Кризис был ускорен новой междоусобной войной в халифате, резко ослабившей центральную власть и дестабилизировавшей обстановку в Египте. В 830-х гг. Сжатие завершилось экосоциальнымкризисом, появляются сообщения о голоде, эпидемиями, о грандиозном восстании, приведшем к гибели больших масс населения и демографической катастрофе. Так же как восстания в Ираке и Иране, восстания в Египте привели к понижению налогов, к установлению более справедливых отношений между сословиями и созданию этатистской монархии ибн Талуна (трансформация СВ). Ибн Талун основал династию практически независимых от Багдада наместников, и с этого времени Египет вновь обрел самостоятельность.

А.В. Коротаев отмечает существенную специфику египетских кризисов периода халифата, а именно то обстоятельство, что они ускорялись чрезмерным давлением элиты на народ и поэтому были в среднем короче, чем циклы в других странах[1146]. Эта специфика особенно ярко проявляется в первом цикле, когда кризис был вызван резким повышением налогового бремени (напомним, что налоги использовались главным образом для содержания арабского военного сословия). Используя модель П. В. Турчина, А. В. Коротаев объясняет египетскую ситуацию чрезмерно быстрым размножением арабской военной элиты, в результате чего элита сталкивалась с недостатком ресурсов[1147]. В этих условиях элита либо пыталась увеличить налоги, либо фракционировалась, и отдельные фракции вступали в борьбу за перераспределение ресурсов – этот второй случай имел место во время кризиса 830-х гг.

По нашему мнению, эффективный анализ египетских циклов, выполненный А. В. Коротаевым, может быть полезен и при рассмотрении соответствующих циклов в основных областях халифата. Очевидно, экосоциальные кризисы в Ираке и Иране также ускорялись чрезмерным давлением элиты на народ.

* * *

Подводя итоги эпохе халифата, необходимо отметить, что в основе побед арабов лежало новое идеологическое оружие, принцип мученичества за веру. Этот принцип был неотделим от идеи братства верующих, ибо жертвовать жизнью можно только ради братьев, готовых в свою очередь пожертвовать собой. Идея братства лежит в основании асабии, поэтому теоретически можно рассматривать первых мусульман как общество с чрезвычайно высокой асабией, а принцип мученичества – высшим воплощением асабии. По теории Ибн Халдуна, после завоевания обширных земледельческих областей начинается разложение асабии; это явление соответствует процессу социального синтеза в диффузионизме, и в данном случае оно привело к расколу мусульман на суннитов и шиитов. Шииты (и хариджиты) были партией, отстаивавшей изначальный ислам с его братством верующих и принципом самопожертвования, в то время как сунниты шли на уступки индивидуалистическим и частнособственническим идеалам. Эта эрозия ислама привела к тому, что арабы отчасти утратили свое идеологическое превосходство, и, во всяком случае, оно перестало быть решающим фактором в сражениях с технически более оснащенным противником. В конце концов арабы не смогли далее сохранять свое положение военного сословия, им на смену пришли тюркские гулямы, рыцари эпохи тяжелой кавалерии. Хотя эта перемена совершилась без нашествия, она вскоре привела к распаду халифата и к созданию новых государств, в которых тюрки начали постепенное наступление на монархию.

ГЛАВА IX

РОЖДЕНИЕ ТЯЖЕЛОЙ КАВАЛЕРИИ

9.1. ПОЯВЛЕНИЕ СТРЕМЯН

Всадники древнего мира были искусными наездниками, умевшими обходиться без стремян. Отсутствие опоры для ног, конечно, делало их положение неустойчивым, и их балансирование на коне порой вызывало улыбку крепко стоявших на земле пехотинцев. «Разве наше положение не более устойчиво, чем положение всадников? – говорил Ксенофонт греческим гоплитам. – Они ведь висят на конях, боясь не только нас, но и собственного падения»[1148]. Поначалу всадники могли лишь, на минуту отпуская поводья, стрелять из лука, но через некоторое время кавалеристы научились сражаться мечами. Затем появились деревянные седла с высокими выступами (луками), зажимавшими сидящего между ними всадника. Теперь всадник мог наносить удар копьем, не рискуя вылететь из седла, но повернуться в таком седле было непросто. Копейщики эпохи Сасанидов были внешне похожи на рыцарей Средневековья, но им было трудно вести рукопашный бой. Это были люди-тараны, которые с подвешенными к лошадям копьями обрушивались на противника и своей массой прорывали его строй – они не вели рыцарских поединков, как в Средневековье[1149].

В высокое седло нелегко было даже сесть без посторонней помощи, для этого требовалась подножка – веревочная петля. Как полагают специалисты, использование таких подножек в конечном счете привело к появлению парных стремян, на которые всадник опирался во время скачки. Первые изображения стремян относятся к началу IV в. н. э. и дошли до нас из Китая и из государства Когуре в теперешней Маньчжурии. Известно, что когуресцы были соседями кочевников-сяньби, которые в это время завоевали Китай. В могилах этих завоевателей, относящихся к V в., найдены настоящие стремена – новое оружие, позволившее сяньби разгромить бесчисленные китайские армии и овладеть огромной страной[1150].

Как известно, один из создателей теории технологического детерминизма Л. Уайт считает появление стремени началом новой эпохи – эпохи рыцарской кавалерии и феодализма. Стремя придало всадникам устойчивость и позволило более эффективно использовать копье и меч – всадник стал господином на поле боя.

Сяньби еще в III в. были известны как тяжеловооруженные всадники, добивавшиеся побед за счет тактики таранных ударов[1151]. Конечно, не все завоевавшие Китай кочевники были рыцарями: тяжелое вооружение было доступно не каждому. Однако с появлением стремени произошло резкое увеличение числа всадников, закованных в латы вместе со своими лошадьми. Если в эпоху Хань конская броня практически не использовалась, то в IV в. мы видим целые рыцарские армии, причем в отдельных сражениях победители захватывают тысячи лошадей в доспехах. Совершенствуются и доспехи кавалеристов, их тела теперь полностью закрываются броней, так что выражения «железные всадники» и «железные лошади» становятся общеупотребительными. Немного позже, в конце VI в., появляются изображения одетых в великолепные латы рыцарей-сяньби[1152].

Завоевания степных рыцарей не ограничились вторжением в Китай. После ухода сяньби в долину Хуанхэ в степях Гоби господствовали их сородичи жужани. Экспансия жужаней была направлена на запад, в конце IV в. они разгромили живших на территории между Каспием и Алтаем гуннов и эфталитов и вынудили их покинуть свои кочевья. Гунны двинулись в Причерноморье, а эфталиты завоевали Согдиану, вторглись в Иран, а позже – в долину Инда[1153].

Гунны и эфталиты были всадниками, главным оружием которых был гуннский лук. Таким образом, перед волной наступления степных рыцарей двигалась волна конных лучников, которые на какое-то время установили свое господство в среднеазиатских и европейских степях. Некоторые историки полагают, что во время своего бегства на запад и на юг конные лучники заимствовали у своих преследователей стремена, но вещественных подтверждений этому в настоящее время не имеется. Под натиском эфталитов персы вернулись к стрелковой тактике, но они не применяли стремян до конца существования Сасанидской державы[1154].