Дэн хорошо знал министра Бо, этого 44-летнего шаньсийского интеллигента, старого члена партии, по совместной борьбе в пограничном районе Шаньси — Хэбэй — Шаньдун— Хэнань, полностью доверял ему, да и вообще считал, что Мао в то время был настроен умеренно. За два месяца до заседания Дэн сам предлагал Председателю, который, как мы помним, с весны 1952-го сетовал на чрезмерное преследование буржуазии, положить конец движениям против «трех и пяти злоупотреблений»⁷⁶. И тот тогда выразил ему полную поддержку. Иными словами, вновь продемонстрировал, что пока не готов к социализму.

Но, прочитав проект, Мао неожиданно возмутился, так как этот документ не был согласован с аппаратом ЦК и он лично о нем ничего не знал. 15 января 1953 года он послал гневное письмо Чжоу Эньлаю, Дэну, Чэнь Юню (тот был не только заместителем премьера, но и председателем Финансово-экономического комитета) и Бо Ибо, заявив, что не считает обоснованным стремление создать условия для оживления частного предпринимательства⁷⁷. Он считал, что проект противоречит решениям 2-го пленума ЦК седьмого созыва «об уничтожении буржуазии», и обвинял его разработчиков в «правооппортунистической ошибке»⁷⁸.

Чжоу, Дэн, Чэнь и Бо расстроились. Они явно не ожидали такой реакции от Председателя. Кто же мог предположить, что его настроение изменится так круто! Пришлось Чжоу, как главе исполнительной власти, оправдываться, уверяя Мао в лояльности и предлагая урегулировать ситуацию⁷⁹.

Но Председатель не сменил гнев на милость и 16 февраля 1953 года опубликовал в «Жэньминь жибао» частное письмо Гао Гану, которое содержало критику «правого уклона»⁸⁰. А в марте по его инициативе ЦК принял решение, чтобы ни один документ правительства не обнародовался без предварительного обсуждения в Центральном комитете. Тогда же Мао перераспределил обязанности членов правительства и восемь ключевых министерств промышленности передал Гао Гану, то есть по существу вывел их из-под контроля Чжоу. С того времени о Гао стали говорить как о главе «экономического кабинета министров». Дэн тогда тоже, как заместитель премьера, получил «под свое крыло» несколько ведомств: комитеты народного контроля и по делам национальностей, а также министерства железных дорог, почт, коммуникаций и кадров, но они, конечно, являлись второстепенными по сравнению с ведомствами Гао⁸¹. На лето же 1953 года Мао запланировал проведение Всекитайского совещания по вопросам финансово-экономической работы, на котором решил окончательно разоблачить «правых». И теперь уже не только Бо Ибо и Чжоу Эньлая, но и наиболее авторитетного — Лю Шаоци. (Как раз в то время в беседе с советским генконсулом в Шэньяне Андреем Мефодиевичем Ледовским протеже Председателя Гао Ган заявил, что «ошибочная, буржуазная линия Бо Ибо» не только поддерживается Лю Шаоци, но и фактически исходит от него⁸².)

Именно Гао Гану Мао и поручил руководить совещанием — наряду с Чжоу и Дэном⁸³. Как председатель Госплана Гао должен был сделать и основной доклад о планах экономического строительства. Сам же «великий кормчий» задал общую идеологическую тональность форума, выступив на заседании Политбюро 15 июня 1953 года с критикой Лю Шаоци и других деятелей партии, которые стремились к «прочному установлению новодемократического общественного порядка»⁸⁴.

На самом же совещании, проходившем за закрытыми дверями с 13 июня по 13 августа, развернулось бурное обсуждение не только новой налоговой системы, но и общей политической стратегии КПК. В форуме приняли участие практически все высшие чиновники партии и государства — 131 человек⁸⁵. Помимо основного доклада Гао Гана об экономических планах были заслушаны дополнительный доклад Ли Фучуня на ту же тему и доклад Ли Вэйханя о политике по отношению к частному капиталу. А потом все принялись критиковать Бо Ибо.

Наибольшую активность конечно же проявил Гао Ган. Уже с тех пор, как Мао впервые высказал «желание» перейти на «вторую линию», Гао стал метить в вожди компартии. И уже тогда начал распространять среди высшего руководства слухи о том, что в Центральном комитете есть «две группировки, которые не заслуживают доверия: одна возглавляется Лю Шаоци… а другая — Чжоу Эньлаем»; стал говорить, что Сталин именно его (Гао Гана) выделяет из всех вождей китайской компартии, а Лю Шаоци, наоборот, — недолюбливает⁸⁶. И вот теперь, расценив «задушевные» беседы с Председателем как знак особого благоволения, он на совещании и вне его развил бурную деятельность. Блестя стеклами круглых очков, которые он носил по причине близорукости, этот высокий человек с пышной шевелюрой и густыми бровями стал яростно нападать на Бо Ибо. Пронзительный взгляд его маленьких жестких глаз сразу вселил во многих присутствовавших безотчетное беспокойство, которое оказалось ненапрасным. Подвергая критике Бо, причем не просто за допущенные «ошибки», а за «борьбу против линии партии», то есть вынося ему смертный приговор, Гао Ган то и дело в качестве доказательств вины министра финансов приводил «ошибочные» высказывания Лю Шаоци! Правда, не ссылаясь на самого Лю, а делая вид, что так говорил Бо Ибо⁸⁷. Иными словами, открыто обличая Бо, тайно нападал на Лю. (Критиковать Лю Шаоци в открытую Мао ему не позволял.) Все присутствовавшие, в том числе сам Лю Шаоци, отлично поняли его маневр.

Ситуация для «умеренных» создалась угрожающая, так как никто не знал, действовал ли Гао Ган по наущению Председателя. И тогда 7 июля Чжоу написал письмо Мао Цзэдуну, отсутствовавшему на совещании, рассказав, что происходит, и испросив инструкции. И Мао, очевидно, поняв, что Лю и Чжоу страшно напуганы, решил выступить миротворцем. Ведь на самом деле он отнюдь не хотел снимать их с постов, несмотря на имевшиеся разногласия. Просто желал проучить, показав, кто в доме хозяин. И своего достиг, так что теперь мог насладиться победой. Вот почему, узнав о действиях Гао Гана, он ответил Чжоу: «Надо вести борьбу открыто и разрешать вопросы, нельзя быть пошляком. Неправильно в глаза молчать, а за спиной болтать, говорить не прямо, а обиняками, не указывать на человека конкретно, а делать тайные намеки»⁸⁸. (Можно подумать, что сам Мао всегда вел борьбу с открытым забралом!)

Чжоу тут же передал это «откровение» всем заинтересованным лицам. И Бо, Лю, Дэн, да и сам Чжоу немедленно поняли, что делать. Первые трое взяли слово и открыто повинились перед Мао и партией (Бо Ибо сделал это даже дважды)⁸⁹. А Чжоу, подведя итоги дискуссии, признал свои «политические и организационные ошибки» и подверг суровому и пространному осуждению Бо Ибо⁹⁰.

Особенно искусно выступил Дэн, который вообще мог не извиняться, так как «виноват» был меньше других. Тем не менее 6 августа на одном из заседаний он заявил: «Все критикуют ошибки товарища Бо Ибо. Я это одобряю. [Однако] каждый может совершить ошибку, у меня самого немало ошибок, да и другие присутствующие здесь товарищи не могут сказать, что без греха. У товарища Бо Ибо много ошибок, вероятно, не один-два цзиня, а одна-две тонны. Но как бы много их ни было, нельзя сказать, что это ошибки в линии [то есть политические]. Если говорить, что те или иные ошибки, которые он совершил за несколько лет работы, — ошибки в линии, то я с этим не согласен»⁹¹.

Ну что ж! Это было «смело» и «честно». Дэн резко осудил Бо Ибо, выступил с самокритикой, а в решающий момент поддержал оступившегося товарища. Мао, узнав о его выступлении, остался доволен. Дэн правильно его понял. 9 августа на заседании Политбюро Мао даже покритиковал Гао Гана: «На Северо-Востоке в каждой провинции совершались ошибки. А что, твое бюро не надо критиковать, не надо его проверять?»⁹² 12 августа Мао сам посетил совещание, назвав работу форума «успешной». Он похвалил Лю и Дэна за то, что те признали «кое-какие ошибки», и недвусмысленно поддержал Чжоу. Стало понятно, что он рассматривал совещание как поворотный пункт в идейно-политическом развитии китайской компартии и всего китайского общества, а не как форум, направленный на свержение Лю Шаоци и Чжоу Эньлая. «Извлекать урок из ошибок прошлого в назидание на будущее, лечить болезнь, чтобы спасти больного» — вот метод, который он, как правило, применял, разоблачая «ошибки» товарищей. (Конечно, если последние не были, с его точки зрения, «классовыми врагами», как, например, восставшие против него в 1930 году коммунисты юго-западной Цзянси[49].)