Штурман полка майор Лобанов стал Героем Советского Союза еще в сталинградских боях, у него большой опыт боевых вылетов. Он тоже, конечно, был подбит, привозил и дыры в самолете. Но не падал духом, что и другим советовал.
На опустевшей стоянке меня встретил механик Петр Александров. Хоть он и утешал меня, но, чувствую, расстроен не меньше. Тому, кто не готовил самолет к полету, кто не прощупал на нем каждый болт и каждую гаечку, трудно понять, как человек привыкает к своей машине, как любит и знает ее. На войне самолет – не просто боевая техника. Это участник боев, от которого зависит не только жизнь летчика, но и результаты боя. Самый смелый и умелый летчик без хорошего самолета значит не так уж много. Поэтому к своим «илам» мы относились почти как к живым существам, у каждого из них свой характер и свой норов.
В том памятном июльском полковом вылете я участвовал на «тридцатьдевятке». Тогда почти весь полк привез отметины, а на моей машине не было ни царапины. Сейчас «тридцатьдевятка» лежала на переднем крае. И механик уже интересовался повреждениями, думал о том, как быстрее доставить ее на ремонт, ввести в строй. В пору осенней распутицы дело это не только хлопотное, но и трудное. Однако механики и техники не считались с этим.
– Ничего, товарищ старший лейтенант, скоро «тридцатьдевятка» будет снова на стоянке, – говорил Александров.
И я верил ему.
В начале декабря вместо больших групп мы чаще летали парами и звеньями. Погода ухудшалась, все гуще становились туманы, все ниже снежная облачность. А летать надо, наземные войска, несмотря на слякотную погоду, вели ожесточенные бои. После разбора с летчиками очередного вылета подполковник Смыков сказал:
– Все свободны, старшего лейтенанта Пальмова прошу задержаться.
Когда летчики ушли, Георгий Михайлович сообщил мне:
– Я подписал приказ – принимай первую эскадрилью.
Новость меня не обрадовала. Конечно, пора определять свое место в боевом строю. К тому времени полковник Чумаченко согласился оставить меня в полку, по первую эскадрилью я принимать не хотел.
– Объясни, – нахмурился Смыков. Его чуть сутуловатая фигура выжидательно вытянулась. – Объясни…
– Товарищ командир, я оставил эскадрилью четыре месяца тому назад. Все это время командовал ею Карпов. Вы сами знаете – эскадрилья воюет хорошо, Карпов справляется со своими обязанностями. Стоит ли менять командиров? А мне работа, думаю, найдется.
Смыков задумался, для него мой отказ был неожиданностью.
– Но ведь приказ подписан… – начал было он.
– Как командир, вы можете его и отменить, – не отступал я.
– Ладно, подумай еще. И я подумаю.
Через час меня разыскал замполит майор Поваляев. Поинтересовался, почему не хочу принимать первую эскадрилью. Я повторил свои доводы. Алексей Иванович задумался. Затем неожиданно поддержал меня:
– О вреде частой смены командиров я с тобой согласен.
Через два дня подполковник Смыков объявил: решением командира дивизии старший лейтенант Пальмов назначается штурманом соседнего полка. На штурманскую работу я был согласен, но… Очень не хотелось расставаться со своим полком. Фронтовикам особенно понятно чувство единой боевой семьи. При всех обстоятельствах они старались возвратиться в родной полк. Я тоже рвался сюда. Конечно, прошло бы время, и новая часть тоже стала бы для меня родным коллективом. Однако, как говорится, самая крепкая – первая любовь. Одним словом, на душе было грустно. Наутро, собрав немудреные пожитки, пришел на командный пункт к командиру полка проститься. А он все тянет и тянет, куда-то звонит, что-то согласовывает. Потом вызвал меня и командира второй эскадрильи Мартынова. Без лишних предисловий объявил:
– Капитан Мартынов назначен штурманом 807-го полка, старшему лейтенанту Пальмову принять вторую эскадрилью.
На лице Смыкова, до сих пор хранившем официальное выражение, мелькнула довольная улыбка.
– Теперь доволен?
– Да! – поспешил я.
– Иван Иванович тоже, видимо, не в обиде?
– Кто же при повышении обижается? – ответил Мартынов.
– Вот и добро! Итак – за работу. Командиром первой эскадрильи остался мой друг и боевой заместитель Александр Карпов, его помощником по технической части, как и раньше, был Гурий Кононович Савичев.