– Да, – ответила она и добавила: – Прошу вас, Джейсон, поспешите, у меня мало времени. У вас, без сомнений, тоже.

Он задумался. Потом вынул какую-то бумагу.

– Вот вам пропуск. Вы получите сопровождающих. Может, мне светит трибунал, но я вижу, что для вас это вопрос жизни и смерти. К тому же, смею надеяться, таким образом мне хотя бы отчасти удастся искупить свою вину.

В лице Грейс промелькнуло что-то такое, чего он раньше не видел.

– Я вас простила. Сейчас я даже рада тому, что у нас ничего не вышло. А вы женились на своей индианке?

– Да, – неловко промолвил Джейсон. – У нас сын.

Услышав это, девушка произнесла нечто неожиданное для себя самой:

– Моя судьба тоже сложилась счастливо.

Флора Клайв проснулась на рассвете и почти сразу выбралась из постели. Путаясь в подоле ночной сорочки, она подошла к окну и выглянула наружу. В саду пробуждались птицы, вдали поблескивали купола храмов, где-то шумел Ганг. Все было, как и прежде, между тем ей привиделось, будто она очутилась в Англии.

Хотя был день, в небе застыл прозрачный серп раннего месяца. Холодный ветер обжигал лицо, подошвы ботинок скользили по обледенелой мостовой, и Флора думала, что надо быть осторожной, ведь теперь ноги держат ее далеко не так хорошо, как раньше, когда она была молода. А еще она очень четко осознавала, что, если все-таки упадет, никто не поможет ей подняться.

Отойдя от окна, женщина приблизилась к зеркалу. Посмотрев на себя, Флора вздрогнула. Пигментные пятна на лице. Высохшая, как у мумии, кожа. Глубокие морщины. Только глаза смотрели проницательно и пытливо, но все же не так, как прежде. В них не осталось надежды. Да и на что ей было надеяться? Что у нее было? Старое тело, пустая душа.

Она легко могла составить отчет о своей жизни, сложить столбцы дебита и кредита, подвести итог. По сути, все достижения и провалы, жесты доброты и акты жестокости ничего не значили. Большинство встреченных на пути людей не оставило в ее душе никакого следа, расставания с ними были ей безразличны.

Флора поняла, что слишком долго скрывала от себя чудовищный факт: она – неудачница. Полная нищенка в том, что касалось человеческих связей, привязанностей и чувств. Ее не спасли ни похоть, ни деньги. Она представляла собой существо с высохшим сердцем. Она от всего устала. Ей было незачем жить.

Самое страшное – остаться наедине с самой собой, когда ты себе совершенно не нравишься.

Старуха в отчаянии вернулась в смятую постель и, проглотив шарик опиума, погрузилась в некое подобие сна, из которого ее вырвал слуга. Флора предпочитала не держать в доме индианок, полагая, что куда приятнее смотреть на молодых красивых мужчин, чем на женщин. Но теперь она не знала, что хуже.

Оказалось, ее ждали. Спустившись вниз, Флора увидела… Грейс. Она не искала племянницу, не подавала заявления о ее исчезновении. Просто смирилась с тем, что ее покинула даже эта девчонка. Грейс оставила записку, потому было ясно, что на этот раз ее никто не похищал.

Девушка сделала шаг вперед, и Флора невольно попятилась. Она слишком хорошо помнила, как внезапно появившийся в доме Арун вцепился руками ей в горло.

– Что тебе нужно?!

Грейс молчала. Возможно, не придумала, что сказать. Флора с удовлетворением отметила, что девчонка выглядит как привидение. Растрепанные волосы, бледное лицо, круги под глазами. Платье и башмаки покрыты пылью. И только во взгляде появилось что-то новое.

Девушка видела, что тетка не изменилась. Черты Флоры застыли в маске ледяного презрения, губы сжались от гнева. А в душе по-прежнему тлеют тщеславие и эгоизм.

– Ты украла у меня деньги, – сухо произнесла старуха, и Грейс уточнила:

– Взяла.

– Называй, как хочешь. Главное, что ты сделала это без разрешения.

– Я привезла то, что стоит намного дороже.

– Чтобы отдать мне?

– Чтобы спрятать у вас.

– Во что ты вложила мои деньги? Мне не терпится посмотреть! – усмехнулась Флора, и Грейс отметила, что тетка говорит только о деньгах и даже не спрашивает, где она была.

– Хорошо. У ворот две повозки. Велите своим людям разгрузить их.

– Сейчас.

Обойдя Грейс, Флора направилась к выходу.

Сундуки были тяжелыми. Их крышки украшала искусная резьба и вправленные в дерево бесчисленные кусочки цветного стекла. В центре каждой было изображено глазастое солнце с длинными волнистыми лучами.

Увидев содержимое сундуков, Флора присвистнула.

– Ты что, купила все это?!

– Обменяла.

Старуха усмехнулась.

– Ты побывала во дворце у раджи?

– Это был не дворец.

– Нужно позвать оценщика.

– Нет. Никто не должен ничего знать. Возможно, когда-то мне придется вернуть оружие его законному владельцу. Я надеюсь на это.

– Кто он?

Грейс твердо ответила:

– Это неважно. – А после добавила: – Я могу уйти. Главное, чтобы вы сохранили эти сундуки и то, что в них находится.

Флора прищурилась.

– Тебе есть куда пойти?

– Нет.

– Тогда оставайся. Тебе надо умыться и переодеться. Ты плохо выглядишь. Потом расскажешь, где была.

Грейс покачала головой.

– Это сложно. Пройдет много времени, прежде чем я смогу что-то осмыслить. Скажу лишь, что встретила Джейсона Блэйда и он мне помог.

– Тот самый Джейсон Блэйд?!

– Да.

Грейс смыла с себя дорожную пыль. Ей было странно прикасаться к себе, к тем местам, какие гладил и ласкал Дамар. Она боялась, что когда-нибудь пережитое покажется ей просто сном. Далекой мелодией, ускользающим ароматом. Из пьянящей действительности вновь превратится в смутную грезу. Ритм любви и человеческого сердца не похож на ритм морских волн, он не вечный. И даже память не всегда можно взять с собой в будущее.

В столовой ждал прозрачный куриный бульон, зажаренные на решетке цыплята и творог с пажитником. Мясо было обильно посыпано корицей и приправлено зеленью.

Ели молча. Грейс подумала, что надо бы поблагодарить тетку и извиниться перед ней, но не нашла подходящих слов. Флора ни о чем не расспрашивала, лишь время от времени поглядывала на племянницу, да и в последующие дни тоже была сама сдержанность.

Грейс опасалась грядущего. Что ей предстоит делать в ближайшие дни, недели, а то и годы? Тосковать, ждать, бездельничать или попусту суетиться?

Ответ пришел неожиданно. Впрочем, она не сразу догадалась, что с ней происходит, ибо ее познания в столь деликатных делах были почерпнуты из тайных перешептываний пансионерок (которые, впрочем, ничего толком не знали) или туманных замечаний наставниц, тоже не особо сведущих в этом.

Грейс нездоровилось. Она чувствовала постоянную утомленность, хотя почти ничем не занималась. То она не могла смотреть на пищу, а то буквально набрасывалась на какой-нибудь маринованный фрукт. И при этом не была уверена, что меньше чем через четверть часа все съеденное не окажется в тазу. У нее болела грудь, а настроение менялось каждые пять минут.

В конце концов она все поняла. И, поразмыслив, решила признаться тетке. Будет лучше, если Флора узнает об этом как можно раньше. Пока она, Грейс, еще может позаботиться о себе.

Они сидели в гостиной. Разделенные молчанием и вместе с тем объединенные тем, что им нечего делать и некуда спешить.

Грейс слушала тиканье часов. Теперь ее время шло по-другому и вмещало в себя гораздо больше. Девушка поймала себя на мысли, что совершенно спокойно переносит отстраненность Флоры. Грейс не хотелось никаких взрывов и всплесков, но она не знала, как этого избежать.

Ее признание было похоже на прыжок с обрыва в ледяную воду, а слова прозвучали отчетливо и звонко:

– У меня будет ребенок.

Грейс не боялась гнева или презрения Флоры, ее не мучил стыд. Девушка была уверена в том, что не совершила ни одного неправильного поступка, отныне она знала, что ее жизнь не будет потрачена зря. Только едва ли тетка сможет это понять.

Взгляд старухи сделался острым. Хотя Грейс привыкла к ее манере подходить ко всему чисто по-деловому, к тому, что Флору Клайв трудно вышибить из седла, девушка все же не ожидала, что тетка спокойно спросит: