Уже к середине 1810 г. Александр был готов представить порабощенным монархиям свой план войны против великой империи, основанный на восстании в Польше. Но план не удался из-за Меттерниха, который считал такое выступление преждевременным и беспочвенным, ибо поляки в большинстве своем предпочитали разыгрывать французский козырь Понятовского, нежели русский козырь Чарторижского.

Всего этого Моро, возможно, пока еще не знал, но, по свидетельству Пьера Савинеля, именно после Тильзитского мира, а особенно после вторжения Наполеоновских войск в Испанию в 1808 г. Моро постепенно стал отходить от своей политической индифферентности.

В июле 1811 года полковник Рапатель нашел Моро в Нью-Йорке и рассказал, что все его попытки сделать состояние в Америке провалились.

Он обращается за советом к генералу:

— У меня больше нет ни единого су. Что делать?

— А почему бы вам не попроситься на службу в русскую армию? Напишите графу Палену. Уверен, он вам поможет. Молодой граф сделал блестящую карьеру на поприще дипломатии. Теперь он представляет Россию в Вашингтоне.

И полковник обратился к Палену, а тот своим письмом от 20 августа 1811 года передал канцлеру Румянцеву «пожелание некоего господина Рапателя, в прошлом полковника французской армии и бывшего адъютанта генерала Моро, поступить на службу Его Величества Государя-Императора Всероссийского…»

Напомним читателю, что в этот период царь Александр I являлся официальным союзником Наполеона. Тильзитский мирный договор все еще оставался в силе, но никто в США не сомневался в том, что это соглашение уже не соблюдается. Все были наслышаны о континентальной блокаде и проблемах России, связанных с ней.

Письмо канцлера Румянцева от 11 декабря 1811 года уведомляло графа Палена, что просьба полковника Рапателя удовлетворена.

В тот момент, когда бывший адъютант Моро намеревался покинуть Америку, другой француз, более близкий ссыльному генералу, думал о том, как попасть в Соединенные Штаты. Это был брат Моро — Жозеф.

Он томился в своем родном, но слишком тихом городке Морле и с трудом переносил бедственное положение, в котором он оказался после опалы брата.

«Почему бы мне не поехать на заработки в Америку? — задавал себе этот вопрос Жозеф. — Я смогу там разбогатеть».

И вот вскоре он открывает свое намерение старшему брату и пишет о том, что хочет приехать к нему в Нью-Йорк. Однако Моро немедленно разубеждает его.

23 марта 1812 года он пишет брату письмо, в котором сообщает следующее:

«Ты говоришь, что тебе советуют ехать в Америку, и надеешься здесь начать свое дело… Не сомневайся, что пока у меня есть хлеб, я разделю его с тобой. В этом смысле можешь быть уверен, что с голоду ты не умрешь, пока я жив. Но чтобы заработать деньги… то осмелюсь утверждать, что здесь это почти невозможно. И я знаю многих французов, которые пытались это сделать, включая Рапателя, все попытки которых окончились неудачей…

Ты ничего не сможешь сделать здесь, не зная языка и не будучи гражданином США. Гражданство ты получишь, только прожив здесь пять лет, а на изучение языка также нужно минимум три года.

В этой стране все занимаются бизнесом. Во времена расцвета торговли половина населения обогатилась путем рискованных спекуляций, либо за счет банкротства других. Препятствия, которые торговля испытывает в настоящее время со стороны воюющих стран, сократили ее на три четверти, и жесточайшая конкуренция направлена против иностранцев. В выигрыше находятся только промышленные предприятия, а время спекуляций прошло…»

В мае 1812 года госпожа Моро, изнемогая от моральной пытки бесконечной ссылки, серьезно заболевает.

«Она умирает от ностальгии, — говорили врачи Моро, — ее может спасти только немедленное возвращение во Францию. Нужно, чтобы она уехала. Мы пропишем ей отдых на одном из курортов Франции — на водах, например, в Бареже, который ей крайне необходим. Это, несомненно, поможет вам получить для нее паспорт».

Моро отправляется в Вашингтон, и хотя это стоило ему унижения, он тем не менее явился 25 мая к французскому послу в США — генералу Серюрье. Последний вежливо его принял. Они поговорили о военных кампаниях, в которых вместе участвовали, о сражении при Ваграме, которое Моро признавал шедевром стратегии. И Серюрье пообещал не препятствовать отъезду мадам Моро.

«Обратитесь с просьбой о выдаче паспорта к французскому консулу в Нью-Йорке, — сказал он на прощанье, — в его функции входит выправить ей паспорт».

На следующий день Серюрье поставил в известность свое правительство о визите Моро и, не желая быть скомпрометированным, принимая опального генерала, заявил, что впредь дверь для Моро будет закрыта.

Интересно заметить, что сразу после визита к французскому послу Моро направился на обед к Государственному секретарю США — Джеймсу Монро, и так как Серюрье до сих пор не удостоился такой чести, это вызвало у посла Франции некоторую досаду.

Вернувшись в Нью-Йорк, Моро пришел на пристань проводить Рапателя в Россию. Был день 6 июня 1812 года.

«Не забудьте, — сказал он ему, — нанести визит Бернадоту, когда будете в Стокгольме. Тепло поздравьте его от моего имени в связи с избранием королевским принцем шведским».

Эти поздравления кажутся нам довольно запоздалыми, так как народ Швеции избрал Бернадота наследным принцем два года тому назад. И особенно удивительно то, что Моро тем самым простил Бернадоту, что тот принял в подарок от Наполеона дом Моро на улице Анжу, в котором ссыльный генерал когда-то так гостеприимно и по-дружески принимал Бернадота.

Да, Моро простил. Да, Моро забыл. Бернадот, который связан с царем, снова стал врагом Наполеона. Этого было достаточно, чтобы изгнанник вернул ему свою дружбу.

История возвышения Бернадота по-своему интересна, и в этой связи вызывает удивление, почему Наполеон, зная характер этого маршала, все-таки позволил ему занять шведский престол.

14 июня 1809 года шведский сейм избрал наследником престола Карла-Августа Августенбурга, но через год — 28 мая 1810 года, во время смотра войск принц Августенбург внезапно почувствовал себя плохо, упал с коня и тут же скончался. Эта смерть поставила в неопределенное положение будущее Швеции. Других наследников шведской короны не было, и страна оказалась на пороге смутного времени по образцу России начала XVII века. Приходилось приступить к избранию нового наследника престола.

Вначале шведское правительство планировало объединить датскую и шведскую короны в одну, но затем от этой идеи отказалось. Находясь под гнетом возраставших бедствий, Швеция пришла к убеждению, что ей следует вновь завоевать благосклонность Наполеона, обратиться к нему за советом и заручиться его покровительством. В Париж отправился молодой шведский офицер, поручик Мернер. Он прибыл как частное лицо, с поручением от своих влиятельных друзей найти для Швеции наследника. Их выбор пал на одного из маршалов, а именно на князя Понте-Корво. Во время кампании 1807 года Бернадот, князь Понте-Корво, сражался со шведами в Померании. Он держался как любезный противник и великодушный победитель. Позднее, в 1808 году, когда русские завоевывали Финляндию, ему было поручено произвести высадку в Сканию. Воспользовавшись неопределенностью инструкций, он не посягнул на шведскую территорию. Это его бездействие, вызвавшее большое неудовольствие в Санкт-Петербурге, положило начало его популярности в Швеции.

Мечтой Бернадота было править. Сначала он прикинулся, как заведено и полагается в подобных случаях, что нисколько не интересуется этим делом. Но затем сдался на убеждения, что без него гибель Швеции неминуема. Несколько часов спустя он был у императора. Бернадот заявил Наполеону, что могущественная партия обратилась к нему с предложениями, и просил разрешения выступить кандидатом на выборах в сейме.