Доктор Паркс сложил салфетку и принял глубокомысленный вид.

— Нужно, пожалуй, поглядеть на нашего Братца Кролика, — заметил он, вставая и косясь на графин. Розалия перехватила этот взгляд.

— Думаю, мы можем позволить себе еще самую капельку, — сказала она и налила стаканы на три четверти. Пару минут они посидели в молчании, только Розалия непроизвольно рыгнула.

— Извиняюсь, — сказала она. — День нынче жаркий.

Они поднялись и, красные и осоловевшие, вышли из дома.

Филипп любовался кроликом. Он стоял перед клеткой на коленях, и лицо у него светилось таким обожанием, будто он возносит молитву.

— Филипп, дружок, — приторно улыбаясь, обратилась к нему тетя, — покажи доктору Парксу своего кролика.

Филипп наградил ее недоверчивым взглядом. Каждое ее слово он тщательно взвешивал про себя, чтобы обнаружить ловушку. Но кроликом он гордился и был не прочь им похвастаться. Он взял кролика на руки и подошел к доктору.

Доктор Паркс погладил зверька. Мех у кролика так и лоснился, глаза смотрели кротко он выглядел совершенно здоровым и довольным жизнью. Внезапно кролик перестал дергать носом и прижал уши к спине. Он тоже что-то увидел, но что он подумал о докторе, сказать трудно. Вероятно, он был занят, как гласит судебная формула при отказе отпустить обвиняемого под залог, in meditatione fugae.[32]

Тем не менее, к досаде миссис ван Бир, доктор Паркс не попросил взять кролика на руки.

— Как его звать? — осведомился он.

— Средний Ваштар, — громко отчеканил Филип.

— А? Как-как? Ну и ну, — заметил слегка ошарашенный доктор. — Значит, здесь-то и проживает его светлость? Позвольте взглянуть.

Он наклонился и осмотрел клетку. Она не блистала чистотой, но было бы страшным преувеличением утверждать, будто клетка находится в антисанитарном состоянии. Да и кролик явно пребывал в отменном здравии.

— Я бы сказал, — заметил он миссис ван Бир, когда они направились в дом, — из-за этого животного вам не стоит тревожиться. Судя по всему, с кроликом все в порядке. На всякий случай нужно хорошо почистить клетку. Но я не думаю, что от зверька можно подхватить инфекцию.

На лице миссис ван Бир было красноречиво написано, что она отнюдь не расположена расставаться со своими тревогами.

— Что ж, доктор Паркс, вам, конечно, видней, — сказала она плаксиво, — но я удивляюсь вашим словам. Он ласкает эту тварь — зарывается лицом в его мех, целует вонючку. От такого ему один вред, я уверена.

— Надо же, надо же; очень дурная привычка, — спохватился доктор Паркс, пытаясь исправить оплошность. — Филипп!

Мальчик опасливо подошел.

— Тебе нужно быть поосторожнее с кроликом. Как известно, мой мальчик, животные чистотой не отличаются. Ты можешь от него что-нибудь подхватить. Не прижимай его к себе, ни в коем случае не зарывайся лицом в мех, не целуй и вообще не ласкай. Не бери на руки сверх необходимого. Запомни, это очень важно. Если меня не послушаешься, смотри, как бы кролика не пришлось унести.

Лицо Филиппа исказила гримаса страха и ярости. Он, как пес, ощерил желтоватые зубы и убежал, ничего не ответив. Мальчик прекрасно понял, что против него замышляется.

Но Розалия вся сияла. Нужные слова были произнесены. Она не сомневалась, что Филипп снова начнет ласкать кролика. И тогда «по указанию доктора» она избавится от кролика.

V

Миссис ван Бир не пришлось долго ждать. Доктор приезжал во вторник, а уже в пятницу ей представился удобный случай. Розалия любила одевать племянника в желтый норфолкский костюмчик с короткими бриджами — во времена ее юности именно это носили примерные маленькие мальчики. Костюмчик она раздобыла с большим трудом: даже в сельском Девоне редко встретишь такую одежду. Она не знала, как ненавидит Филипп этот костюм, а если бы знала, это вряд ли что-нибудь изменило. Желтый цвет бросался в глаза, поэтому она в любую минуту могла заметить мальчика из окна своей спальни, в какой бы уголок сада тот ни забился. В этой спальне на втором этаже она просидела много часов, наблюдая за Филиппом — или шпионя, если вам так больше нравится. Утром в пятницу она заметила, как он украдкой взял кролика из клетки и убежал с ним в дальний конец сада, где спрятался за кустом рододендрона.

Розалия спустилась и вышла в сад, стараясь ступать как можно тише. Она на цыпочках подкралась к кусту и поглядела сквозь ветки. Филипп, крепко прижав кролика к груди, терся носом о мех и монотонно что-то не то напевал, не то декламировал. Сидя на корточках, он медленно раскачивался в такт гимну.

Понаблюдав за мальчиком несколько секунд, она ринулась на него сквозь куст, подобно нападающему носорогу.

— Филипп! — заорала она. — Как ты посмел ослушаться доктора? Он сказал, что, если ты хоть раз сделаешь такое, кролика придется убить. Это очень вредно. Сейчас же отнеси его в клетку. А с тобой я разберусь после.

— Неправда! — завопил мальчик. — Ничего он такого не говорил. Я ничего плохого не сделал.

— Отнеси его в клетку, — повторила она.

Филипп, надувшись, поплелся к дому и запер кролика.

За завтраком ему не шел кусок в горло. Возможно, его терзали дурные предчувствия. Миссис ван Бир не преминула истолковать это в выгодном для себя духе.

— Вот видишь, Филипп, доктор был прав. Он же говорил, что ты болеешь из-за того, что возишься с этой мерзкой тварью.

— Не говорил. Не говорил. Тетечка, пожалуйста, не делайте плохо моему кролику.

Тетечка промолчала.

После завтрака она отправила Филиппа полежать — чтобы набраться сил, как она объяснила. Выждала минут двадцать, затем тихо выскользнула из дома и направилась к клетке. То ли по неловкости, то ли от страха она чуть не упустила кролика; произошла довольно шумная схватка. Он опять ее укусил и поцарапал запястья, яростно отбиваясь задними лапами. Наконец она его ухватила и отнесла на кухню, где было прибрано и пусто, если не считать Ады, — миссис Родд дремала после ленча в комнате экономки.

— Ступай, Ада, мы тебя не держим, — сказала миссис ван Бир, вероятно, разумея под «мы» себя и кролика.

— Ой, — сказала Ада и вышла.

Миссис ван Бир рванулась к газовой плите, затолкала кролика в духовку, захлопнула дверцу и до отказа открыла газ; зажигать, однако, не стала.

С минуту она постояла, содрогаясь всем телом от какого-то непонятного возбуждения. Но тут Филипп — в нем проснулись самые страшные опасения — сбежал вниз и влетел на кухню.

— Тетечка, что вы делаете? Тетечка, где мой кролик?

— Тише, — ответила та злым голосом, — это для твоей же пользы.

С этими словами она, пихнув мальчика в грудь, отбросила его в коридор, захлопнула дверь и привалилась к ней всей тяжестью.

Кролик в духовке бился и сучил лапами. Быть может, он понял, что происходит, потому что испустил пронзительный вопль ужаса — тот самый, который кролики издают лишь под угрозой гибели. Филипп, рыдая, бился о кухонную дверь. Миссис ван Бир не давала двери открыться. Ее возбуждение возрастало, дыхание участилось, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лицо покраснело.

Кролик уже не бился.

Вопли Филиппа разбудили экономку. Миссис Родд, прибежала в тревоге.

— С нами крестная сила! Что случилось, малыш?

— Мой кролик, — рыдал Филипп, которому даже в этом отчаянном положении хватило сообразительности умолчать о тете. — Он там, внутри, и умирает.

— Господи! — произнесла миссис Родд, повернула ручку и решительно нажала на дверь. Миссис ван Бир никак не ожидала мощного напора со стороны взрослого человека и отступила.

— Прошу прощения, мэм, — произнесла, войдя, миссис Родд и добавила: — Боже правый! Мы все взлетим на воздух.

На кухне было не продохнуть от газа. Миссис Родд кинулась к плите и закрыла кран. Филипп открыл дверцу: кролик обмяк, глаза у него подернулись пленкой.

— Так было надо, — немного смущенно заявила миссис ван Бир.