На этом же заседании постановили снабдить миноносец № 267, не имевший боеприпасов, снарядами и торпедами.

Потемкинские 37-миллиметровые снаряды и торпеды не подходили к орудиям и аппаратам миноноски. Боеприпасы решили взять с «Георгия». Но когда около двух часов ночи за ними послали, кондукторы «Георгия» отказались дать снаряды и торпеды. Вначале они отговорились поздним временем и усталостью команды, а потом напрямую заявили, что никаких боеприпасов «Потемкин» от них не получит. Это было настоящим ударом для Матюшенко и его приверженцев. После этого отказа Дейнега и Безбах поспешили на «Георгий», чтобы найти управу на своих сверхсрочников. В помощь им туда отправились Кулик и вездесущий Фельдман. Главный же бузотер «Георгия» Кошуба остался на «Потемкине», требуя скорее выделить ему надежных людей. Своих сослуживцев Кошуба откровенно боялся и всю надежду возлагал на карательный отряд с «Потемкина», который привел бы в чувство колеблющийся «Георгий».

Тем временем кондукторы «Георгия», понимая, что теперь они в открытой конфронтации с мятежниками, собрались в кают-компании и выработали собственный план действий. Решено было утром завести корабль в Карантинную гавань и сдать его властям. Когда на «Георгий» прибыли Фельдман и Кулик, то остававшийся на «Георгии» за старшего матрос Дейнега сообщил им, что ситуация на броненосце сильно ухудшилось и команда выходит из повиновения. По воспоминаниям Безбаха, на «Георгии» было много матросов, призванных из запаса, у которых остались в Севастополе жены и дети. Все они не желали и слышать о какой-то революции, а желали идти в Севастополь. Дейнега предложил срочно арестовать всех кондукторов во главе с боцманом Кузьменко, но так как свои арестовывать не будут, нужны каратели с «Потемкина» и как можно скорее прислать «потемкинцев» для «укрепления» команды специалистами с «Потемкина».

А вот как ночует Фельдман на «Георгии Победоносце», по его же воспоминаниям: «Дейнека, мягко улыбнувшись, пожелал нам спокойной ночи. “А караул-то надежен?” — остановил его Кулик. “Да ничего ребята”, — не очень обнадеживающе звучал его ответ. Мы погасили свет. “Студент, а студент! — раздался из темноты голос Кулика. — Повсрнись-ка, не ровен час, штыком в живот пырнут”. Я лег на живот. Так действительно было спокойнее».

Утром 18 июня с «Потемкина» прислали новую агитационную команду в составе Березовского, врача Галенко, механика Коваленко, матросов Макарова и Скрсбнева для борьбы с контрой. Потемкинцев встретили откровенно враждебно. Возбужденные матросы не давали им даже выступать. «Трудно сказать, — писал впоследствии в своих мемуарах Березовский, — чем бы все это могло кончиться, но, увидев среди нас офицеров, часть матросов стала кричать: “Пусть офицеры скажут. Послушаем, господа, офицеров”. Доктор Галенко и тов. Коваленко протолкались вперед, и матросы сразу же стихли. Рабская психология перед авторитетом “начальства”, очевидно, была еще жива у многих, замуштрованных дисциплиной моряков». Первым выступил Коваленко. Он упрекнул георгиевцев в измене и призывал их поддерживать потемкинцев, доказывая необходимость революции. После его речи часть матросов «Георгия» выразила согласие продолжать борьбу вместе с потемкинцами. Но когда Коваленко спросил, что они хотят делать дальше, то услышал: идти в Севастополь и предъявить начальству свои требования.

Затем слово взяли сторонники возвращения в Севастополь. Они предложили подойти к Севастополю и вызвать вице-адмирала Чухнина для переговоров. Но когда их спросили, какие переговоры они собираются вести с адмиралом, то оказалось, что этого они не знают.

Пока матросы выступали и спорили, врач Галенко отошел к кондукторам и заявил им: «Я на “Потемкине” больше не могу, все равно меня там расстреляют», — и предложил заключить союз для борьбы с мятежом.

Намитинговавшись, матросы «Георгия» решили послать уже свою делегацию на «Потемкин» для совместного обсуждения дальнейших действий, а до тех пор ничего не предпринимать. Успокоенные делегаты «Потемкина» стали спускаться на катер. В этот момент к ним подошел боцман Кузьменко и заявил: «Наша комиссия к вам не поедет, ей там делать нечего. Мы все равно в 12 часов снимемся с якоря». Непонятно почему, но ни Березовский, ни Фельдман не отреагировали на слова георгиевского боцмана. Скорее всего, они просто проголодались, а на «Георгии Победоносце» их к столу никто не пригласил. Это была ошибка, и ошибка непоправимая. Из документов следствия известно, что с ними отправился и один из участников заговора, комендор Юрченко, чтобы узнать, заряжены ли орудия на «Потемкине».

Едва делегация успела вернуться и доложить о результатах поездки, как на «Потемкин» прибыла комиссия с «Георгия». Георгиевцы сообщили о положении на их броненосце. Обе комиссии решили арестовать кондукторов «Георгия» и перевести на него часть потемкинской команды. Затем георгиевцы вернулись на свой корабль. Вместе с ними отправилась очередная делегация «Потемкина», чтобы еще раз до приезда потемкинского караула убедить матросов в необходимость ареста кондукторов. Делегация состояла из 10 человек во главе с врачом Галенко. С ними вернулся на свой броненосец и Юрченко, известивший заговорщиков о состоянии боевой готовности «Потемкина».

Одновременно с выяснением отношений с «Георгием Победоносцем» потемкинцы направили делегацию и к командующему войсками для переговоров о покупке лекарств, перевязочных средств, провизии и угля. Генерал Каханов отказался удовлетворить требования матросов в угле и провизии, разрешив доставить в порт только медикаменты. Тогда потемкинцы заказали было провизию в селе Дофиновка под Одессой. Но казачьи патрули конфисковали провизию и не пустили матросов на берег.

Одновременно потемкинцы захватили в порту пароход «Петр Регир». На нем находилось более 100 тысяч пудов угля. «Наша команда, — вспоминал Березовский, — с такой поспешностью таскала мешки и ссыпала их, так дружно кипела работа, что едва ли что-нибудь подобное наблюдалось при грозном Голикове».

Около полудня к командующему войсками прибыла новая делегация с «Потемкина». Она потребовала освобождения арестованных накануне потемкинцев и доставки на броненосец провизии, угрожая в 21 час начать бомбардировку города. В документе говорилось: «Третьего дня (16-го июня), после похорон матроса Вакуленчука, не возвратились с берега трое наших товарищей… кроме того, в тот же день не вернулись с берега еще трое матросов, посланных нами в город за покупкой мяса… По имеющимся у нас сведениям, все эти матросы арестованы полицией и заключены под стражу. Ввиду этого мы требуем немедленного их освобождения и беспрепятственного возвращения на судно. Далее мы требуем:

1. Доставки для всей команды необходимой провизии, угля, воды и пр. запасов.

2. Освобождения из тюрем всех политических, как борцов за народное дело, за которое готовы сражаться и мы.

3. Немедленного очищения города от войск, передачи его во власть населения и свободного вооружения всего города.

4. Мы же после этого будем добиваться установления Народного Правления, как в городе, так и по всей России.

В заключение мы заявляем, что если хоть одно из наших требований не будет удовлетворено в течение 24 часов, то мы приступаем к бомбардировке города и захвату его… И тогда мы снимаем с себя всякую ответственность за невинные жертвы, — они падут на вашу зачерствелую совесть.

Команда революционной эскадры, состоящей из броненосцев — “Князь Потемкин-Таврический”, “Георгий Победоносец”, миноносца № 267 и госпитального судна “Веха”».

Если первый пункт еще был как-то реален для выполнения, то все другие были явной провокацией. Ни командир Одесского гарнизона, ни командующий Одесским округом эти пункты исполнить не могли. В воздухе запахло бомбардировкой.

Рано утром Матюшенко тайком ездил в город, якобы для посылки жене убитого им командира «Потемкина» тысячи рублей «в виде пенсии» (что само по себе уже кощунственно!), а па самом деле переговорить с местными солдатами о поддержке броненосца, собрать данные о положении в Одессе. Он успел переговорить с солдатами разных полков, которые якобы сообщили ему о своей готовности присоединиться к восстанию, если матросы продолжат бомбардировку и помогут солдатам. Но к каким полкам принадлежали эти солдаты Матюшенко так и не понял.