И есть, и дышать, и спать человеку хочется и можется по-иному, если изменить элементы его коллективистического бытия. Колебающиеся, ущербленные элементы коллективистической установки человека уродуют его аппетит и пищеварение, дезорганизуют его сон, искажают и парализуют его способности к организованным движениям, нарушают темп и силу дыхательных процессов.
Вездесущий и многоликий «психоневроз», на добрую половину обгладывающий все биологические богатства человеческого организма, искажающий все его функции, представляет собою лишь серию благоприобретенных нарушений коллективистической установки: нерациональный коллективистический условный рефлекс, нерациональные условные рефлексы социального контакта.
Устранение психоневроза — «психотерапия» — это коллективистическая вправка организма, внедрение его в такие условия коллективистического бытия, при которых не будет данных для социально-биологической дезорганизации.
В итоге анализа психотерапевтических школ[152] мы имеем установленными: а) стройную, планомерную систему психоневроза, связанную с глубоким нарушением всех биологических функций (психоневроз как организованная система социально-биологического бытия организма); б) глубокое обособление, путем психоневроза, организма от общества (социофобия); в) использование больным его психоневроза в интересах самоудовлетворения и в целях победы над общественной средой или обхода последней (психоневроз как социально-биологическая стратегия); г) самовнушения и эффект внушения в связи с этим представляют собою вторичные явления в результате стратегического избрания больным той или иной социальной тактики (внушаемость как уступка — вымогательство); д) психоневроз возникает за счет социально неиспользованного энергического фонда организма (паразитарный активизм); е) психотерапия — ознакомление с мотивами и методами обособления больного от общества, развязывание жизненно необходимых, но заторможенных его процессов и перекройка всей линии его биологических исканий по пути здоровой их связи с общественной средой (психотерапия — социоортопедия, социагогика).
Тем самым психонервоз — это не элементарная дезорганизация социальной установки организма, но он представляет собою своеобразную активную борьбу организма за сохранение этой установки. Поэтому психотерапия сводится к длительной и настойчивой борьбе, — то явной, то тонко замаскированной, то сознательной, то «подсознательной», — борьба больного с врачом (вся активирующая психотерапия).
В этой борьбе все господствующие сейчас психотерапевтические средства (косвенное и прямое внушение, психоаналитические расшифровки, переносы исканий больного от общественной среды на личность врача (Uebertragung[153]), непосредственная психоортопедия больного) покоятся на личных контактах психоневротика с врачом, на доверии или недоверии первого ко второму, на личных уступках — тяжбах, на субъективных свойствах лечащего и пр.
Часто это приводит к хронической утонченной войне между обоими (летучесть лечебного эффекта, психоаналитическая «жвачка», обострение сопротивлений, усиление внушаемости и пр.), к углублению замаскированных методов невротической борьбы, к привычке жить в социально-искусственной, экзотической (так называемой психотерапевтической) атмосфере, что лишь хронифицирует психоневроз, а не устраняет его.
Лишь живое, непосредственное общение с коллективом, дающее возможность для больного социально-действенных (а не замкнуто-самодовлеющих — «abreagierung»[154]) разрядов, побуждает психоневротика к последовательной серии ауто-аналитических и деловых усилий. Ограничение же психотерапии «личным» анализом больного и личным воздействием на него неминуемо приводит к психотерапевтической наркомании, к «влюбленности» в лечение или врача.
Психоневротика следует непрерывно держать в живой цепи активных социальных контактов, пронизанных здоровым действенным содержанием, сильным и требовательным, ставящим психоневротика и группы психоневротиков в положение абсолютной социальной невыгодности их болезни. Гибко содействуя маневрированию больного в коллективе и умело организуя пути маневрирования всего коллектива в целом, мы уничтожаем в больном необходимость «прятаться» от общества в болезнь, вернее, делаем для него невозможной, нелепой, убыточной эту игру в индивидуалистические фикции, в психоневрические прятки.
Психоневроз — сеть вполне излечимых нарушений организма в области его коллективного бытия. Психотерапия — планомерное, путем коллективистического маневрирования, внедрение больного в такую систему коллективного бытия, которая делает невозможной его социальную обособленность и социально-биологическую дезорганизацию.
С точки зрения старой психоневрологии всякая революция представляет собою явление социально-болезненное, возникающее из коллективных нервно-психических потрясений (голод, ужасы и истощения войны и т. д.), развертывающееся за счет больного или «низменного» нервно-психического материала («психопатические вожди» и «грубая стадность» масс, «вульгарное» подражание и заражение, «разгул зверских инстинктов», «развал морали» и т. д.) и влекущее к длительной нервно-психической дезорганизации как общества в целом, так и отдельных индивидуумов (массовые послереволюционные психоневропатии, половая вакханалия эпохи реакции, несколько выродившихся послереволюционных поколений и т. д.). Так пишут авторы: Ковалевский, Тард, Сигеле, Лебоп, Сорокин, отчасти, до 1920 года, Бехтерев и др.
На самом же деле истинная революция («не бунт») возникает в результате ожесточенной борьбы нарастающих здоровых общественных производительных сил с отжившими внешними формами, мешающими их развитию. Исторически побежденной оказывается общественная группа, благодаря развитию производительных сил теряющая свое положительное значение, производственно становящаяся все менее нужной для общества, а потому и нервно-психически вырождающаяся; заболевающая при этом благодаря своему господствующему положению явлениями паразитизма со всеми его многообразными последствиями: глубокие общие психоневропатии эпохи аристократического упадка, половые извращения, художественно-научная фантастика, утонченнейший мистицизм и пр. Таковы — дворянство перед буржуазными революциями, сейчас буржуазия перед пролетарской революцией.
Победитель — новый класс, производительно более соответствующий возрастающим требованиям развивающегося общества, накопивший под экономическим и политическим прессом старого строя огромную потенциальную нервно-психическую энергию, напряженно искавшую должного выхода и бурно прорвавшуюся, как только производительные силы рождали острый революционный процесс. «Революционные ужасы» — либо естественные проявления естественной жестокой борьбы (большая их часть), либо временный побочный результат прорвавшегося избытка эмоционального напряжения, хронически затормаживаемого до революции и вначале получившего нерациональное направление.
Победа революции, начало организованного производственного использования ее результатов, ликвидирует оба эти вида «революционных ужасов» вместе с побочной им психоневропатической накипью. В результате победы здорового производственного, т. е. в итоге и нервно-психического общественного начала над больным нервно-психические жертвы революции окупаются во сто крат ее созидательными результатами.
Русская Октябрьская революция вполне ясным уже для нас победоносным своим течением твердо обосновала перед наукой не только полезное производственное свое значение, но и свои здоровые нервно-психические элементы, несмотря на огромные жертвы, которых она потребовала и, быть может, потребует в дальнейшем.