же., ст. 79); подверники от князя человек и от Пскова человек (Там же., ст. 59) – для наблюдения за порядком в суде; дворяне и подвойские (ст. 81) – для вызова в суд. Провинциальное судоустройство имеет такой же двойственный характер: в пригородах управляют и судят посадники (Пск. судн. гр., ст. 77) и княжеские наместники (последние с 1469 г. во всех пригородах Пскова; Там же., ст. 5).
199
Судебная функция постоянно приписывается княжеской власти, как основная и главная; начиная с призвания князей-варягов и во все дальнейшее течение периода деятельность князей оценивается преимущественно по мере должного отправления ими суда: когда Всеволод Ярославич устарел, то до людей «не стала доходить княжая правда», т. е. он лично не оказывал влияния на правосудие; Владимир Мономах в своем поучении приказывает своим потомкам-князьям каждый день заниматься лично производством суда – «людей оправливати»; когда князь Ростислав хотел постричься в монахи, то Печерский игумен Поликарп отговорил его от этого намерения, рекомендуя ему лучше исполнять свое княжеское призвание, а именно «правду деяти на сем свете, в правду суд судити» (Ипат. лет. под 1168 г.). Русская Правда указывает на княжий суд: по иску о татьбе («вести его на княж двор», Кар. 37), по иску о побоях и ранах («если придет на княж двор»…, Кар. 24), по иску об обидах закупу («явлено ходить к князю или судиям»…, Кар. 70), вообще по уголовным делам («или смерд умучат а без княжа слова»…, Ак. 31, Кар. 89 и 90), о наследстве («если братья будут тягаться перед князем о наследстве»…, Кар. 117). Отсюда, однако, не следует, что этим исключается всякая судебная власть веча, думы и общин (как мы видели выше и увидим сейчас). В своей резиденции князь не мог лично давать суд постоянно, а потому делегировал свое право тиуну, действующему от его имени. Совершенная несамостоятельность суда тиуна видна, между прочим, из известного сказания о беседе князя Константина Полоцкого с владыкой Тверским Симеоном: «Князь въспроси владыки: где быти тиуном нашим на том свете? И рече владыка: где и князь. Князь же о том не полюби на владыку, глаголя: тиун не право судит мъзду емлет, зло деет; аз что дею? И рече ему владыка: аще будет князь добр и жалует люди, и того ради избирает властеля мужа добра, страха Божия полна, разумна и праведна; князь будет в рай, и тиун его с ним. Аще ли будет князь без страха Божия и христиан не имать жаловати, и он поставляет властелина зла, неведуща толико бы ему кун добывал… и князь будет во аде, и тиун его с ним». Шли ли от суда тиуна дела к докладу князю – решить трудно; полагать надо, что в затруднительных случаях доклад был, но по общему правилу тиун решал дела окончательно, как можно заключить из церковных уставов Владимира Св., Ростислава Смоленского и Всеволода Новгородского: «А кто иметь преступити сия прави ла, или дети мои, или в коем городе наместник, или тиун, или судия… да будут прокляти». «Начаша тиуни грабити, людей продавати, сему не ведущу», говорит летопись о времени старости Всеволода Ярославича (Лавр. лет. под 1093).
Судебная роль тиуна в пригородах принадлежала посадникам; призванные в Суздальскую землю князья Ростиславичи роздали посадничества южнорусским детским, и эти последние начали притеснять народ вирами и продажами. Несмотря на присутствие в провинциях этого постоянного органа, князья весьма часто объезжали пригороды и волости лично, надзирая за управлением и творя суд. Впрочем, с течением времени эти объезды получили исключительное значение сбора особых налогов в виде таксированных подарков князю, а также и прочих неокладных сборов (виры). Взамен себя для этой цели князья посылали вирников, которым, следовательно, принадлежала судебная власть не как главная, а случайная функция; главная цель посылки их – сбор вир; им предписано оставаться в известной волости не долее недели, чтобы не обременять жителей постоем. Этого нельзя было предписать судье. Мысль (Ланге) о тождестве вирника с посадником отнюдь не может быть принята.
Как при суде самого князя, так и его подчиненных органов присутствует народный элемент в лице добрых людей: «…какое дело будет окончено в Смоленске перед судьями и перед добрыми людьми, в другой раз того не починать» (Договор 1229 г., ст. 38). В личном суде князя роль добрых людей, полагать надо, принадлежит боярской думе; на суде провинциальных органов добрыми людьми были «лучшие люди» местной общины (по положению, а не по выбору и уполномочию), как это видно из последующей истории судных мужей. Значение их на суде, по недостатку данных, определить трудно, но можно думать, что оно не ограничивалось следственной частью процесса, а простиралось и на приговор, что было необходимо при отсутствии письменных законов и господстве обычного права. Исполнительными органами суда, упоминаемыми в Русской Правде и других памятниках ее эпохи, были «метальник» или писец. Из этого не следует, что суд давал всегда письменные решения; несомненно, в главной массе они оставались словесными; но невероятно, чтобы тяжбы о земельной собственности уже тогда не требовали скрепления решений на письме. Некоторые уголовные судебные решения вошли в состав Русской Правды, будучи в свое время записаны (см. выше с. 121). На суде, сверх того, были «ябедники» и «мечники». Этими именами обозначается, думать надобно, одна и та же должность публичного обвинителя и исполнителя приговоров (хотя в Рус. Пр., Ак. 1, оба наименования сопоставлены и быть может иногда различались органы публичного обвинения и приведения приговоров в исполнение): «Ли мечник кливетив, ли соудия по мъзде судя ли резонмец, гноусны Богу таковых приносы» (см. ст. 100 Рус. Пр. и наше прим. в Хрестоматии, 127). Мысль о публичном обвинении не должна казаться анахронизмом для времен Русской Правды: Русская Правда во многих случаях определяет участие государственной власти в преследовании преступлений (что вполне вероятно с точки зрения фискальных интересов; ср. Рус. Пр. Ак. 41, Кар. 125 и др.); само собой разумеется, что это участие состоит лишь в помощи частному обвинителю, при тогдашнем исключительном господстве обвинительного процесса.