— Нажми на кнопку — так пластинку не снимешь! — не выдержал Гришневич.
Игорь нажал кнопку и отодвинул пластинку. Набрав «17 352», он задвинул пластинку на место, заблокировал ее повторным нажатием кнопки и неожиданно, потеряв равновесие, облокотился локтем на кнопку сброса шифра. Раздался характерный предательский щелчок. Это не укрылось от Гришневича, внимательно следившего за курсантом, и сержант недовольно спросил:
— Что — кнопку сброса нажал?
— Не знаю… Вроде бы нет, — попытался обмануть Игорь.
— А ну открой пластинку, посмотрим на шифр, — потребовал сержант.
Делать было нечего, и Игорь уныло отодвинул пластинку, увидев за ней ряд из пяти нулей.
— Все же нажал?! Меня не проведешь — я слышал. А представь, Тищенко: в бою каждая минута дорога, а ты точно так же собьешь шифр — попробуй потом вновь набери. На это не меньше минуты надо затратить… А в это время бой, командование передает какую-то важную телеграмму. А ты ее не принял. Внимательнее надо работать, Тищенко. Теперь жди, пока еще кто-нибудь сработает на соседнем аппарате. Стопов!
— Я!
— Готовь соседний аппарат к работе.
— Есть.
Стопов проделал все то же, что и Игорь, но шифр заложил наоборот: «25 371». Получалось у Стопова не слишком гладко, но все же немного лучше, чем у Игоря.
— Видишь, Тищенко — Стопов лучше тебя сработал, — заметил сержант.
«Да уж — лучше, как же. Стопов после меня работал и успел весь порядок действий еще раз посмотреть. Да и на положение тумблеров и клавиш на моем аппарате косился», — подумал Игорь, но ответил предельно лаконично:
— Так точно.
Стопов подготовил аппаратуру к приему и передаче и оба курсанта сели к телеграфным аппаратам.
— Что вы ждете? Работайте! — торопил Гришневич.
— А что передавать? — растерянно спросил Игорь.
— Что хочешь.
«Передаю, что хочу», — не долго думая, отпечатал Тищенко. В тот же миг в аппарате Стопова поползла лента, и он прочитал то, что передал Игорь.
— Получил? — спросил сержант у Стопова.
— Так точно.
— Теперь отвечай, что принял.
«Приняв», — послушно отпечатал Стопов.
— Ну что? — спросил Гришневич у Тищенко.
— Тоже получил, только что-то «принял» у меня «в» на конце отпечаталось. Может аппарат неисправный?
— А ты, Стопов, как напечатал?
— Ой — виноват, я «в» напечатав.
— Ты прямо как говоришь, так и пишешь. Будь внимательнее.
Все засмеялись над Стоповым, а Гришневич сказал Игорю:
— Передай ему, что допущена ошибка.
— А как?
— Обычно связисты печатают три раза: «ДЛБ, ДЛБ, ДЛБ!»
«Дол…б», — догадался Игорь и весело напечатал три раза понравившийся ему сигнал.
Глава двадцать первая
В наряде по штабу
Сашин делится с Тищенко своим опытом несения наряда по штабу. Очередные письма от Бубликова, Славика и Гутовского. Тищенко с трудом уговаривает Лупьяненко сходить в «чепок», а потом сам отказывается. Почему в прапорщика Бурятова (он же — Койот) бросались сапогами. Тищенко едва не проспал момент, когда из наряда можно идти в казарму… спать. Игорю понравилось гулять ночью. Скоро присвоят первых ефрейторов.
Сегодня у Игоря было хорошее настроение — во-первых, тело, только что чисто вымытое в бане, дышало свежестью и казалось каким-то легким и особенно энергичным, а, во-вторых, Гришневич поставил Тищенко в наряд по штабу. В наряд Игорь попал из-за того злополучного подворотничка, но был рад, что на этот раз довольно легко отделался. Среди курсантов наряд по штабу считался самым легким и не слишком обременительным. Не случайно почти все свои наряды Сашин провел в штабе. Правда, Тищенко еще ни разу не был в таком наряде, но верил в то, что ничего сложного ему не предстоит. Во-первых, он заступал в наряд по штабу один — без сержанта, и это тоже было немаловажным плюсом. Игорь знал, что кроме него в наряд заступали сержант и рядовой из бригады, но в их ведении был второй этаж, а у Игоря — первый. Так что бригадного сержанта можно было особенно не опасаться. О будущих обязанностях Тищенко Гришневич высказался коротко и лаконично:
— Будешь делать все, что тебе прикажут. И чтобы никаких самовольных отлучек! В столовую пойдешь в положенное время и будешь есть за столом наряда. До двух ноль ноль ночи будешь находиться в штабе. С двух до пяти утра можешь спать в казарме. В шесть ноль ноль снова должен быть в штабе. В девятнадцать ноль ноль тебя сменят.
Такое пояснение не совсем удовлетворило Игоря, и он решил расспросить обо всем поподробнее у Сашина:
— Слушай — я сегодня дневальным по штабу заступаю.
— Я слышал.
— Так вот: я ведь первый раз заступаю… Расскажи мне, что и как там нужно делать?
— Ничего особенного… Днем в основном будешь у тумбочки на лестнице стоять и честь офицерам отдавать. Смотри, чтобы книжка учета дежурств не пропала, она должна в тумбочке лежать! Когда будешь принимать наряд, обязательно проверь, на месте она или нет. Может, пошлют куда-нибудь, так сходишь. Это даже интересно — лучше, чем целый день на темной лестнице торчать. Перед сдачей дежурства надо вымыть лестницу, пол в коридоре, умывальник и туалет. Так что часов в пять можешь уже начинать, а то не успеешь. Купи себе в «чепке» печенья и конфет.
— А что — там можно их есть?
— Можно, почему нельзя? Только, конечно, не на виду у офицеров.
— А ночью тоже надо стоять?
— Нет. Ночью надо быть в коридоре. Там есть стулья — на них можно сидеть. Где-то в половине второго можешь идти спать в казарму.
— Гришневич сказал, что в два.
— Пока дойдешь и ляжешь, как раз два и будет. Чего зря время терять! Да и в штабе спать можешь — только смотри, чтобы дежурный по части не засек.
— А что — он приходит?
— Иногда приходит часов в двенадцать, когда сам еще не спит. Дежурные с бригады на ночь не остаются, но на втором этаже часовой у знамени стоит. Его через каждые два часа сменяют. Вот, пожалуй, и все.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил Игорь Сашина и принялся готовиться к наряду.
Принесли письма. Игорю пришло сразу три и Гришневич, узнав об этом, выхватил письма из рук Шороха и потребовал у Тищенко:
— Танцуй, а то не отдам!
Игорь хотел быстрее получить письма, но танцевать стеснялся. Все же Тищенко боялся рассердить сержанта, поэтому несколько заискивающее сказал:
— Товарищ сержант, я не умею.
— Танцуй, как умеешь.
— Я вообще не умею. Честное слово!
— Ладно, бери. В следующий раз посмотришь, как другие танцуют и сразу долг отдашь, — смиловался Гришневич и протянул Игорю письма.
— Есть отдать долг! — радостно ответил Игорь, взял письма и сразу же посмотрел на обратные адреса.
Письма пришли от Бубликова, Гутиковского и из дома от Славика. Немного поколебавшись, Игорь вначале распечатал письмо от Бубликова — это было первое письмо из института. Бубликов исписал целых три листа, и это было приятной неожиданностью:
«Здравствуй, Игорь!
Как-то странно, что я пишу письмо солдату, странно, что ты солдат. Знаешь, больше всех удивлялся, что тебя взяли в СА СССР, Черноусов Витя. Я ведь жил с ним в одной палатке. Так он часто спрашивал, как, мол, там этот, самый маленький? Я говорил, что хорошо.
Получил два твоих письма. Молодец, что пишешь. У меня все нормально. Нового ничего нет. Я даже не знаю, что писать. Я лучше кратко изложу то время, с тех пор, как я тебя не видел.
Ну что ж — проводили ребят в армию. Некоторое время девчонки посплетничали, кто с кем ходил, но помаленьку все это забылось (или надоело). Я маячил из города в лагерь, а из лагеря — в город. И поэтому начались осложнения с моим куратором Чубук Р.В. Но это ерунда. Она все-таки зачла ботанику на «хорошо». После того, как вы ушли в армию, я перешел в палатку к Рыжикову. Ну, скажу я тебе — там такой бардак! Вообще интересно там люди живут. Знаешь, приезжаю я утром в понедельник в лагерь, захожу в свою новую палатку… Ты читай и представляй — интересно сейчас бы на тебя посмотреть. Ну, так вот: утро, довольно пасмурно, птички поют, накрапывает легкий дождь. Захожу я в свою новую палатку. В палатке полумрак. Сначала я не увидел ничего примечательного, затем посмотрел на постель, а там, понимаешь… тысяча и одна ночь. Я так и оцепенел, а мне еще так спокойно говорят: «Что ты, Бубликов, рисуешься?» Я что — я ничего. Я что… Я бочком, бочком и к выходу. Ну, короче, это были девчонки. В палатке были неоднократные пьянки, а один раз… Что было один раз, я оставлю на потом. Понимаешь, Игорь, я, как говорится, слишком много видел и не хочу называть имена. Ну, ты сам понимаешь — письма — ведь ненадежная, поэтому ты сам догадывайся, а это нетрудно: что, чего и как. А так я живу довольно неплохо. Да, Гончарова Наташа, кстати, я с ней вместе работаю на зоологии, провожала своего милого Алексеевича на вокзале. Видела Шалко и еще кого-то узнала. Итак — кто куда ушел из наших рядов. Перечисляю по порядку: 1.Тищенко И. в связь в Минск, 2. Шалко А. в ВВС в Уфу, 3. Висунов А. Отец забрал к себе на Дальний Восток, 4. Алексеевич А. в Минске в противотанковой артиллерии (Гончарова ездила к нему на присягу), 5–6. Хотицкий Н. и Денисов И. Оба в ГДР (в какие войска — не знаю),7. Лещицкий Н. Уже прислал первые письма. Служит где-то под Ленинградом в морской авиации. Все боялись, что в Морфлот на три года, но он будет служить два. Повезло — попал в какой-то ансамбль, 8. Ромашевич И. Куда он попал, я забыл. Кажется все.
Вот так и жили. Дрова приходилось без вас за троих колоть, тоже нелегко. Впрочем, по сравнению с тобой я в раю. По зоологии у меня руководителем Яша — чем не жизнь, я тебя спрашиваю?! Правда, я здесь похудел: одеваю штаны, а они спадают. Что у меня еще нового? Проводил друга в северную экспедицию. Я, в общем-то, в группе был самым ценным человеком — приходилось по всем болотам и деревьям лазить за всякой дрянью. Во вторник лагерь снялся и тю-тю. Через четыре дня были экзамены и теперь полная лафа — каникулы. Да, еще одна новость: Браславский, Рыжиков и Муравский получили выговор за распитие спиртных напитков и за несоблюдение лагерного режима. А трех девчонок со второго курса вообще из лагеря выгнали. Выговор также был и бывшей нашей палатке, где потом жили (когда мы ушли) девчонки из 13 гр. моей подгруппы за то, что впустили ночью пьяного тракториста, ну и дальше в таком же духе. В лагере был и прощальный ужин. Практика запомнилась!
Не знаю, чего делать на каникулах. Ты, конечно, старайся попасть после учебки поближе к Витебску.
Напиши, что знаешь о наших пацанах. Ты извини, что я пишу о себе, да о себе, просто писать больше, собственно, не о чем. Знаешь, я пишу так, как беседовал бы с тобой, будь ты сейчас рядом со мной. Говорят, что первые месяцы службы самые трудные… Ты там не падай духом и, что бы ни случилось — держи себя в кулаке. Я в свою очередь постараюсь тебе почаще писать и еще кое-что попробую, если получится. Ну что, Игорь — я вроде бы все написал, а расставаться с тобой не хочется. Я не скажу «До свидания», а просто — до следующего письма. Держи себя в руках и все будет хорошо. Надо это пройти, надо!
Это первое письмо и я в нем никаких спортивных, мировых и т. д. проблем не поднимал — все это будет в следующих письмах.