Это означает, что он был допущен к вступительным экзаменам (если сдавал) и зачислен в институт без предъявления основополагающего документа, дающего право на поступление в высшее учебное заведение. Одно это свидетельствует о многом.

Но диплом благополучно получен, появился молодой специалист — юрист-международник, референт-переводчик по США. Можно себе представить уровень его знаний международного права, страноведения и английского языка. После продолжительного отдыха, до марта 1951 года, он опять приближается к морской стихии. С этой даты до апреля 1953 года Носенко служит старшим переводчиком начальника разведки 7-го Военно-морского флота в г. Совгавань, а затем переводчиком 7-го морского разведпункта 4-го Военно-морского флота.

Похоже, призвание наконец определилось, надо подаваться в разведчики. Однако согласно строгим инструкциям Управления кадров оформление кандидата могло начаться только после прохождения им Центральной военно-врачебной экспертной комиссии (ЦВВЭК) и ее заключения о его годности по состоянию здоровья для оперативной работы, а Носенко за период службы в ВМФ длительное время находился на излечении в туберкулезном санатории Центральной поликлиники Санитарного управления Кремля. Но нет преград, когда есть номенклатурный папа — министр и член ЦК КПСС.

7 апреля 1953 года младший Носенко по личному указанию заместителя министра внутренних дел генерал-лейтенанта О-ва в срочном порядке, без соответствующего оформления и прохождения ЦВВЭК был зачислен на должность оперуполномоченного отдела «Р» Первого главного управления МВД СССР со следующей формулировкой: «Учитывая, что т. Носенко Ю.И. имеет высшее образование, владеет английским языком, по работе в настоящее время характеризуется положительно, считаем возможным оформить его в органы МВД в соответствии с существующими положениями».

В мае 1953 года Носенко становится контрразведчиком. Очевидно, как «специалиста по США», его назначают оперуполномоченным 1-го отделения (американского) 7-го отдела Второго главного управления.

Но даже в рамках суровой внутренней дисциплины Лубянки Носенко остается верен себе. Ровно через год на него накладывается взыскание, подписанное начальником главка: «За использование оперативных документов в личных целях лейтенанта Носенко арестовать на 15 суток без исполнения служебных обязанностей». «Документы прикрытия» он всего-навсего использовал для прикрытия последствий своих любовных похождений, нанесших ущерб его здоровью. Каждый из совершенных им проступков по тем временам означал для простого смертного увольнение из органов. Но Носенко не был простым смертным.

Спустя два с половиной года, 31 июля 1962 года, его назначают заместителем начальника 7-го отдела. Я специально обращаю внимание на дату. Судя по всему, при этом назначении руководство не учло его новый «американский» опыт — предательство в июне в Женеве и начало сотрудничества с ЦРУ.

Посмотрим, а как обстояли дела со здоровьем? В марте — апреле 1960 года находился на лечении в Первой больнице Четвертого главного управления Министерства здравоохранения СССР (бывшего Санупра Кремля) с тем же диагнозом, с которым был зачислен в спецслужбу: «Туберкулез легких. Фиброз правой верхушки с буллезными вздутиями и плотными очагами. Легочные кровотечения».

В сентябре 1962 года, уже после вояжа в Женеву, проходил обследование у фтизиатра. Диагноз: «Неактивные ограниченные старые фиброзно-очаговые изменения в легких в фазе уплотнения». Что-то явно благотворно сказалось на улучшении здоровья — то ли женевский климат и новые знакомства там, то ли назначение на большой руководящий пост. Возможно, и то и другое.

В декабре 1962 года он снимается с диспансерного наблюдения как «практически здоровый».

Чтобы совершить такую головокружительную карьеру, как у этого гипотетического «кандидата на подставу», всего за девять лет работы, нужно было иметь или семь пядей во лбу, или «мохнатую лапу» на самом верху. Если первое не наблюдалось, то второе работало безотказно. Может возникнуть вопрос: чем была вызвана чехарда с его перемещениями из отдела в отдел? Этому есть простое объяснение. Для служебного роста необходимы свободные должности, вот его и перебрасывали в другое подразделение с повышением на освободившиеся должности или под освобождающиеся в ближайшее время.

Итак, поднят один пласт биографии «кандидата», по которому можно судить о его общеобразовательном и профессиональном уровне. Хотя картинка получается довольно красочная, делать общее заключение рановато. Нужно еще посмотреть, каким он виделся окружающим — своим близким, соседям по месту жительства, сослуживцам.

Первое слово самому близкому человеку — матери Носенко, Тамаре Георгиевне. Из ее свидетельских показаний в 1964 году:

«Вопрос. Что вам известно об обстоятельствах поступления Носенко Ю.И. в органы госбезопасности?

Ответ. По этому вопросу я ничего показать не могу. Каким образом мой сын Юрий поступил в органы госбезопасности, я не знаю. Об этом разговоров с моим мужем не было. Я помню, муж говорил, что наш Юра выпивает и не имеет права работать в органах. Там работают люди кристально чистые. Судя по этим словам мужа, я уверена, что он, так же как и я, не содействовал Юрию в поступлении в органы госбезопасности».

Лукавит Тамара Георгиевна, но как не понять сердце матери!

Чуть ранее в своих показаниях она признавала, что «известны отдельные случаи недостойного поведения моего сына на нашей даче».

А вот выдержка из выступления адвоката в судебном заседании. Ему была предоставлена возможность детально ознакомиться с материалами уголовного дела и, естественно, с биографией его подзащитного: «С 15-летнего возраста Носенко, по существу, поощрялся матерью, а иногда и отцом не по заслугам и воспитывался в духе безнаказанности. Благодаря высокому положению отца Носенко легко прошел по жизни. Возникает недоумение, как только его могли взять на работу в органы КГБ».

Ответ присутствует в том же фрагменте выступления — именно «благодаря высокому положению отца».

В мае 1961 года, когда Носенко занимал уже третью ступеньку служебной лестницы — был заместителем начальника отделения и воспитывал подчиненных, — соседями по месту жительства он характеризовался «исключительно с отрицательной стороны, как человек опустившийся и злоупотребляющий спиртными напитками».

В том же 1961 году один из сослуживцев, полковник Л., характеризовал Носенко «как избалованного условиями жизни человека, ведущего себя в отделении высокомерно и грубо, игнорировавшего распоряжения начальника отделения, склонного к употреблению спиртных напитков. Компанию Носенко всегда стремился поддерживать с людьми, занимающими соответствующее положение.

Вербовку иностранцев проводил на компрометирующих материалах, так как для осуществления их на идеологической основе он недостаточно подготовлен».

Вот что показал сотрудник КГБ, находившийся вместе с Носенко в 1962 году в Женеве в составе делегации по разоружению: «Носенко был мало занят на работе. В вечерние часы свое отсутствие объяснял мне встречами с агентурой. Приходил в гостиницу, как правило, в 10–11 часов вечера. Днем в город выходил редко. Был или в представительстве, или на заседаниях. Ко мне, как работнику Первого главного управления, интереса не проявлял. После возвращения в Москву он сказал, что будет назначен заместителем начальника отдела».

Об этом же периоде дает показания другой сослуживец Носенко: «Примерно с лета 1962 года я заметил, что Носенко был часто чем-то возбужден, и, как потом стало известно, это было вызвано тем, что он рассчитывал занять вакантную должность заместителя начальника отдела. Он был часто неуравновешен и иногда без причин кричал на оперработников».

Можно предположить, что не только жажда очередного повышения вызывала его «неуравновешенность», но и страх, появившийся после совершенного в Женеве предательства.

Вновь предоставлю слово Леониду Ивановичу Ефремову: «В главке все хорошо знали, что Идол имел основательную «подпорку». Его отец Носенко Иван Исидорович, министр судостроительной промышленности, был любимцем Сталина, а Сабуров дал клятву отцу быть его покровителем.