— Так вот, я хотел спросить…

От волнения я сглотнул слюну. Солнце вновь слепило глаза. Мягкая музыка, доносившаяся из динамиков, затихла, хотя никто из нас не трогал громкость.

— Почему затмение? — спросил я. — Как-то это… странно.

Лида быстро взглянула на меня, и отвернулась, поморщившись. Затемнение окон почти не работало, пропуская колкие лучи.

— Мать мне как-то говорила, что я родилась через минуту после солнечного затмения, — сказала Лида.

— Что, правда?

— Скорее всего, нет, — рассмеялась Лида. — Родилась я в Москве, так что… Но зачем-то она мне это сказала — давно очень, я ещё маленькой была. А потом и сама не помнила… В общем, это так… Не бери в голову.

— А ты ведь не видела настоящее солнечное затмение? — спросил я.

— Никогда.

Музыка замолкла — кто-то резко выключил запись, оборвав тающую мелодию посреди высокого аккорда, — и из динамиков послышался обеспокоенный голос ведущего.

— Выключи, пожалуйста, — попросила Лида. — Сегодня такой хороший день, — она потянулась, разведя согнутыми в локтях руками. — Не хотелось бы портить.

Я выключил приёмник. Мы снова сидели в тишине.

— Я так рад, что мы встретились сегодня, — сказал я.

— Я тоже, — сказала после небольшой паузы Лида.

Через два часа мы только подъезжали к Горкам-32.

Лида попросила меня сбавить скорость и принялась обеспокоенно смотреть по сторонам. Жидкокристаллическое покрытие на стёклах неожиданно заработало, и в машине стало темно, как ночью.

— Что-то не так? — спросил я.

— А ты не видел? — сказала она.

— О чём ты? — не понял я.

Слева от нас, под эстакадой, что-то вспыхнуло, и через всё небо протянулась чёрная полоса.

— Вон! — крикнула Лида, показав пальцем в тонированное стекло. — Давай ближайший спуск.

— Если верить навигатору, то нам пока надо ехать прямо, — попытался возразить я.

— Нас всё равно туда не пустят, — сказала Лида. — Давай, съезжай. Там есть интересное местечко. Нам в любом случае…

Мы спустились с автострады. Навигатор раздражённо подсвечивал дорогу красным и выводил поверх лобового стекла яркие стрелки разворотов, над которыми скользили длинные солнцезащитные тени.

Но солнце всё равно светило в глаза.

— Отключи ты это, — сказала Лида. — И перестройся в крайний левый. Мы почти уже там.

— Где там? — спросил я, но Лида лишь улыбнулась в ответ. — А ты знала, что какие-то запуски запланированы на сегодня? Ещё будет что-то?

— Не знала, — сказала Лида. — Давай посмотрим.

Вскоре она скомандовала мне остановиться, и я выехал на обочину, даже не успев как следует сбросить скорость. Машину так затрясло на кочках, что Лида испуганно вцепилась в ручку на двери. Когда я затормозил, над нами ещё несколько секунд стояло облако пыли.

— Жёсткая посадка! — сказала Лида.

— Извини, — сказал я и осмотрелся. — А где мы?

— Пойдём!

Лида натянула на лоб свою вязаную шапочку и вышла, хлопнув тяжёлой дверью. Я последовал за ней.

Чёрный след на небе уже растаял.

Перед нами простирался обширный пустырь, похожий на выжженную химикатами строительную площадку. Вдалеке виднелись угловатые строения космопорта — уродливые глыбы из железобетона — и высокие пирамиды, поблёскивающие на солнце и утопающие в земле.

Космические корабли.

— Вон там! — сказала Лида, показав куда-то рукой. — Это и есть Горки.

— Сколько кораблей! — сказал я. — Что за корабли, интересно?

— Военные… — прошептала Лида.

— Военные?

Лида пожала плечами.

— Откуда их столько вообще?

— На самом деле я не знаю. Но с этого космодрома иногда запускают военные корабли. Так что всё может быть.

Мы стояли рядом. Было холодно, и Лида куталась в своё тёмно-бордовое пальто, а я не решался даже обнять её за плечо.

— Значит, ты родилась в день солнечного затмения, — сказал я.

— Это неправда. Просто так вспомнилось. Я же тебе говорила, — Лида зябко передёрнула плечами, — не бери в голову.

— Ладно, — согласился я.

Несколько минут мы стояли, глядя на горящие на солнце корабли. Потом Лида подняла воротник пальто, засунула руки поглубже в карманы и, перешагнув через канавку, разделявшую обочину дороги и безжизненный пустырь, взглянула на меня.

— Ну, — сказала она, — пошли?

Я даже не стал спрашивать, куда.

Мы успели сделать лишь несколько шагов по направлению к космодрому, когда всё вокруг нас затряслось, и откуда-то снизу, из-под земли, донёсся гулкий громовой раскат.

Лида зажала уши.

— Смотри! — крикнула она.

Одна их шахт впереди вспыхнула, и её тут же накрыло облако чёрного огня. Грохот усиливался — казалось, что земля под нашими ногами вот-вот расколется из-за сдвига тектонических плит. Я уже начал бояться, что лопнут мои барабанные перепонки, когда шум вдруг прекратился, на мгновение нас накрыла удушающая тишина, а потом послышался далёкий раскатистый рокот — из шахты выстрелил столб огня, и похожая на пирамиду ракета взвилась в бледное осеннее небо, оставляя после себя длинный хвост тяжёлого дыма.

Ветер доносил до нас запах гари.

— Это… удивительно… — прошептал я.

В ушах у меня звенело от шума. Я был уверен, что Лида меня не слышит. Однако она повернулась и крикнула — громко, как контуженная — сбиваясь и нервно дыша:

— Это и есть то… — На секунду её заглушил новый раскат. — …чего, ты остался!

Газовый след от первой ракеты ещё таял в воздухе, когда из соседней шахты взвилась вторая — а за ней ещё одна и ещё. Голова моя разболелась от грохота и рёва, а от тяжёлой и едкой вони начинало тошнить, однако я рассмеялся.

Лида удивлённо взглянула на меня.

Я подошёл к ней.

— Это удивительно, — повторил я.

— Что? — крикнула Лида.

Она всё ещё зажимала уши руками.

— Я люблю тебя, — сказал я и обнял её, прижав к себе так, словно мы виделись последние секунды в жизни.

Над нами с рёвом поднималось в небо очередная ракета. Лида замерла от удивления — её как будто парализовало. Она по-прежнему прижимала к ушам ладони, защищаясь от шума, глядя на меня невидящими глазами.

Я поцеловал её.

Где-то вдалеке, на границе моего зрения, раздалась ещё одна вспышка. На секунду Лида ответила на мой поцелуй, её язык скользнул по моим губам, она судорожно вздохнула, тело её стало мягким, податливым, подчиняясь моим рукам, но потом она вдруг дёрнулась, словно её ударило током, и плотно сжала губы.

Лида попыталась оттолкнуть меня, но я не отпускал.

Земля под нами тряслась.

— Нет! — прохрипела Лида, отворачиваясь.

Я целовал её в щеку, в шею, по-прежнему прижимая к себе.

— Не надо!

Лида вырвалась. Она стояла, отвернувшись, прикрывая лицо рукой. Ветер разносил по бесцветному небу тяжёлые облака отработанного газа. Лида вытерла губы рукавом пальто.

— Не смей! — прошипела она.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Нет! — Глаза у неё сверкнули. — Ты сделал свой выбор! Ты…

Она готова была заплакать.

— Но… — дрожащим голосом сказал я.

Я сделал лишь шаг по направлению к ней, но она тут же попятилась от меня, запустив правую руку в карман.

— Но, Лида… — прошептал я, едва сдерживая слёзы. — Я…

46

Я ничего не ел уже очень долго — наверное, несколько дней. Вокруг унитаза валялось несколько пакетов с суспензией; последний я даже не открывал. Голода я не чувствовал, однако колени у меня подгибались, стоило мне лишь несколько минут постоять посреди комнаты.

Большую часть времени я сидел на кровати или в тёмном углу.

Свет по-прежнему слепил глаза. Таис больше не приходила ко мне, чтобы сделать свои болезненные уколы, дребезжащий голос с потолка не давал мне бессмысленных указаний, и лишь по-прежнему невозмутимо светился красный глазок камеры у двери.

Когда очередной пакет с суспензией вылетел из люка и шлёпнулся на пол неподалёку от меня, я даже не шелохнулся. Я сидел на металлическом полу, уже не чувствуя холода, и безразлично смотрел на белый пакет, помявшийся с одного края от сильного удара. Глаза болели от света, всё вокруг затягивала дрожащая серая рябь, как перед обмороком, и белый пакет, попав в слепое пятно, медленно растворялся в пропитанном хлором воздухе.