- Мне нечего прощать, Леди Грандчестер, - ответил мужчина, снимая шляпу и пожимая руку дамы.

- Кенди, пожалуйста, зовите меня Кенди.

- Тогда Вы должны называть меня Чарльз, - ответил он с улыбкой.

- Хорошо, я думаю, что мы произвели хороший обмен. Я полагаю, у Вас назначена встреча с моим мужем, верно, Чарльз?

- Да, Вы правы.

- Тогда следуйте за мной, он уже ждет Вас, - сказала молодая женщина и повела репортера через вестибюль.

Эллис следовал за дамой, рассматривая детали комнат, освещенных светом, который проникал через стеклянные двери и отражался на стенах и фарфоровых вазах, цветы в которых переполняли воздух приятным ароматом и дарили прохладу. Детские голоса, раздающиеся с заднего двора, витали в воздухе вместе с трелью далеких птиц и запахом древесины и роз.

Женщина остановилась напротив темной дубовой двери и мягко постучала. В этом момент у Эллиса появилась краткая возможность понаблюдать за хозяйкой дома. Он знал ее уже несколько лет, но в действительности никогда не видел ее так близко. Ей было тридцать лет, и ее красота достигла своего пика, но тонкие линии ее лица вместе с милым и шаловливым выражением в ее глазах придавали ей внешность подростка. У нее было трое детей, но ее фигура была стройной и с мягкими формами. Элиз подумал, что, несомненно, она была искушением, но поскольку у него, было правило - не обольщаться на чужих женщин, он утихомирил свое мужское воображение.

С другой стороны двери раздался голос, и женщина открыла дверь, приглашая гостя войти.

- Проходите, мистер Эллис, - сказал человек в комнате. - Я ждал Вас.

- Я оставлю вас, господа, - сказала дама с мягким жестом головы. - У меня есть три обязанности, которые требуют моего присутствия в саду, но я скажу, чтобы вам принесли чай, если желаете.

- Это было бы любезно с Вашей стороны. Спасибо, - ответил Чарльз, отвечая на жест дамы, которая быстро исчезла за дверью.

- Присаживайтесь, Эллис, я начал думать, что Вы не придете, - сказал владелец дома, указывая гостю на софу.

- Извините мое опоздание, господин Грандчестер, - оправдывался Чарльз, садясь на софу. - Движение в Манхэттене становится все ужаснее, особенно вечером. С каждым днем жить в Нью-Йорке становится все труднее. У Вас появилась прекрасная идея - переехать в Нью-Джерси.

- Идея была не совсем моей... Но мне нравится это решение. Чтобы воспитывать троих детей, спокойное место всегда лучше, чем гам городов. Кроме того, моя жена выросла на просторе, и она не очень хорошо приспосабливается к большим городам, несмотря на то, что жила в них раньше.

- Понимаю. Хотя я думаю, что это не очень удобно для Вас в период представлений, - прокомментировал Эллис, когда служанка входила в комнату с чаем.

- Да, у меня занимает много времени ездить туда, но это меня не огорчает. Но Эллис, скажите мне, почему Вы ушли из "Нью-Йорк Таймс"? - спросил собеседник Чарльза, садясь в кресло и беря чай, который предложила ему служанка. Свет проникал сквозь кружева занавесок, отражаясь в глазах хозяина дома, и Эллис подумал, что для женщин было не просто противостоять соблазну этого взгляда.

- Потому что я получил предложение, от которого не смог отказаться, - ответил Чарльз откровенным и радостным тоном. - Годы, которые я проработал в "Нью-Йорк Таймс", были полны удовольствий, но в глубине души у меня была мечта, и сейчас мне предлагают возможность ее исполнить.

- Но все же Вы останетесь журналистом, - сказал актер, кладя ногу на ногу и с интересом смотря на журналиста.

- Конечно. Только в другой сфере. Я всегда хотел работать политическим корреспондентом за границей, и, наконец, у меня появилась такая возможность.

- Понимаю... на новой работе у Вас будет больше приключений, чем было в театральной среде, да, Эллис? - спросил актер, улыбаясь с чашкой чая в руке. Эллис не мог не подумать, что человек, который сидит перед ним сейчас, так разительно отличался от того, кого он однажды встретил в баре.

- Должен признать, что сначала мне показалось немного скучным работать для новостей искусств и спектаклей, - ответил Чарльз, - но не потому, что мне не нравилась эта тема, а потому, что в свои студенческие годы у меня были другие планы относительно своей карьеры. Но со временем мне удалось почувствовать себя достаточно умиротворенно, работая на критику театра, однако мне не хотелось упускать возможность воплотить в реальность свою мечту.

- Я думаю, что мистер Хиршман был очень хорошим учителем, - предположил актер, откидываясь на спинку кресла, в котором сидел.

- Он превосходный критик, но я должен сказать, что работать на него было делом не из легких.

Гостеприимный хозяин разразился смехом, думая о старом критике, который разрушил карьеру многих людей, и о его смелости высказывать свои мнения о своей фиглярской и литературной работе.

- Я представляю, что Вы имеете в виду, - сказал мужчина тоном, в котором чувствовалась некая ирония. - Действительно, у мистера Хиршмана очень тяжелый характер. Хотя, будучи его объектом... Скажем так... Он тратил не очень много времени на обдумывание своих профессиональных, но не слишком благоприятных комментариев по поводу моей работы.

- Да, мистер Грандчестер. - ответил Эллис, улыбаясь. - Но в действительности у мистера Хиршмана лучшее мнение о Вашей работе, которое он не позволяет Вам увидеть. А так как я больше не буду на него работать, могу рассказать Вам это, - сказал он заговорщицким тоном, и актер поднял бровь, заинтригованный комментарием Элиза. - Мистер Хиршман на самом деле считает Вас превосходным актером, но думает, что было бы излишнем говорить и писать об этом, потому что если бы он сделал это, то Вы бы превратились в пустого и тщеславного человека. Простите то, что я Вам сейчас скажу, но это слова моего начальника. Итак, согласно мистеру Хиршману, Вы и так уже достаточно высокомерны, он не хотел бы ухудшить это своими похвалами. Так что с каждым едким и ненужным комментарием, которые Вы читали о своей работе, правда была изложена лишь наполовину, - закончил Эллис, закрывая глаза, а Грандчестер от души посмеялся.

- Бог мой, Эллис! Вы знаете, то, что Вы мне сейчас рассказали, говорит мне и моя жена на протяжении уже нескольких лет, а я никак не хотел поверить в это? - сказал актер, отсмеявшись. Эллис был очень удивлен, так как никогда раньше не видел Грандчестера в таком хорошем настроении и такого откровенного перед началом интервью. Хотя, он должен был признать, что давно уже не брал интервью у этого актера. Эллис оставил место репортера, чтобы работать помощником в отделе критики, и занимался этим вот уже девять лет. - Ну, хватит этой болтовни, я понимаю, что Вы здесь ради интервью, а не для того, чтобы болтать о благословенном мистере Хиршмане. Можете начинать, - сказал, в конце концов, актер, вновь становясь серьезным.

- Спасибо, мистер Грандчестер. На самом деле, мне хотелось взять это интервью из-за сентиментальности, - признался журналист, также отбрасывая веселье. - Моя первая работа для "Нью-Йорк Таймс" состояла в том, чтобы взять интервью у Вас, тогда еще начинающего актера, но уже с определенной репутацией, и я хотел закончить свою работу, взяв интервью у Вас сейчас - уже известного актера. Вы помните тот случай, сэр?

- Конечно! Как это можно забыть? - ответил актер. - На самом деле, я у Вас в долгу после этого случая. Спасибо Вам еще раз.

- Никоим образом. Это было вопросом чести, - просто ответил Эллис, и актеру понравилась реакция журналиста. - Хорошо... Тогда мой первый вопрос немного связан с этим, если Вы позволите.

- Вперед.

- Говорят, что Терренс Грандчестер очень сильно изменился после войны. Лично я думаю, что это верно, но что думаете Вы по этому поводу?

Терренс слегка улыбнулся, ставя полупустую чашку на стол, и несколько секунд спустя, решился ответить на поставленный вопрос.

- Я думаю, что это верно. Когда на глазах у человека происходят ужасные вещи, он волей-неволей меняется, как изменился я и многие другие, кто был во Франции во время войны.