"Запрос на добавление в друзья отправлен".

— Ну, надо же! — сказал Виктор. — Старик, я верил в тебя!

Через несколько минут начался зачёт.

Запускали в аудиторию группами по десять человек, и Лида с подругой зашли первыми. Виктор подговорил меня сдавать в самом конце, когда Соколовский устанет и не будет пытать вопросами, однако зачёт меня уже не беспокоил. Я продолжал смотреть в экран суазора, на страницу Лиды в соцветии, где по-прежнему неумолимо высвечивался неподтверждённый запрос на добавление в друзья.

— Думаешь, прямо в этот момент она просматривает своё соцветие? — усмехнулся Виктор.

— Да пошёл ты, — процедил я сквозь зубы.

Я спрятал суазор, чтобы не слушать подначиваний Виктора, однако всё равно думал только о Лиде.

Она вышла в коридор минут через двадцать.

Лида поправила на плече сумочку, с улыбкой взглянула на выстроившуюся у дверей очередь и зашагала к лифтам.

Я вздохнул и вновь развернул суазор.

— Да, да, — сказал Виктор. — Сейчас она зайдёт в лифт и…

Подтверждения не было. Суазор молчал. Лида решила просто проигнорировать мой запрос на добавление в друзья — ведь наверняка она получала их сотнями, и моё робкое электронное приветствие потерялось среди множества таких же, отсортированных в списке напоминаний по датам или именам. В моём профиле в соцветии не было даже снимка. Она понятия не имела, кто я такой.

Виктор ещё какое-то время пытался подшучивать надо мной, но это занятие ему быстро наскучило, и он принялся обсуждать зачёт со стоящими рядом сокурсниками.

Соколовский быстро расправлялся со студентами, и наша с Виктором очередь подошла уже через полчаса.

Когда мы заходили в аудиторию, Соколовский деловито поджидал нас, стоя у выключенного настенного экрана с несуразно длинным, похожим на трубку от конденсатора пультом управления светом.

В аудитории было темно, как при солнечном затмении.

— На подготовку — не больше пяти минут! — сразу объявил Соколовский.

Я вздрогнул и тут же замер на месте. Кто-то позади, не рассчитав шаг, врезался мне в спину.

— Идиот! — рявкнул незнакомый мне студент.

— Сам такой, — сказал я и вытащил нетерпеливо вибрирующий суазор.

Я мешал остальным заходить, меня грубо толкали, кто-то даже попытался отпихнуть меня к стене, но я не двигался. Виктор давно уже проскользнул мимо меня и потерялся где-то на дальних рядах. А я стоял и смотрел в экран суазора, на котором горела яркая иконка уведомления.

"Ваш запрос на добавление в друзья…"

88

Я лежал, уткнувшись лицом в плотную полиэтиленовую плёнку. Правое плечо горело так, как будто с него содрали кожу.

Свет, наконец, выключили — я больше не чувствовал пронзительное свечение, обжигавшее глаза через закрытые веки. Однако я снова был не в силах пошевелиться — меня парализовало, мышцы атрофировались, и я с трудом мог даже вздохнуть, делая серьёзное усилие, чтобы просто набрать в грудь воздуха. Холодного воздуха со вкусом хлора.

Я старался не думать о том, что произошло. Это не могла быть Лида. Мне привиделось.

Я пытался сосредоточиться на чём-нибудь другом.

Я вспоминал Ахилл, его ослепительный коридор, по которому я плыл, лишённый чувства тяжести, осторожно хватаясь руками за поручни в стенах.

Рубка.

Пыточное кресло нейроинтерфейса, где я привязывался двумя ремнями внахлёст — и тут же проваливался в оглушительную пустоту, лишённую формы и цвета, обменяв пьянящую невесомость на пугающую бесплотность духа.

Закрытый люк кубрика.

Лида, плывущая мне навстречу — неподвижная, с раскинутыми руками, смотрящая на меня холодным мёртвым взглядом.

Я поморщился, ещё сильнее прижавшись лицом к вискозной плёнке.

Институт.

Виктор обмахивается суазором, как веером. Мы в сквере, неподалёку от главного здания. Я одурел от жары. Рубашка на груди пропиталась потом и неприятно липнет к телу.

Нет, это не рубашка. Это моя серая роба из грубой синтетической ткани. Наряд, в который наряжают покойников. Немнущийся и бесформенный.

Куда исчез Виктор? Мы разошлись после института. Так же, как и с Лидой.

Нет.

Это была не Лида. Это не могла быть Лида.

Я думал о матери, но она спрашивала меня о моей подруге. Я вспоминал солнечное затмение, которое в действительности не видел ни разу в жизни — чёрный диск, охваченный пылающим заревом, превращающий день в кошмарное подобие ночи, — но Лида всё равно была рядом, она держала меня за руку, сжимая мои пальцы.

Она появлялась всё время, о чём бы я ни вспоминал.

Но это не могла быть она.

Я вздохнул и представил себе Лиду — она была как в тумане и смотрела куда в сторону, стыдливо отворачиваясь от меня.

Фотография профиля в соцветии. Неудачный снимок. Почему она его не сменила? Я так никогда её и не спросил.

Я представил, как раскрываю суазор, включаю экранную клавиатуру и быстро набираю одной рукой…

87

"А вдруг действительно будет война? Мне даже представить такое сложно. Космические войны… Это и правда похоже на скверную фантастику". (Нравится одному пользователю).

"Лучше просто не думать об этом. Если начнётся война, то это уничтожит всё то, ради чего мы боролись. Звёзды уже никогда не будут прежними". (Нравится шести пользователям, не нравится одному пользователю).

"С нынешними технологиями весь наш мир может быть уничтожен за считанные секунды. Я не представляю, как кто-то может допустить подобное. В какое время мы живём! Нам надо было родиться лет на сто раньше". (Нравится одному пользователю, не нравится одному пользователю).

"Я не думаю, что действительно начнётся война — это слишком безумно даже для скверной фантастики. По крайней мере, я надеюсь на это. Я тоже не уверена, что человечество переживёт первую космическую войну. Нет и не может быть никаких причин, чтобы оправдать такие риски". (Нравится трём пользователям).

"Я согласен. Будем надеяться на лучшее". (Нравится одному пользователю).

"В любом случае, что бы сейчас ни произошло, когда мы закончим институт, мир будет совершенно другим". (Нравится одному пользователю, не нравится одному пользователю).

86

Я решился заговорить с Лидой лишь две недели спустя, ограничиваясь до этого комментариями в её соцветии. Отвечала она всегда охотно, однако, когда я читал её ответы, у меня возникало странное чувство, что писала она в действительности вовсе не мне. Лида не обращалась ко мне напрямую, не называла меня по имени и как будто скандировала какие-то вызубренные лозунги, наслаждаясь вниманием молчаливых слушателей, подписанных на её ленту. Это общение в соцветии — о кризисе на Венере и проектах космических войн, об экзаменах, о факультативных лекциях — вовсе не сделало нас ближе. Мне даже казалось, что Лида находится где-то далеко, за миллионы миль от меня. Но она была рядом — я сталкивался с ней в коридоре, на лекциях, даже в сквере у главного корпуса, и каждый раз лишь смущённо улыбался, приветствуя её неуверенным кивком головы.

Сессия подходила к концу, оставался последний экзамен, и впереди были длинные каникулы.

Я понимал, что тянуть больше нельзя и тщательно репетировал нашу первую беседу. В моих фантазиях всё было непринуждённо и просто — я здоровался с ней, улыбался, а потом как бы невзначай спрашивал об экзаменах и, внимательно выслушав ответ, начинал рассказывать наполовину выдуманную историю о том, как сдавал математический анализ, к которому готовился неделю напролёт и не успел вызубрить лишь одну-единственную тему, выпавшую мне по злосчастному совпадению на экзамене; затем я плавно переходил к вопросам, которые обсуждал с ней в соцветии, по моей задумке она спрашивала меня, почему я сам ничего не пишу на своей страничке, а я отвечал, улыбаясь, что предпочитаю живое общение — и приглашал выпить по чашечке кофе в институтское кафе.