— Оставьте нас. — Элис де Вестон, сидя на простом деревянном стуле, выпрямила спину, и атмосфера в тесном помещении гостиничной комнаты сделалась формальной как в парадном зале Вестминстерского дворца.
Разговоры и смех затихли. Закончив пересчитывать крошечные пальчики на ручках и ножках племянника, Джейн передала младенца Солей, и сестра, бросив на нее полный сочувствия взгляд, вместе с мужем вышла из комнаты.
Сцепив руки за спиной и расправив плечи, она вновь посетовала, что не нашла возможности вымыться и переодеться. Хотя, возможно, так даже лучше. Так сразу видно, что за последние пять месяцев она сильно изменилась.
В очаге тихо трещали поленья. Сквозь приоткрытые ставни доносились голоса студентов, которые о чем-то дискутировали, проходя по улице. Вкрапления латинских фраз смешивались с пронзительным гоготом гусей и вонью лошадиного навоза.
— Ты, наверное, ждешь объяснений.
Едва заметный кивок.
Джейн попыталась привести мысли в порядок, дабы не удариться в эмоциональную женскую болтовню, но и не свести разговор к сухому мужскому изложению фактов.
— Однажды меня спросили, какой женщиной была моя мать, — начала она. — Я сказала, что ты была сильной. И мне ответили, что в этом я на тебя похожа.
Мать слегка улыбнулась.
— Если я и была сильной, то по необходимости. Не скажу, что мне это нравилось. Или что это было легко.
Теперь самое сложное.
— Я убежала, потому что испугалась. Испугалась того, что не справлюсь, что вместо помощи причиню Солей вред. Но за время, проведенное среди мужчин, я кое-чему научилась. Теперь я умею действовать невзирая на страх.
— Расскажи, чему еще ты научилась. — Интонация была теплее, чем она ожидала.
— Я хотела научиться защищать свое. Чтобы никто, ни при каких обстоятельствах не мог у меня этого отнять — ни чужие люди, ни муж, ни… — Она запнулась, не зная, как назвать короля. — Я думала, что этого можно добиться, если жить в обличье мужчины.
— Теперь ты так не думаешь?
— Теперь я знаю: то, что нельзя отнять, находится внутри меня.
— Солей сказала, в твоей жизни появился мужчина.
Опустившись на пол у ног матери, она рассказала о Дункане все — от момента их встречи на дороге и до вчерашнего дня, когда он от нее отгородился запертой дверью. Когда она закончила, в комнате воцарилась тишина. После долгого молчания мать проговорила:
— И ради него ты готова на все. Даже на то, о чем раньше не могла и помыслить.
— Да! — Мать поняла ее. Джейн затопило невероятное облегчение — будто река вырвалась из оков зимнего льда. Неужели мать тоже когда-то любила?
— Ты думала, я не дам вам своего благословения?
— А ты дашь его?
— Если вы будете достаточно убедительны.
Ни «да», ни «нет».
— Кто еще должен дать согласие?
— Король. Впрочем, он едва ли станет возражать. С тех пор, как Солей вышла замуж, многое изменилось.
— Значит, из-за моего происхождения королю будет не все равно?
Мать кивнула.
— А что твое происхождение значит для тебя?
Из-за Дункана оно стало досадной помехой. Но матери лучше об этом не говорить.
— Раньше мне казалось, что, будь я мужчиной, то королевская кровь распахнет передо мной все двери. Но, познакомившись с королем, я поняла, что он обычный человек. Причем далеко не такой смелый и благородный, как тот, кого я люблю.
— Джейн, пора тебе узнать одну вещь.
Она озадаченно склонила голову набок. Глаза матери прятались в темноте.
— Какую?
Мать взяла ее за плечи.
— Королевской крови в тебе не больше, чем во мне.
— Но как… — И что важнее всего: — Но кто тогда…
— Твоим настоящим отцом был мой муж.
Уильям де Вестон. Не человек, а тень, смутное воспоминание, в отличие от яркого образа короля, этого постаревшего льва, который часами держал ее на коленях.
— А Солей…
— Тоже.
— Но почему… — Ее мысли смешались. До смерти короля она и в глаза не видела этого так называемого отца.
— По тем же самым причинам, которые понуждают тебя отдать свою жизнь человеку, от которого другие отказались бы. Потому что я любила его и хотела подарить ему чувство, в котором он очень нуждался. Уверенность в том, что он по-прежнему мужчина.
Стареющий король понимал, что его величие неумолимо клонится к закату, но дети, живое доказательство его мужественности, поддерживали в нем жизнь.
Вот и Дункан перестал считать себя полноценным мужчиной и боялся унизить себя, опершись на ее женское плечо.
— Я должна вселить эту уверенность в Дункана. Но как?
— Ответ на этот вопрос ты должна отыскать сама.
И как можно скорее.
— Почему ты не открыла правду сразу после смерти короля?
— Я не хотела лишать вас возможности гордиться своим происхождением.
И она им гордилась до тех пор, пока не обрела силу в себе.
— Но Солей ты все-таки рассказала.
— Она узнала случайно во время судебного разбирательства.
Пикеринг. Она задрожала как перед бурей.
— Мама, ты должна знать еще одну вещь. Дункан дружит с сэром Джеймсом Пикерингом. — Мать молчала, и Джейн прибавила: — Солей боится, что ты не разрешишь мне выйти за друга своего врага.
— Вот, значит, как? — Мать усмехнулась. — За что же мне обижаться на хорошего законника, который всего лишь добросовестно выполнял свою работу? Не Пикеринга и не Джастина нужно винить за то, что мы потеряли дом. Я одна виновата в этом и больше никто.
— Ты?
— Если бы я не отказалась признать вас дочерьми Уильяма, то дом, вне всякого сомнения, оставили бы за вами.
Значит, не мужчина виновен в том, что они все потеряли, но женщина.
— Наверное, зря я скрывала от вас правду, — горько проговорила мать. — Но кроме гордости за отца мне нечего было вам дать.
— Думаю, сейчас все это не важно. — Все, кроме Дункана.
— Что значит — не важно? — резко, с обидой спросила мать.
— Прости. Я не то хотела сказать…
Мать только махнула рукой и со вздохом прикрыла глаза.
— Как странно… Всю жизнь терзаться из-за вещей, которые казались необычайно важными, и в конце концов понять, что смысла в них ни на грош.
Для всех, кроме матери и покойного короля.
Огонь в очаге погас. Сквозь щели в ставнях темнело зимнее небо, разрезанное серебристым серпом месяца.
— Эдуард был бы счастлив назвать тебя своей дочерью.
Мать крепко сжала ее плечо, и Джейн улыбнулась.
— Приведи его ко мне. Если он окажется стоящим человеком, я не стану чинить вам препятствий. Взаимная любовь это слишком ценный дар, чтобы ею разбрасываться. Что толку о того, что когда-то давно я была богата. Счастье соединить возлюбленного и мужа в одном человеке не купишь ни за какие деньги.
Джейн обняла ее, бормоча слова благодарности.
Но ей предстояло преодолеть самое серьезное препятствие.
Упрямство Дункана.
Возвращаться в общежитие было поздно, и она осталась на ночь в гостинице, где наконец-то вымылась и сменила одежду. Тунику и шоссы она отдавать не хотела, памятуя о том, что они понадобятся для возвращения в общежитие, но Солей умела быть настойчивой.
— Просто примерь. — И она вручила Джейн одно из своих платьев. А потом, спрятав потрепанное мальчишеское одеяние, распутала гребнем ее светлые кудри, пощипала щеки и надушила розовой водой. — Смотри, какая ты прелесть.
Она и впрямь преобразилась точно по волшебству, и все-таки не могла отделаться от ощущения, что это очередной маскарад. Красивое платье, тонкий аромат розы — все было чужое. И не женщина, и не мужчина, она чувствовала себя каким-то гротескным гибридным существом, похожим на тех, что часто рисовали по полях Псалтыри. Наполовину люди, наполовину животные, они были изгнаны из мира людей и обречены жить на далеких пустынных землях.
И все же у нее щемило сердце, когда она брала на руки малыша или подмечала, с какой любовью Джастин улыбается жене, когда думает, что никто не видит. Как нежно он обнимает ее за плечи, а та отвечает на ласку, прижимаясь к его ладони щекой.