Хлопнув себя по коленям, мужчины дружно рассмеялись и вернулись к своей работе.
Наклонившись, молодая женщина осторожно поцеловала дочь в еще влажную щечку, теплую и нежную.
– Латика, – прошептала Сона, чувствуя, как в душу тихим потоком вливается такая животворящая, безмерная, трепетная любовь, о какой она не могла и мечтать.
Глава XXVI
Джейсон Блэйд с матерью стояли на платформе, ожидая поезда, следовавшего в Лакхнау.
– Здесь так же шумно, как в Лондоне, – заметила Патриция Блэйд и постаралась улыбнуться.
Зычные крики уличных торговцев и рикш, пение брахманов и нытье нищих, перестук колес повозок, звуки музыкальных инструментов. В Индии не было только привычных слуху лондонца шарманок и вместо ржания лошадей слышалось мычание буйволов.
Джейсон кивнул, подставляя лицо горячему ветру. Видя, как мать провожает взглядом вереницу индийских женщин в сари, придерживающих на бедре детишек и несущих на голове поклажу, он подумал о том, каково ей в наглухо застегнутом платье, да еще и в корсете!
Они стояли под деревом, листья которого, свернувшись от зноя, казались жестяными. Все вокруг выглядело мертвым, выжженным, тусклым; лишь на дороге там и сям краснели пятна от бесчисленных плевков бетеля.
В письме Джейсон велел матери по возможности продать все и теперь видел, что она выполнила его указания и прибыла в Индию налегке, с одним дорожным саквояжем и небольшим сундуком. Вероятно, там были личные вещи и семейные реликвии, с которыми она не могла расстаться.
Патриция Блэйд была худощавой, но крепкой женщиной, всегда очень прямо державшей спину и крайне редко отступавшей от своих принципов.
Зная это, Джейсон весьма уклончиво отвечал на ее вопросы о службе, а особенно – о жене и ребенке. О том, что у нее есть внук, миссис Блэйд узнала лишь по приезде в Индию.
Разумеется, она думала, что мальчику от силы несколько недель, а еще ведать не ведала, что ее невестка – индианка. Об этом Джейсон так и не решился сообщить. Мать полагала, что он женился на богатой девушке, с которой и собирался заключить брак, и, наверное, представляла, что сможет отдохнуть от тягот пути в просторном бунгало, где есть все необходимое, в том числе, конечно, слуги.
На самом деле все было не так. Перед отъездом из Варанаси Ратна приняла христианство, умудрившись толково ответить на вопросы священника. Едва ли она до конца понимала, о чем идет речь, но у нее была хорошая память, и она внимательно выслушала наставления Джейсона. Потом они тихо и скромно поженились.
Каким-то шестым чувством Джейсон угадал, что для Ратны обряд не будет полным, если они не совершат его еще и по индуистскому обычаю. Когда он сказал об этом, она искренне обрадовалась и серьезно заметила, что на берегах Ганга каждый человек вольно или невольно становится индусом, так что Джею не о чем беспокоиться.
Они натерлись куркумой, обменялись цветочными гирляндами и семь раз обошли огонь, соединяя свои судьбы на семь грядущих жизней.
Джейсон постарался отнестись к этому действу со всей серьезностью. Он видел, что, совершая множество мелких обрядов, кладя на домашний алтарь кусочки фруктов, головки цветов и ароматические вещества, читая молитвы, Ратна приобщается к чему-то вечному, неотделимому от жизни ее народа.
На новом месте службы Джейсон оказался единственным мужчиной, женатым на индианке, потому к нему относились настороженно, можно сказать, сторонились, а о том, чтобы Ратна (к тому времени достаточно хорошо понимавшая по-английски) нашла себе подруг среди других офицерских жен, не могло быть и речи.
Формально молодая женщина стала христианкой, но, поскольку она расписала стены своего дома цветными магическими узорами, носила браслеты и сари, соорудила в одной из комнат небольшой алтарь для пуджи (Джейсону не хватило духу запретить ей все это), ее считали язычницей.
Ратна не могла сказать мужу, что костлявая изможденная фигурка Христа вызывает в ней недоумение. Облаченные в яркие одежды индийские боги были откровенно красивы, полны жизни и сил! И хотя ей пришлось выучить основную христианскую молитву, она по привычке обращалась с просьбами только к своим божествам.
Город был обескровлен войной, разграблен английскими солдатами, внушавшими местному населению ненависть и страх. Ввиду такого положения небольшое военное поселение располагалось на окраине Лакхнау, где Джейсону и его семье выделили небольшой дом с верандой. Жилище было запущенным и тесным, но Ратне оно показалось пределом мечтаний.
Она впервые поверила, что эта жизнь – с любимым мужчиной и сыном – не сон, который вот-вот оборвется. Ратна не задумывалась о том, жалеет ли Джей, что женился на ней: она просто делала все для того, чтобы у него не было для этого поводов. Поднимаясь до рассвета, она принималась за работу. Приносила воду из колодца, потом бралась за стряпню. Джейсон никогда не видел, чтобы она грустила, и не слышал, чтобы она на что-то жаловалась.
Однако, узнав о приезде его матери, Ратна не на шутку разволновалась. Встреча со свекровью – событие, важность которого было трудно переоценить. Тем более если придется жить с ней под одной крышей.
Толпа орущих индийцев принялась штурмовать сильно опоздавший поезд. Люди протискивались в двери, лезли в окна, взбирались на крыши вагонов. Патриция Блэйд застыла в растерянности, а Джейсон ринулся в свалку.
На полках, на полу, в проходах сидели, стояли, лежали мужчины, женщины, старики и дети. Джейсон с трудом отвоевал краешек скамьи и усадил мать. Сам встал рядом, пытаясь хоть как-то оградить ее от толпы.
За окнами проплывали серовато-желтые дали. Кое-где мелькали зеленые заплаты рисовых полей, появлялись и исчезали тонущие в жарком мареве деревушки.
Патриция Блэйд достала веер и принялась обмахиваться. Джейсон подумал, что матери придется очень и очень нелегко: она привыкла к многослойной одежде, а еще всегда и всюду, что называется, соблюдала протокол. Для нее было немыслимо выйти на улицу без шляпки или перчаток.
А еда? Ратна готовила индийскую пищу, к которой Джейсон уже привык. Он попросил ее сварить к приезду свекрови простой рис, без специй, и нарезать овощей, также ничем их не приправляя.
Ратна обещала приготовить курицу «не остро», но он не был уверен, что она справится, просто потому что любое, с ее точки зрения, «не слишком острое» блюдо вызывало во рту европейцев самый настоящий пожар.
Незадолго до прибытия поезда Джейсон купил матери связку ароматных, тающих во рту бананов и пару сочных манго, но на большее не рискнул.
Патриция Блэйд продолжала разглядывать смуглых индианок в ярких сари, с корзинками и узлами в руках. Усевшись на вещи, они беспрерывно тараторили на совершенно непонятном, каком-то тарабарском языке.
– Мне очень хочется познакомиться с твоей женой. Кажется, у нее есть тетка? Она живет с вами? – промолвила она и тут же продолжила: – Надеюсь отдохнуть в их обществе после всех этих…
Обведя взглядом соседей, она сделала неопределенный, но на самом деле достаточно выразительный жест. Джейсон понял, что дольше тянуть нельзя.
– Я должен кое-что сказать тебе, мама. Это не та девушка. Свадьба, о которой я тебе писал, не состоялась. Я женился, но не на англичанке, а на индианке. И у нее, как и у меня, ничего нет.
Мать замерла. Джейсон ее понимал. Знаменитая британская гордость, смешанная с инстинктивным презрением к жителям колоний, была у нее в крови. Вопрос заключался даже не в деньгах, а в чести семьи, судьбе рода, испорченной «грязным» браком. Ему было нелегко подобрать надлежащие слова.
– Но как же так получилось? А главное – почему? – растерянно проговорила Патриция.
Перед взором Джейсона встало лицо Ратны. Что бы он ни говорил ей, что бы ни делал, какие бы решения ни принимал, она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными безграничной доверчивости и безмерной любви. В ее взгляде было некое колдовство, какие-то чары, названия которых он не ведал.