Накопив силы, Ваня ползёт вперёд, оставляя за собой глубокую неровную борозду. Он ползёт до тех пор, пока не утыкается на нечто, похожее на бревно. Ваня смахивает снег и видит человеческую голову с залепленными снегом ртом и глазами. Он в ужасе откидывается назад. В это мгновение близко взрывается мина. Его тело взмывает в воздух, несколько раз переворачивается и падает на самый верх вновь образовавшейся снежной горы.

0x01 graphic

- Солдат, жив?

- Жи-ив, - порванным ртом тянет Ваня.

- Потерпи немного, всё будет хорошо, - говорит медсестра Нина и перекатывает окровавленного солдата на низкие носилки-волокуши, укреплённые на лыжах. Она впрягается в лямки и на четвереньках ползёт в сторону своих. Перед глазами Вани медленно ползёт свинцовое серое небо. Веки его тяжелеют и смыкаются...

Ваня лежит в кровати, накрытый белой простынёй. Над ним склоняется женское лицо.

- Очнулся? Вот и славно.

Ване знаком её голос. И лицо тоже кажется знакомым.

- Вот сейчас мы тебе голову немного приподнимем и попьём горяченького чайку с травками.

Её прикосновения приятны Ване. Он невольно улыбается. По вкусу напиток напоминает клюквенный морс, который Ваня попробовал на привале по дороге в пионерский лагерь "Заветы Ильича". Да, да! Ну, конечно же! Склонившаяся над ним женщина лицом очень похожа на девочку, с которой сидел в кузове грузовика.

От чая тепло разливается по всему телу и, достигнув живота, отдаёт резкой болью.

- Покричи, покричи, - говорит женщина, - легче станет.

Несмотря на боль, Ваня улыбается.

- Ничего, я потерплю. Спать хочется, - говорит он, будто извиняясь. - Сестра, можно спросить?

- Конечно.

- Я не чувствую своего тела, будто во мне весу нет никакого. Это нормально?

- После операции так всегда бывает. Это пройдёт. Спи, Ваня, спи.

Медсестра Нина отходит от кровати и смахивает слезу.

0x01 graphic

Каждое утро происходит одно и то же: баба Груша протирает ему лицо грязным, мокрым полотенцем и потчует белым, как мел, овсяным киселём. Самостоятельно ни умыться, ни поесть Ваня не может. Он - ампутант, без обеих ног и левой руки. Его единственная правая рука - плохо слушается и, кажется, потихоньку костенеет. Его лицо изуродовано шрамом - от уха до рта.

Они вдвоём живут на Ванину пенсию инвалида войны. Денег не хватает. Они часто голодают. Целыми днями Ваня лежит на кровати, баба Груша у окна вяжет новые носки, распуская старые. По вечерам Ваня вынужден слушать один и тот же рассказ старухи о жизни в деревне: о том, как по ночам их грабили свои же, называвшие себя партизанами, а на самом деле дезертиры, прятавшиеся в лесу и от немцев и от своих. И как она, не в силах терпеть такую поганую жизнь, в одночасье собрала пожитки и пешком ушла в Москву. И о том, как шла три недели, и как, встретив по дороге знакомую, узнала от неё, что в её деревню вошли поляки, загнали весь народ в сарай и всех пожгли за то, что оказывали помощь партизаном. Эти события оставили настолько глубокий след на умственных способностях старухи, что ни о чём другом она не могла ни думать, ни говорить.

- Поешь кисельку. Укусный! - говорит баба Груша чёрным беззубым ртом.

Ваня отворачивается.

- Тю! Вот дела! Не хочет!- досадует старуха. - Чем же прикажешь кормить? Денег то, почитай, рупь пятьдесят копеек осталось, а нам за свет надоть платить. Вчерась уж такой строгий мужчина с портфелем приходил, страсть! Не заплатишь, говорит, выгоним из хаты к чёртовой матери. А вдруг и вправду сгонят? Чё тады делать - ума не приложу. Поешь, Ванечка, надо, а то так и помереть недолго.

Баба Груша тянет ему ложку с киселём. Здоровой рукой Ваня бьёт по руке старухе. Ложка летит на пол.

- Ах, бесстыдник! Хулиган! - кричит старуха, но, увидав слёзы на глазах внука, меняет тон и начинает причитать. - Бедный, ты мой бедный, и папку тваво на войне убило, и мамка твоя безвестно сгинула, и сам ты убогий, никому не нужный. Что же теперь делать, внучёк? Надо смириться и жить, сколько отпущено вон там, - говорит старуха и пальцем тычет в потолок.

- Не могу! Не хочу! Уйди от меня! - сквозь зубы произносит Ваня.

- Что, ты? Что, ты?- не на шутку пугается старуха и быстро уходит в дальний угол комнаты.

Здоровой рукой Ваня сбрасывает с себя верблюжье одеяло и, перевернувшись, валится с кровати на пол. Будто нарочно он ударяется о деревянный пол головой.

- Мать моя, Пресвятая Богородица! Спаси и сохрани! - троекратно осеняет себя старуха и медленно подходит к неподвижно лежащему внуку.

- Ваня, Ванюша, ты чаво? Живой, что ли, аль нет?

- Что у вас тут происходит? - гремит голос, заставляя вздрогнуть старуху.

Оглянувшись, она видит соседку по бараку.

- Матвеевна? Напугала до смерти.

- Что у вас тут? - повторяет вопрос Матвеевна.

- Во, вишь, с кровати звезданулся прямо головой - хрясь! Почитай который раз уже так. Живой, чи нет?

, - "Чи нет", дура старая, - говорит женщина и бросается к Ване.

Она берёт на руки невесомое тело, укладывает на кровать и укоряет старуху:

- Внука могла бы помыть. От него воняет незнамо как.

- Дык, как же мне одной-то осилить?

- Умолкни, старая. Ваня, Ваня, ты как, милый? - спрашивает Матвеевна, гладя его по голове.

Ваня открывает глаза.

- Вот и славно, - радуется Матвеевна. - Ты чего, чудак, задумал. Выброси это из головы. Я мужнину каталку принесла, как обещала.

Баба Груша догадливо охает:

- А твоему больше не нужна? Всё?

- Отмучился мой Гриша. Слава Богу.

Женщины крестятся. Матвеевна смахивает слезу.

- Теперь каталка твоя. Будешь ездить, куда захочется. Познакомишься с кем-нибудь. В Измайловском парке вашего брата, инвалидов, тьма тьмущая. Друзёй там заведёшь. Жизнь, глядишь, и наладится. Слышь, чего говорю, Вань? Рано тебе умирать.

- Слышу. Спасибо, - равнодушно отвечает Ваня.

0x01 graphic

Начальник Первомайского отделения милиции майор Левдиков несётся по коридору, сбивая встречных. Ему доложили, что в его кабинете дожидается какая-то важная шишка, скорее всего, из органов государственной безопасности. Действительно, в своём кабинете и, более того, в своём кресле, он видит мужчину в гражданской одежде, рассматривающего одну из папок, лежавших на столе. Ежу понятно - обычный гражданин не посмеет усесться в кресло начальника районного отделения милиции и столь нагло рыться в чужих бумагах.

- Левдиков, где тебя черти носят? - гремит, хорошо поставленным голосом мужчина. При этом на хозяина кабинета он даже не смотрит.

- Так ведь, обход у меня. На обходе был.

- А почему на столе бумаги секретные держишь? Тебя бдительности не учили?

- Виноват, торопился, - мямлит Левдиков, - Больше такого не повториться, товарищ...?

- Полковник Терехов, - представляется мужчина и направляет тяжёлый взгляд на Левдикова. - Бардак на твоём столе, майор, вполне объясняет причину того, что творится на вверенном тебе участке.

Сердце майора Левдикова, воевавшего и не раз находившегося на волоске от смерти, затрепетало и куда-то провалилось.

Полковник продолжает:

- По вверенным тебе улицам косяками ползают инвалиды. Они собираются в Измайловском парке, пугая и портя настроение советским труженикам. Короче, там..., - мужчина тычет пальцем в потолок, - этим страшно не довольны. Твои инвалиды умаляют значимость нашей победы над фашизмом. Вопрос, так сказать, политический. Даю тебе ровно сутки для того, чтобы собрать всех калек, повторяю - всех до единого и доставить их в северный речной порт. Там для них приготовлены баржи. Задача ясна?

- Ясна, но товарищ полковник, за сутки никак не успеть. Только оформление документов займёт не меньше недели.

- Майор, вы - идиот или только прикидываетесь?

...............................................................

Позже Левдиков вспомнил, откуда ему знаком парализующий взгляд полковника Терехова. Они учились в одной школе. Лёха Терехов держал в страхе всю школу: отнимал ценные вещи и деньги; издевался над ребятами, частенько бил их. Левдиков до сих пор помнит унижение, которое он испытывал, катая Лёху Терехова на своей спине.