Разговор на совещании шел предельно откровенный. Участники войны, от командиров полков до командующих родами войск, вдохновленные присутствием Сталина и его неподдельным желанием узнать правду о войне, переставали бояться Ворошилова, Тимошенко, руководителей Генштаба и, что называется, резали правду-матку в глаза. Никто не думал о том, что за правду его тут же объявят врагом народа. За плечами каждого из них была кровь их подчиненных, пролитая очень часто по дурости и непрофессионализму вышестоящих командиров, от комкора-2 Мерецкова и выше.

В 1960-е годы у меня лично было несколько бесед с участниками той войны. Меня поражало, с какой горечью, а часто и с непреходящим возмущением и даже яростью рассказывали они о тех событиях. Многие из них и в 1960-е годы говорили мне, что в финской войне было сплошное предательство командиров, посылавших солдат на бессмысленную смерть, только бы выслужиться перед вышестоящим начальством. А ведь большинство из моих собеседников потом прошли и Великую Отечественную, и та Великая война у них такого неприятия, как финская, не вызывала.

Неправленая стенограмма этого совещания была опубликована сравнительно недавно. Впечатление она производит неизгладимое. Некоторые журналисты, отличающиеся поверхностным подходом к нашей истории того периода, пытающиеся, как правило, выдать желаемое за действительное, комментируют эту стенограмму таким образом, что Сталин, дескать, не извлек ничего позитивного для страны и для себя из этого обмена опытом и не сделал для себя никаких выводов^{161}. Мягко выражаясь, это, конечно, неправда. Во-первых, именно Сталин приказал это совещание собрать. Ворошилов был против. «Первый маршал» понимал, что провал в этой позорной войне был целиком на его совести. И когда после этого совещания Сталин на заседании Политбюро сказал, что «нам придется согласиться с перемещением товарища Ворошилова с поста наркома обороны, иначе международные круги нас не поймут, подумают, что мы не извлекли уроков из этой войны». Такое решение генсека никого не удивило.

Правда, заметим попутно, менять-то на посту наркома пришлось шило на мыло: назначенный на место Ворошилова С. Тимошенко, которому Сталин тут же присвоил звание маршала Советского Союза, был немногим лучше Ворошилова. Как отмечает К. Залесский, командуя на втором этапе финской войны Северо-Западным фронтом, Тимошенко, «несмотря на огромное преимущество, не смог разбить противника, хотя и оттеснил его в глубь территории Финляндии». Сменив 7 мая 1940 года Ворошилова на посту наркома обороны, Тимошенко, выполняя указания Сталина, ускорил процесс перевооружения армии, подготовки новых кадров, вернулся к идее формирования танковых корпусов, расформированных Ворошиловым, и т.д. Но в целом К. Залесский справедливо замечает, что «во время Великой Отечественной войны Тимошенко, как и другие крупнейшие военачальники старой закалки, продемонстрировал полную некомпетентность в военных вопросах и был вынужден уступить первые роли более талантливым Г. Жукову, К. Рокоссовскому и другим»^{162}.

Сталин взял слово в конце этого совещания. Его речь имела решающее значение в дальнейшем реформировании и реорганизации РККА. Генсек впервые со всей ясностью заявил, что РККА страдает застарелой болезнью, не приступив к лечению которой Советский Союз неизбежно проиграет грядущую войну, которую, судя по всему, Запад для СССР готовит.

Вследствие огромной важности этой речи, а также и по той причине, что до сих пор никто еще не подвергал ее глубокому анализу, приведу важнейшие выдержки.

«Я хотел бы, товарищи, коснуться некоторых вопросов, которые либо не были задеты в речах, либо были задеты, но не были достаточно освещены». — Такими словами начал генсек свое выступление. Кратко обрисовав политические причины, в силу которых СССР был вынужден объявить Финляндии войну, далее Сталин подробно остановился на освещении вопросов, которые, как он подчеркнул, «специально касаются Красной Армии».

«Что же особенно помешало нашим войскам приспособиться к условиям войны в Финляндии? — бросил он в замерший в напряженном внимании зал и продолжил. — Мне кажется, что им особенно помешала созданная предыдущая кампания психологии в войсках и командном составе — шапками закидаем. Нам страшно повредила польская кампания, она избаловала нас. Писались целые статьи и говорились речи, что наша Красная Армия непобедимая, что нет ей равной <…>. С этим хвастовством надо раз навсегда покончить. Надо вдолбить нашим людям, начиная с командного состава и кончая рядовым, что война — это игра с некоторыми неизвестными, что там, в войне, могут быть и поражения. И поэтому надо учиться не только как наступать, но и отступать <…>.

Что мешало нашей армии быстро, на ходу, перестроиться и приспособиться к условиям, не к прогулке подготовиться, а к серьезной войне? <…>.

Помешали, по-моему, культ традиций и опыта Гражданской войны. Как у нас расценивали комсостав: а ты участвовал в Гражданской войне? Нет, не участвовал. Пошел вон. А тот участвовал? Участвовал. Давай его сюда, у него большой опыт и прочее.

Я должен сказать, конечно, опыт Гражданской войны очень ценен, традиции Гражданской войны тоже ценны, но они совершенно недостаточны. Вот именно культ традиций и опыта Гражданской войны, с которым надо покончить, он и помешал нашему командному составу сразу перестроиться на новый лад, на рельсы современной войны <…>.

Традиции и опыт Гражданской войны совершенно недостаточны, и кто их считает достаточными, наверняка погибнет. Командир, считающий, что он может воевать и побеждать, опираясь только на опыт Гражданской войны, погибнет как командир. Он должен этот опыт и ценность Гражданской войны дополнить опытом современной.

До сих пор настоящей, серьезной войны наша армия еще не вела. Гражданская война — это не настоящая война, потому что это была война без артиллерии, без авиации, без танков, без минометов. Без всего этого какая же это война?! Это была особая война, не современная. А мелкие эпизоды в Маньчжурии, на Хасане и Халхин-Голе — это чепуха, а не война».

Сталин откровенно сказал, что «культурного, квалифицированного и образованного командного состава» у нас практически нет. А если и есть, то единицы. «Не последний человек у нас товарищ командир, первый, если хотите, по части Гражданской войны опыт у него большой, он уважаемый, честный человек, а вот до сих пор не может перестроиться на новый современный лад. Он не понимает, что нельзя сразу вести атаку без артиллерийской обработки. Он иногда ведет полки на-ура. Но если так вести войну, значит, загубить дело, все равно будут ли это кадры или нет первый класс, все равно загубит. Если противник сидит в окопах, имеет артиллерию, танки, то он бесспорно разгромит вас… Мы говорим об общевойсковом командире… Нынешний общевойсковой командир, это не командир старой эпохи Гражданской войны. Все это можно сказать и о подготовке настоящих штабных командирах. Их у нас практически нет…

Такие же недостатки были в 7-й армии — непонимание того, что артиллерия решает дело. Все эти разговоры о том, что жалеть нужно снаряды, нужны ли самозарядные винтовки, что они берут много патронов, зачем нужен автомат, который столько патронов берет, что нужно стрелять только по цели — все это старое, это область и традиции Гражданской войны. Это не содержит ничего современного.

…Гражданские люди — я, Молотов — кое-что находили по части военных вопросов. Не военные люди специально спорили с руководством военных ведомств, переспорили их и заставили признать, что мы ведем современную войну с финнами, которых обучают современной войне три государства: обучала Германия, обучает Франция, обучает Англия…

А ведь что такое современная война? Интересный вопрос, чего она требует? Она требует массовой артиллерии. Кто хочет перестроиться на новый, современный, лад, он должен понять: артиллерия решает судьбу войны, массовая артиллерия…