Кенди внимательно слушала признания Патти. Она заметила, как подруга чувствовала себя несправедливо виноватой за свои тайные желания независимости и тоску по жизни, которая не сосредотачивалась на домашних обязанностях. Именно эта смесь вины, подавляемого бунтарства и расстройства лишила Патти присутствия духа, толкая молодую женщину в яму депрессии с момента, когда она узнала, что снова беременна в четвертый раз за четыре года. После рождения её младшего сына, все почти развалилось, и она ничего не могла поделать, чтобы собрать все воедино и начать все снова.

Проблема Патти долго росла, и за одну ночь исчезнуть не могла, но первый шаг, что молодая брюнетка заставила себя открыться, позволив подруге узреть свои тихие печали, был началом медленной поправки. Патти не удивилась, когда Кенди протянула руки, чтобы обнять ее, уверяя её смущенное сердце словами понимания и принятия. Молодая женщина знала, что такое отношение было частью натуры Кенди, но даже при том, что она не ожидала от блондинки меньшего, она не могла избежать чувства благодарности.

Что действительно поразило Патти, так это то, как естественно Кенди подошла прямо к сути её проблемы, как только брюнетка успокоилась. Прежде всего, блондинка заставила Патти понять, что не было никакой причины чувствовать себя виноватой за то, чтобы желать немного уединения и мечтать о выполнении чего-либо за пределами материнства и брака. Позже, со всей деликатностью, на которую Кенди была способна, она предложила брюнетке поговорить с Томом о проблеме появления ребенка каждый год. Для Патти было нелегко даже думать об ограничении рождаемости - проблеме, которая едва упоминалась в те дни, когда появились первые противозачаточные средства, а использовать их большого желания еще не было. Однако, Кенди был настолько тактична, что молодая женщина приняла к сведению слова подруги на эту тему и, обещав поразмыслить над вопросом, она постепенно заснула, пока Кенди держала её руку.

Кенди провела рукой по лбу, отодвигая непослушную кудряшку, которая спадала на брови, и стараясь двигаться с кошачьей осторожностью, она встала и вернулась к креслу-качалке. Она продолжила свое чтение, и её мысли снова улетели к человеку, которого она любила.

Спустя несколько дней после того дождливого вечера, Патти, наконец, поговорила с Томом наедине, и даже при том, что Кенди так и не узнала, что именно было сказано в той беседе, покрасневшие глаза Тома и более свободное поведение Патти, когда они появились в столовой на ужин, дали блондинке понять, что они раскрыли сердца друг другу, раскопав грубые ландшафты их ослабленных отношений. Они оба делали ошибки, которые явно причинили им боль, но они хотели бороться за любовь, которую оба испытывали, и семью, которую строили. Это все, что нужно было знать Кенди.

Когда Патти почувствовала себя достаточно сильной, чтобы начать заботиться о доме и семье, Кенди упаковала вещи и вернулась в Нью-Йорк со своими двумя детьми. Она чувствовала, что после мрака, в котором жили Патти и Том в течение нескольких месяцев, проглянул тусклый свет, робко мерцая на другой стороне туннеля. Молодая пара была все еще по пути из их личной траншеи, но после этого случая что-то стало по-другому, после долгого хождения поодиночке, они начинали продвигаться вперед, держась за руки, и это было самым важным.

Больше детей Патти и Том не заводили. Они тщательно обсудили вопрос и решили, что у них уже есть семья, о которой они мечтали. С другой стороны, когда самый младший сын Стивенсонов достиг годовалого возраста, Патти решила вернуться к обучению, и её муж с удовольствием поддержал ее. Проект начался в очень маленьком масштабе, в качестве школы для детей работников Тома, и со временем стали принимать детей из других ферм и соседних деревень. Все дети Стивенсонов учились читать и писать в школе своей матери, и также они приобретали здравое чувство демократии и равенства, участвуя в играх и школьной работе с людьми, которые работали ради них.

Патти Стивенсон пришлось пройти и другое трудное испытание. Её родители никогда не принимали её брак с человеком низшего социального уровня и никогда не отвечали на её письма, даже когда Патти послала им фотографию своих крепких и красивых детей. Возможно миссис О’Брайен и хотела бы снова повидать свою дочь и внуков, но она боялась ослушаться мужа, и поскольку она умерла раньше него, у бедной женщины никогда не было ни смелости, ни возможности восстановить отношения с Патти.

Несмотря на потерю, миссис Стивенсон не колебалась, но боль сделала ее сильнее. Это верно, жизнь прожить – не поле перейти, но весной 1923 года, когда её подруга Кендис заботилась о ней во время болезни, молодая блондинка также преподала Патти урок, который она и её муж никогда не забудут: тягостные моменты могут разрушить здание брака, но любовь, честность и терпимость выдержат это, до возвращения хороших времен, чтобы построить новые стены. Брак Патти и Тома успешно выжил и длился все время, что Бог позволил им прожить.

Когда Кенди вернулась домой после пребывания в Лейквуде, она открыла двери своего дома, повязала передник и вместе с горничными начала убирать комнаты, что она обычно называла весенней чисткой. Она была полна энергии и очень довольна своими результатами свахи. Приблизительно через 15 месяцев она помогла устроиться поженившимся Арчи и Энни и протянула руку Тому и Патти, чтобы определить их отношения. Доброе сердце Кенди пылало радостью от мысли быть полезной тем, кого она любила. К сожалению, она не обратила внимания на то, что очень скоро ее добрые советы понадобятся ей самой. Сможет ли доктор выписать правильное лекарство от собственной болезни?

Подметая студию, Кенди случайно толкнула стол, и фарфоровая ваза, стоявшая на нем, упала на пол. Вода намочила ковер, а красные лепестки роз от удара разлетелись. После инцидента Кенди почувствовала непонятную грусть.

Часть IV: «Интервью с актером»

Чарльз Эллис задержался напротив дома, осматривая спокойный вид места, которое соединяло в себе спокойную деревенскую красоту с определенным космополитическим вкусом. Вода искусственного озера, расположенного в парке, блестела под жгучим светом летнего солнца. Но, несмотря на жаркий день, журналист чувствовал, что в этом месте недалеко от Манхэттена было свежо и прохладно.

Эллис шел через сад дома, изумляясь розам и камелиям, которые украшали это место. Он зашел в белую крытую террасу, и чуть было не споткнулся о четырехколесный велосипед, который кто-то забыл убрать. Эллис улыбнулся, вспоминая свои детские рейды, и, развернувшись, он, наконец, постучал в дверь.

Легкий шум шагов, смех, крик и тарабарщина прозвучали ему в ответ. Потом белая дверь открылась, и за ней Эллис увидел белокурого крошечного ангела с кудрявыми волосами, собранными в два хвостика. Лицо с огромными темно-зелеными, как изумруды, глазами смотрело на него с доверчивой и радостной улыбкой.

- Привет! - сказала девочка поющим голосом. - Ты кто?

- Я? Я Чарльз, но ты можешь называть меня Чак, как и мои друзья, - ответил он, склоняясь и кладя руки на колени, чтобы быть на уровне своей собеседницы.

- И чего ты хочешь? - спросила малышка, не теряя своей очаровательной улыбки.

- Я пришел к твоему папе, он дома? - спросил Эллис, возвращая улыбку малышке.

- Умммм... А ты мне дашь конфетку, если я тебе скажу? - спросила девочка с искрой плутовства на ее лице.

- Бланш! - раздался женский голос из прилегающей к вестибюлю комнаты. Через некоторое мгновение Чарльз увидел женщину, которая без сомнения была матерью этой маленькой девочки. - Бланш, иди в свою комнату, после поговорим, - приказала женщина, прилагая усилие, чтобы оставаться серьезной, хотя Эллис понимал, что она также умирала от смеха из-за комментария девочки.

Веснушчатая малышка исчезла также быстро, как и появилась.

- Простите ребячество моей дочери, мистер Эллис, - оправдывалась женщина, улыбаясь и протягивая посетителю руку в знак приветствия.