Мао идея понравилась, но он отложил назначение до возвращения из отпуска. После чего уехал из морозного Пекина в теплый Ханчжоу отдыхать на берегу удивительно красивого озера Силиху, знаменитого своими разноцветными лотосами и лилиями. Гао Гана же и Жао Шуши оставил на растерзание Лю, Чжоу и тому же Дэну.

В пленуме, состоявшемся 6–10 февраля 1954 года, приняли участие 61 член и кандидат в члены ЦК наряду с 52 другими руководящими работниками партии, правительства и вооруженных сил. С основным докладом выступил Лю Шаоци, который, критикуя «товарищей», подрывавших единство партии, «зазнавшихся» и считавших себя «первыми в Поднебесной», очевидно, по договоренности с Мао, не назвал Гао Гана и Жао Шуши по именам¹⁰⁵. Так же поступили все другие выступавшие, в том числе Дэн, который вообще дипломатично критиковал в основном себя. Как и вождям китайской компартии начала 1930-х, Мао нравились самобичевания подчиненных, вот Дэн и старался¹⁰⁶. Но что касается Гао Гана и Жао Шуши, то они никаких серьезных саморазоблачений не сделали. То ли не разобравшись, что происходит, то ли по какой-то иной причине.

Тогда пленум образовал две комиссии: одну — «по вопросу о Гао Гане» (во главе с Чжоу Эньлаем), другую — «по вопросу о Жао Шуши» (ее возглавили Дэн, Чэнь И и Тань Чжэньлинь, то есть старые знакомые Жао по революционной борьбе в Восточном Китае). И вскоре, в конце февраля — начале марта, одна за другой комиссии представили Политбюро доклады, в которых оба деятеля обвинялись в «сектантстве» и «фракционности», создании «независимых княжеств» в своих регионах и организации заговора с целью захвата власти. Кроме того, и комиссия Чжоу, и комиссия Дэна вытащили на Свет Божий такое количество грязного белья, что доклад Чжоу Эньлая, к примеру, даже пришлось засекретить.

Чжоу, в частности, сообщил, что Гао Ган являлся не только «буржуазным индивидуалистом-карьеристом», «фактическим агентом буржуазии в партии», «плагиатором», «обманщиком», «бабником», «распутником», «распространителем слухов и сплетен, порочивших других и возвеличивавших себя», но и предателем родины¹⁰⁷. Члены ареопага казались ошеломленными.

Факты были вопиющие. Стало известно, что тесно общаясь с русскими в Маньчжурии, Гао не раз жертвовал национальными интересами своей страны ради «старшего брата». Так, еще во время последней гражданской войны он развесил по всем городам своего региона вместо изображений лидеров Компартии Китая портреты вождей ВКП(б). А находясь летом 1949 года вместе с Лю Шаоци с Москве и беседуя со Сталиным, неожиданно внес предложение увеличить численность войск СССР в маньчжурском городе Даляне (они все еще находились там со времени войны с Японией), ввести советский военно-морской флот в Циндао, а главное, принять Маньчжурию в состав СССР на правах союзной республики. Кроме того, неоднократно доносил Сталину и его представителю в Китае Ковалеву на руководителей китайской компартии Лю Шаоци, Чжоу Эньлая, Пэн Чжэня, Ли Фучуня, Бо Ибо и других, обвиняя их в «правом уклоне», «переоценке китайской буржуазии» и прочих «грехах». И даже самого Председателя уличал перед «вождем народов» в антисоветской, «правотроцкистской» деятельности. Но Сталин эти обвинения не принял и во время одной из встреч с Мао Цзэдуном в Москве даже передал тому полученный им 24 декабря 1949 года секретный ковалевский доклад «О некоторых вопросах политики и практики Китайской компартии», суммировавший эти доносы, а также ряд секретных телеграмм Ковалева и Гао Гана¹⁰⁸.

До поры до времени Мао не давал волю эмоциям, так как Сталин оставался главой международного коммунистического движения и применять к Гао Гану санкции за излишний советизм было нельзя. Но к тому времени, когда Чжоу, Дэн и другие занялись делами «раскольников», кремлевский диктатор уже лежал в Мавзолее (он умер 5 марта 1953 года), так что спасти Гао не мог.

Некому было помочь и Жао Шуши, которого Дэн с товарищами тоже обличили во множестве «преступлений»: «антипартийном сговоре с Гао Ганом», «крайнем индивидуализме и буржуазном карьеризме», «борьбе против руководящего товарища из Центра [то есть Лю Шаоци]» и др. Не могли они приписать ему только «моральное разложение» и «предательство родины». Все знали, что «усатый Жао» (так его звали за такие же, как у Хэ Луна, черные усики) был, в отличие от ловеласа Гао, исключительным скромником и образцовым семьянином, а в контактах с иностранцами, даже со «старшими братьями», — осторожным¹⁰⁹. Тем не менее и того, что комиссия Дэна нарыла, хватило для его сурового осуждения.

Материалы же комиссии Чжоу были буквально убийственны, а потому в итоге и привели к трагедии. Гао Ган не выдержал и еще во время работы комиссии, 17 февраля 1954 года, попытался застрелиться. Ему, однако, помешала охрана. Тогда через несколько месяцев, 17 августа, он предпринял вторую попытку самоубийства, приняв большую дозу снотворного. И спасти его уже не удалось¹¹⁰. По-видимому, он покончил с собой, будучи убежденным, что Мао предал его. Ведь, как мы помним, сколачивая заговор против Лю Шаоци и Чжоу Эньлая, он полагал, что действует с молчаливого одобрения Председателя¹¹¹. Но именно самоубийства ему больше всего и не могли простить вожди партии. «Он… встал на путь самоубийства, тем самым оторвав себя от партии и народа», — объявил Чжоу¹¹².

Между тем в апреле 1954-го Мао, вернувшись из отпуска, назначил Дэна заведующим Секретариатом ЦК, поручив ему также вместо Жао руководить организационным отделом. Как видно, дело «Гао Гана — Жао Шуши» пошло Дэну на пользу. И теперь именно о Дэн Сяопине можно было говорить, как о коне, «прискакавшем в столицу» первым.

В сентябре 1954 года на 1-й сессии вновь созванного парламента страны, Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП), Дэн был утвержден также заместителем премьера нового органа исполнительной власти, Государственного совета, во главе которого встал Чжоу. Тогда же, кстати, Мао занял новый высший пост в государстве — Председателя Китайской Народной Республики, а Лю Шаоци — председателя Постоянного комитета ВСНП. В высшее руководство вошел и Бо Ибо, возглавивший в Госсовете Комитет государственного строительства. На пост же министра финансов был тогда назначен другой заместитель премьера, один из бывших командиров 4-й полевой армии Ли Сяньнянь: совмещать невероятно большое количество должностей не мог даже Дэн, который, помимо прочего, сразу после завершения сессии стал еще и одним из пятнадцати заместителей председателя Государственного совета обороны и одним из двенадцати членов военного совета ЦК Компартии Китая. Назначение на эти последние должности можно было считать большой честью, так как в обоих советах только Дэн Сяопин и Мао, их возглавлявший, являлись гражданскими лицами. Помимо них в высшие органы управления вооруженными силами вошли десять крупнейших военачальников, которые через год получат звание маршала КНР. Это были Чжу Дэ, Пэн Дэхуай (отвечал за повседневную работу совета), Линь Бяо, Лю Бочэн, Хэ Лун, Чэнь И, Ло Жунхуань, Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь и Е Цзяньин. Со всеми ними, кроме Линь Бяо, Дэн поддерживал дружеские отношения. Мао предлагал дать звание маршала и ему, но Дэн скромно отказался¹¹³.

1-я сессия приняла Конституцию Китайской Народной Республики, подтвердившую, что Китай есть пока «государство народной демократии, руководимое рабочим классом и основанное на союзе рабочих и крестьян»¹¹⁴. В то время, правда, в стране уже повсеместно строился социализм, крестьянство насильственно кооперировалось, а частная собственность в городах — огосударствлялась.

Будучи заместителем премьера, Дэн, конечно, тоже принимал участие в социалистическом строительстве, однако его главная обязанность заключалась в руководстве Секретариатом ЦК. В марте 1955 года именно он по решению Мао доложил о «преступлениях» Гао Гана и Жао Шуши Всекитайской конференции компартии, которая подвела окончательный итог их «делу». Дэн подверг Гао и Жао суровой критике, полностью оправдав высокое доверие Председателя. Конференция исключила раскольников из партии и, поддержав политическую линию Мао Цзэдуна, фактически призвала к искоренению всех его врагов¹¹⁵. (Вскоре после этого, 1 апреля 1955 года, Жао Шуши был арестован¹¹⁶; в марте 1975 года он скончается в тюремной камере от воспаления легких.)